Дизайнер обложки Ольга Третьякова

© Х. Д. Раш, 2017

© Ольга Третьякова, дизайн обложки, 2017

ISBN 978-5-4490-0812-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1

Али стоял на вершине горы и созерцал бескрайние горные долины, испещренные глубокими ущельями, на дне которых стремительно, с волнующим шумом, извиваясь и сильно, в такт дующим ветрам, шипя, куда-то вдаль мчалась горная речушка с шероховатой поверхностью. По правую сторону от него, за дальней горой, неспешно, за день сияния подуставшее, опускалось багровое солнце. Он стоял на краю крутого обрыва, весь озаренный желто-красными лучами уходящего в покой небесного светила. Прохладный ветер обдувал его лицо, играючи трепля челку его недлинных волос. Али впитывал спокойствие, исходящее от окружающего вида, и ему на душе было хорошо и спокойно. Но вдруг из-под небесного свода, нарушая гармонию момента, послышался какой-то неприятный, стремительно нарастающий рокочущий шум. Внезапно встревоженный Али, задрав голову, стал нервно оглядываться по сторонам неба, в мыслях причисляя из безмятежности его вырвавшие звуки то ли военным вертолетам, то ли реактивным боевым самолетам – или же, что вернее, и тем и другим. Но ничего не было видно, а шум все усиливался, отчего становился более тяжелым и невыносимым. Окружающий вид прекрасных горных пейзажей с залитыми нежным цветом солнца кронами деревьев, зеленых альпийских склонов и крутых каменистых утесов резко начал меняться и принимать какие-то странные, искаженные формы: горы поплыли и выровнялись, шум ветра и речки совсем исчез, и вокруг внезапно стало совершенно темно. И лишь противный поднебесный рокот звучал все сильнее и сильнее.

Али резко открыл глаза, и только спустя секунды его разум смог оценить реальность. Противный звук, приписываемый им во сне военной авиации, на самом деле исходил от будильника, поставленного им на утреннюю молитву в 6:30.

Быстро вскочив с постели, он подбежал к стулу в дальнем углу комнаты (поставленного им вдали от кровати с той целью, чтобы, преодолевая путь до будильника, окончательно прогнать остатки сна), взял телефон и отключил противный звук. Вернувшись обратно к постели, он сел и с серьезно-задумчивым видом начал вспоминать свой сон. Понемножку восстановив в памяти весь сюжет приснившегося до самого момента пробуждения, Али, негодуя на будильник, расстроивший и прервавший столь прекрасное видение, пошел в ванную. В ванной, когда он, все еще сонный, стоял напротив зеркала над умывальником, ему вдруг подумалось: «А ведь этот будильник мог подождать еще хотя бы пять минут». Затем он ополоснул лицо водой, снова посмотрел в зеркало на свое отражение и, заключив: «В следующий раз поставлю на пять минут позже», почистил зубы, сделал омовение, вышел, встал на свой коврик в сторону юга и помолился.

Али вот уже как третий год проживает один в московской однокомнатной квартире, расположенной на седьмом этаже десятиэтажного дома. Учится же он – по настоянию дяди – на ненавистном ему экономическом факультете одного из столичных университетов и четвертый год подряд посещает, слушает и заучивает нелюбимые лекции. Самого же его больше потягивает к гуманитарным наукам, в частности к философии, психологии и истории. Поэтому часть времени он посвящает учебным дисциплинам, а часть – гуманитарным. Также предметом его интереса являются книги по теологии. В иных же случаях, в минуты жажды отдушины от строгих дум, он брался за художественные произведения.

Все его расходы, включая аренду жилья и учебу, оплачивает дядя – Исмаил, проживающий здесь же, в Москве, и опекающий его с того самого момента, как он переехал в столицу России лет шесть тому назад.

До рассвета оставалось еще примерно час времени. С тех пор как Али стал жить один, он неизменно следует графику, им же самим для себя составленному. Так, согласно его суточному расписанию, после утренней молитвы он должен посвятить чтению книг от одного до двух – двух с половиной часов, в зависимости от времени года. В основном утренними книгами были философия, богословие, психология и история; и лишь в редких случаях (во время сессии) эти книги заменялись на учебные. После же университетских занятий время делилось им между учебными и художественными книгами; в редких случаях, в состоянии особой усталости, мешавшей соображению, он мог себе позволить дневной сон до одного часа. К вечернему же сну он отходил не раньше 21:00 и не позже 23:00.

Сделав небольшую зарядку, Али прошел на кухню, включил электрочайник и вернулся к столику возле кровати, на котором были расставлены его утренние книги. Раскрыв одну из них, он погрузился в чтение. Спустя некоторое время его слух ясно уловил щелчок, оповещавший о том, что чайник вскипел. Продлив свое чтение еще на пять минут, Али пошел на кухню и вернулся с чашечкой крепкого черного кофе. Поставив чашку на стол справа от себя, он продолжил чтение, временами потягивая бодрящий горячий напиток. Пока он читал, сумерки за окном незаметно рассеялись и с улицы начали доноситься звуки городского оживления. Когда он оторвался от книги, то заметил перед собой пустую чашку с небольшим остатком давно остывшего кофе и светлый проем окна. Али взглянул на часы. Полтора часа пролетели незаметно. Закрыв книгу, он выключил свет и, слегка позавтракав, пробежался по учебным лекциям, после чего оделся и вышел. На дворе стояла свежая, морозная московская зима. Пройдя пешком десять минут, Али скрылся под землей – в метро. Проехав несколько станций, вынырнул на поверхность и, прошагав еще минут десять-пятнадцать, достиг храма науки. Зайдя в аудиторию, он прошелся между полупустыми рядами и сел за четвертой партой. До начала занятий оставалось десять минут.

Али был человеком, у которого мозг любил постоянно быть чем-то занятым: размышления, мечты, анализ, воспоминания, обдумывание всевозможных жизненных ситуаций, сюжетов прочитанных книг, услышанных рассказов, попытка чего-то понять, что-то сделать, – в его голове постоянно происходила какая-то операция, какой-то сложный внутренний процесс, который он и сам не всегда был в состоянии понять. Находясь среди людей, он любил наблюдать за ними, за их жестами, мимикой, повадками, вникать в смысл ими произносимых слов и всеми этими наблюдениями определять характерные особенности людей; он хотел угадать человека, уловить мотивы его поступков. Али находился в состоянии непрерывного анализа окружающей действительности, в ходе которого он пытался уловить некую всеобщую особенность человека, выявить самое ядро его интересов и психических особенностей. Он буквально был подвержен какой-то жажде познания людей и жизни, желанию понять, что ими движет в их устремлениях, словно хотел вывести некую общую формулу человеческой природы. Эта страсть, бессознательно зарожденная в нем в годы военного детства, по мере его взросления принимала формы необъяснимой осознанности. И чем больше он в этом постигал, тем сложнее ему казалась загадка человека.

Вот и сейчас, как почти каждый день, он был занят этой внутренней работой. За годы учебы Али довольно хорошо успел узнать и изучить своих согруппников. Слева, у окна, сидели две подруги, Оля и Вика; постоянно веселые, они шушукались вместе, а потом громко хохотали, разливая в аудитории атмосферу, которая на лицах одних вызывала раздражение, других – непонимание или забавную ухмылку. В них не было ничего примечательного, и Али не стал применять в отношении них свои когнитивные способности. За второй партой в среднем ряду сидели Наташа и Андрей, наполовину повернувшись к задней, третьей парте, которая, в свою очередь, была занята Верой и Катей. Вся эта четверка походила на душевных близнецов, с типичными тривиальными интересами и взглядами на жизнь. Был еще парень Виталий – самый тихий и нелюдимый студент всей группы, если не сказать всего университета. В своей казавшейся болезненной замкнутости он был как не от мира сего. Никто не замечал ни его отсутствия, ни присутствия. Он был для Али (который, кстати сказать, и сам не отличался особой сговорчивостью) интересен дольше всех, но, однако, спустя некоторое время его интерес к нему тоже пропал, как и ко всем остальным. Однако в группе был один объект, вызвавший у Али познавательное возбуждение интеллекта, появившийся дня три тому назад. Это была новенькая, Аня, вышедшая из академического отпуска, взятого ею в прошлом году в другой группе. Она пока была молчаливой, и иметь о ней какое-либо представление было весьма затруднительно. Подперев ладонью голову, Али начал наблюдать за ней сзади. Объект его интереса сидел за второй партой справа, в то время как Али – за четвертой в среднем ряду, и поэтому он видел лишь ее затылок и часть левой щеки. Время от времени, когда Аня, оторвавшись от телефона, поворачивалась к группе, ему открывался весь ее левый профиль.

Тем временем в аудитории звучали слова настолько привычные, что уже казались такими же естественными, как и шум легкого дождя, и от этого было ощущение, что там тихо. Время от времени открывалась дверь и кто-то из группы со словами «Привет!» заходил в аудиторию и опускался на стул за одной из парт. В беседах приглушенно звучали слова «… новые туфли…», «… купила…», «…телефон…», «… фильм…», «… я был…», «… я ходила…» и так далее, и все это сопровождалось несмешными шутками и невеселым смехом. За две минуты до начала занятий в аудиторию зашел взрослый мужчина профессорско-советского вида, поставил свою сумку на стол, после чего грузно опустился на стул. Это был преподаватель по истории экономики. Затем он раскрыл свою папку, чуть покопался в ней, после чего снова закрыл, так ничего и не взяв.

– Итак, – сказал он, окинув аудиторию заумным взглядом, – сегодня очень важная лекция, которая пригодится вам на экзаменах… Так что, надеюсь, сегодня отсутствующих нет… Все пришли?

Взращенный советской дисциплиной, он не мог этого не спросить. Однако, не получив ответа на свой вопрос (студенты-то воспитаны после распада Советского Союза), обращенный ни к кому конкретно, он решил сузить круг ответственности за ответ и спросил:

– Где староста?

– Я здесь, – откликнулась Юля и сразу же, поняв, что от нее требуется, как школьница, доложила:

– Отсутствуют Алексеева и Сидоров. Алексеева болеет, а Сидоров сказал, что задержится на полчаса.

Преподаватель недовольно пробормотал что-то в ответ и начал говорить о новой теме.

Несмотря на важность лекции, запись ее он сделал делом добровольным и с напускной важностью старых университетских преподавателей, которая призвана ежеминутно напоминать «глупым» студентам их личное над ними превосходство, начал умудренным голосом устно читать лекцию.

Али с большим удовольствием воспользовался выбором не записывать то, что не вызывало в нем никакого интереса. И в скором времени он заметил, что этим правом также воспользовались еще несколько человек, и новенькая в том числе.

Преподаватель расхаживал по аудитории то влево-вправо поперек доски, то по рядам парт и монотонным голосом спокойно раскрывал содержание своей лекции. Али сидел, подперев ладонью голову таким образом, что кончики слегка раздвинутых пальцев левой руки касались его левого виска. Он все еще рассматривал новенькую, которая копалась в телефоне.

И вдруг в этот самый момент он четко услышал, как кто-то сказал: «Да ладно, тоже мне, нашел проблему». Али резко выпрямился и стал, вертя головой, оглядываться вокруг – и даже назад посмотрел, хоть и знал, что позади него никого нет. Успокоив себя тем, что ему это всего лишь почудилось, он вернулся к своему прежнему состоянию.

Мысли, протяженность лекции, монотонный голос лектора – все это спустя некоторое время усыпляюще подействовало на него. То его веки опускались, то поднимались, то он проваливался в сон и оказывался в каких-то странных местах, то возвращался в реальность, в аудиторию со студентами и читающим нудную лекцию пожилым человеком. И вот в очередной раз, закрыв глаза и пока еще находясь в промежуточном состоянии полузабытья, когда сознание медленно и незаметно уступает бессознательному сну, ранее звучавший голос спокойно начал говорить: «Ее внешний вид, манера сидеть и черты лица явственно свидетельствуют о том, что она не обременена интеллектом». Как только Али открыл глаза, голос умолк. И он снова стал настороженно озираться вокруг себя. Но на этот раз он был не так сильно озадачен, как десять минут назад, потому что теперь это уже можно было списать на голос из сна.

Взглянув на новенькую еще разок, он, как ранее, навалился на руку и закрыл глаза. Минуту спустя знакомый голос быстро выпалил: «Сидит, наверное, в одной из соцсетей и читает глупые статусы или не менее глупые сообщения. Она воплощение современной молодежной банальности. Не занимай МЕНЯ вещами бессмысленными».

Али вздрогнул, открыл глаза и вновь стал рассеянно оглядываться по сторонам. Голос, как и прежде, умолк, как только он пришел в себя. В этот момент прозвенел звонок – пара закончилась. С трудом просидев еще две пары, но уже без «голоса», Али вышел на улицу.

Стоя перед зданием университета, он думал, куда ему податься. У него был обычный выбор из трех пунктов:

– Пойти домой, покушать, отдохнуть и взяться за книги.

– Погулять и посидеть в парке, по пути перекусив в каком-нибудь фастфуде или закусочной.

– Позвонить одному из знакомых и предложить встретиться где-нибудь посидеть.

Пока он стоял и думал, решение само пришло в пользу более редкого, третьего пункта. Ему позвонил Тимур и предложил приехать в торгово-развлекательный комплекс «Европейский» (популярное место встречи и времяпрепровождения многих чеченских ребят), сказав, что Умар тоже сидит рядом с ним.

Али, Умар и Тимур – это представители трех разных категорий молодых чеченцев, проживающих в Москве. Чтобы узнать, что есть такие категории, Али понадобилось некоторое время, когда он впервые попал в этот мегаполис.

Когда Али только приехал в Москву, а случилось это, как уже было упомянуто выше, лет шесть тому назад, он попал в среду беспечных подростков с узким кругом интересов и нехитрым образом жизни. Вначале это в нем вызвало удивление и даже какое-то резкое отторжение. То, что он видел здесь, разительно отличалось от всего, что он знал доселе. Его представление о жизни, времени, людях – все было другим, нежели здесь. И все же он понемногу привык, а спустя какое-то время начальная контрастность для него и вовсе исчезла. Однако на исходе второго года столичной жизни и накануне своего студенчества обычная жизнь московского подростка ему наскучила: он окончательно понял, что это не его. Тогда Али записался в спортивную секцию. В спортзале встретился и подружился со многими земляками-чеченцами. Это были правильные ребята. И правильность их заключалась в том, что они не употребляли алкогольные напитки, не курили, занимались спортом и регулярно по пятницам посещали мечеть. Али понял, что это и является его кругом. Он быстро подстроил свой образ жизни под их и легко вошел в колею столичной жизни правильного чеченца.

Потом, чуть позже, он сблизился с еще одной прослойкой своих земляков. Это так называемые «бродяги», приехавшие покорять Москву. То были истинные представители «потерянного поколения» конца XX века, детство которых, как и детство самого Али, застряло в вакууме между двумя российско-чеченскими войнами. Многие из них, впервые приехав в Москву, начинали с работ на стройплощадках. Но затем перед их взорами открывалась другая жизнь, жизнь достатка и роскоши, что бесстыдно и заманчиво демонстрировалось повсеместно дорогими машинами на проезжих частях, элитными ресторанами, ночными клубами и бесконечными рассказами и легендами, повествующими о том, как легко и просто всего этого достичь. На этом фоне будущие бродяги считали свое горское достоинство ущемленным и начинали испытывать презрение к тому, чем они занимались, – к стройке, параллельно с этим убеждаясь в мысли, что в этом мегаполисе и среди этого общества не составит особого труда быстро и легко разбогатеть, ведь здесь везде крутятся большие деньги.