Послушайте внимательно, что я вам скажу, реальность - это всего лишь тщательно причёсанная фантазия!
Когда начинают закрываться лепестки дня, я иду к дому без крыши по едва вибрирующей нити, натянутой лишь в нескольких метрах над уровнем непонимания (1), придерживая на волосах венок из улыбок, ощущая на внутренней стороне бедра родинку в форме гранатового зернышка, которая становится всё горячее от трения о резинку чулка. Я уже вижу Вавилонскую башню высотой в два этажа; там всё смешалось, но наполнено гармонией: в аквариуме плещутся Лунные рыбки, Саша ищет за диваном Лунную заколку, но там только Андрей - сидит в тени Эты, ждёт её возвращения или затмения хотя бы; если Подковник встанет на цыпочки, то дотянется до края парящего над полом сундука с элементарной Лёгкостью, если же невыносимость дня давит на плечи, то можно погрузиться в междуэтажное перекрытие на несколько сантиметров и застыть там, словно сундук с элементарной Тяжестью; Драгор шелестит страницами "Serpentiana", пытаясь расшифровать очередную песню Молчаливой Татьяны, вычёсывающей из волос сны и горлиц; за окном колышутся в негодовании соседи: "Дом без крыши, дом без крыши! Где это видано? Позор, святотатство и повсеместное нарушение всех правил!" Вот только зачем крыша, если дождь не замочит даже мыслей, даже подола платья Эстер, которая всё дольше тренируется во влюбленности в Богомила. А Богомил господствует над временем с карандашом в руке. Мы все готовы защищать свои иллюзии и дом с крышей цвета неба, с крышей-небом, с небом-небом. Можно отвлечься и прожить всю жизнь за один день, или же растянуть один день на целую вечность, как практикует тётя Деспина, иногда появляющаяся в Северном зеркале, распространяя запах странствий и звуки приключений. Можно заснуть в одном месте, полгода идти по нити сна и проснуться в ласковых объятьях дома. Главное, чтоб не пришлось слышать стон разрушаемой реальности или падение мрака на созданный нами мир. Все мы законсервированны в банке с Лунной пылью, и иногда мы даже можем осветить чей-то вечер или разогнать ночной кошмар, в особенности, если добрые духи откроют энциклопедию на нужной странице или если удастся создать правильный талисман против всех зол и бед, смешав отражение буквы Алеф из левого глаза, самый короткий шум роста молодого дерева тиса, пару крыльев красивого сна и неизмеримое упорство тайны.
Анатомика книги I
Бывают книги о жизни, бывают книги о выдуманной жизни, бывают книги о книгах, бывают книги о словах, бывают книги о настроениях, бывают книги о множестве всего, что только может вообразить себе среднестатистический писатель, умеющий умещать образы в строчки. Есть же книга, которая пропитана запахом душицы, присыпана пыльцой дневной бабочки, пронизана клубами дыма из домашнего очага, опалена осколками сверкания молнии, смочена капелькой знания воды. Впрочем, простите, кажется, я снова перечисляю ингредиенты, необходимые для создания талисмана. Есть книги, в которых можно подчерпнуть массу полезных знаний, например, что "человека с родинкой, вытатуированной в форме Лабиринта, злая сила не возьмёт, она там заблудится или даже просто не посмеет подступиться". Или, скажем, не лишним будет знание о том, что в порыве страсти разгоряченные любовники могут запросто обменяться родинками, и если это не отягощенная сторонними узами любовь, то всё в порядке, но если вам вздумалось изменить внимательному супругу, который ведёт учёт всем родинками на вашем теле, то будьте предельно осторожны и внимательны. Нет, если вам, конечно, это неинтересно, то остаётся разводить руками. Видимо, вы не любите сказки и сны. Но если вы с удовольствием за ширмою век погружаетесь в ночное путешествие по бредовому миру сновиденческих иллюзий, то "Атлас" поможет вам не заблудить или подскажет собственный путь. Кто знает, может вам даже удастся найти Завет, с помощью которого вы вырастите на пару сантиметров, метров или миль. Только не забудьте написать письмо Подковнику о том, где этот Завет искать: ему, знаете ли, очень нужно.
"Атлас" похож на бездомного музыканта, который подсаживается к оркестру, бодро играющему марш в городском саду. Вот этот музыкант вертит в руках непонятный музыкальный инструмент, дует в одно отверстие, дудит в другое, подёргивает струны, позвякивает клавишами - а потом вдруг начинает очень верно подыгрывать оркестру, медленно уводя его в сторону вальса или томного танго. Я люблю книги с ощутимой реальностью - это мой читательский марш. Мне бы хотелось иметь возможность потрогать, увидеть, пережить или хотя бы представить написанное, но "Атлас" не такой, он акварельный, размытый. Всё это было у других писателей: был и другой серб, искусно переплетающий реальность и слова, вальсирующий с формой (и кроссворд тебе, и клепсидра, и словарь), и аргентинский экспериментатор, играющий в классики, и многие другие писатели-художники, размывающие действительность, так что магическо-географический атлас Горана Петровича далеко не нов; иногда складывается впечатление, что всё это словесное кружево уже где-то было, и кто-то другой был даже более искусен в запутывании читателя. Но в "Атласе" есть безусловная сказочная наивность и неотвратимое ощущение потери (детства ли, страны ли, защищённости ли - трудно сказать), есть определённое настроение и удивительная иллюзия того, что все персонажи - настоящие; и, закрывая книгу, уже начинаешь испытывать некоторую постыдную ностальгию по прочитанному: постыдную, потому что совершенно невозможно внятно объяснить привлекательность мира "Атласа" или достоинства книги как таковой.
Ил. 1 Zelenova_EA. Читательское недоумение. 2014. Рецензиоподобие. Из частной анонимной коллекции