Это английский роман.
В том смысле, что его конфликты воздвигнуты на - по большей части - чисто английских основаниях. У них свое отношение к Средневековью (да что там, у них свое Средневековье!), у них свое отношение к знати, у них свое отношение к пролетариату, у них свое отношение к революции, свое отношение к промышленности и промышленникам, свое - к рыцарству, свое - к развлечениям, свое - к алкоголю, свое - к юмору.
В этом плане чисто "металитетно" роман не входит плотно в пазы нашего, не-английского, ума (ну или лично моего, по меньшей мере). За происходящим наблюдаешь как турист, как будто даже через окуляры театрального бинокля. С одной стороны это, конечно, мешает, с другой же - ставит нас в выигрышную позицию стороннего наблюдателя, которому все непривычно, удивительно и увлекательно. Ну знаете, это как смотреть театральную постановку чужой культуры на чужом языке - пляшут чего-то, костюмы развеваются, песни какие-то льются; а ты сидишь-сидишь, подвисаешь, а потом закрываешь глаза на непонимание и принимаешься похлопывать, притопывать, мурлычешь себе под нос что-то в такт. Так и тут - лорды, соверены, синдикалисты; для среднестатистического выпускника российского вуза проблемы героев - понятны, не подумайте! -но не очень-то близки. У нас тут, знаете ли, своих проблем хватает - чисто "менталитетно". (Впрочем, иллюзий относительно себя не питаю и понимаю, что, быть может, это я такой дремучий деревенский малый, где-то неначитанный, где-то невнимательный, потому и оказавшийся не в книге, а где-то сбоку). Это что касается Англии. (Вот вам, кстати, и здоровый национализм, ровнехонько по Ильину, - признавать своеобразие чужого духовного акта и радоваться этому, а не скрипеть зубами, вычисляя, кто тут первый, а кто второй).
Это рыцарский роман.
И в этом смысле он понятен всем и каждому, потому что любые национальные разделения приобретают свойства стекла (в плане прозрачности, а не хрупкости), когда разговор заходит о рыцарях, прекрасных дамах, сражениях и подвигах. Давно известно, что лучшие рыцари - мальчишки, а в чине мальчишек у нас состояла почти половина населения земного шара, так что (да и посмотрите на Дугласа "Мартышку" Мэррэла - не мальчишка ли?) громкие слова о чести, долге, доблести и приключениях заставляют трепетать сердце, когда-то бывшее мальчишеским. Будь я врачом, я бы прописал чтение Честертона всем молодым людям от 20 до 200 - дабы не скрючиваться под гнетом офисного быта и в жизни быть при чем. Во всяком случае на меня старый добрый Гилберт действует исключительно положительно - такая вдруг удаль молодецкая по венам бежит, глаз остер, рука крепка, ум быстр, сердце стучит весело и смело, так и хочется скатиться из какого-нибудь окна на крышу кеба с ловкостью истинного джентльмена. (Раз уж заговорили о рыцарях, не могу не отметить поразительного сходства Честертона и графа А. К. Толстого; это я к тому, что ниточки рыцарства тянутся из века в век, из страны в страну, гудя трубами, звеня латами и вибрируя в такт песням).
Это предельно актуальный роман.
Смотрите, собрались молодые-горячие и решили, что хватит уже жить по законам века сего, больше похожим на пыль, норовящую забить рот, нос, глаза и уши, - хватит, говорят, будем жить по законам чести и справедливости - как предки. Так и вижу - сознательные русские юноши и девушки собираются и провозглашают, что будут жить по дворянским кодексам чести (вот что значит зашоренное сознание - сразу плывет перед моими глазами довольное лицо Дмитрия Энтео; нет, не то, не то - не так). В какой-то момент я видел подобную отдушину в институте третейских судов - когда хотя бы говорят о разрешении по справедливости, о честном прямом подходе и так далее - а не о лабиринтах формальностей, в которые превратилась нынешняя юриспруденция. Так вот шутки шутками (а были лил шутки?) позиция "Стоп, хватит, буду жить по-старинке" - экстражизненная и экстраэффективная, но воплощаться, конечно, должна не в рамках государства (поди пульни стрелой в премьер-министра - отправишься в путешествие по бескрайней), а рамках, скажем, семей или, например, дружеских коллективов. Не сообразуйтесь веку сему, значится. Истосковался сегодняшний человек по простым, естественным порядкам жизни, не заклеванной бюрократией и тому подобным - на этом и играет "Возвращение Дон Кихота" (пусть и с оглядкой на Англию).
Нельзя не отметить некоторую сумбурность романа (сумбурность, как я понял, вообще присуща романам мистера Ч.), несколько смазывающую впечатление от чтения. Однако именно благодаря этой сумбурности и, я бы сказал, стремительности, текст как будто бы остается бесплотным, его не тянет к земле, и читатель воспринимает его как ту самую пьесу о преданном королю трубадуре, о которой так много слов, но которая сама по себе проскользила где-то между страницами почти незамеченной. Ну а как действовать по окончании пьесы - тут каждый решает сам за себя.