Мне нестерпимо захотелось зимы.
Чтение "Пленника железной горы" - что твоя игра в гляделки с подвижным зеркалом-егозой. Только уверуешь, что личина напротив - именно твое отражение, что вроде как все теперь понятно и наглядно, успокоились и пляшем дальше по проторенной тропке, как - в сторону ррраз! - и перед тобой совсем иной угол отражения-преломления, и игра в распознавание образов начинается заново. То, что кажется прочно обосновавшимся на легендах далеких для тебя краев да эпосах диковинных, оказывается шкатулкой с двойным дном, которая, красавица такая, в какой-то момент как скрипнет этим самым дном, аж подпрыгнешь. После этого прислушиваться и выискивать ниточки второй линии повествования становится действием по умолчанию, подсознательной охотой за скупыми кусочками разбитой эпохи, где, похоже, шутки шутками, а что-то серьезно пошло не так. Гляделки с зеркалом, говорю же, ну. Но тем интересней игра, чем сильнее противник. А уж если сказания тянут жилами, непростые да ладные, то вообще, всё, как мы любим.
Вот представьте, что попалась вам на глаза книга про богатырей дюже мощных да лютых, а среди сказаний о них внезапно наталкиваешься на выкладки теории относительности в устах древней старухи-травницы. И глаза у нее хитрые, да печальные, случайно-неслучайные, и бормочет, мол, вот облажался-то Иваныч, а нам теперь разгребать. Как, говоришь? То-то же.
Сказания в романе Олди от меня далеки, как и я от этих сказаний на бесконечную длину тропы нехоженой, но зацепиться за сказ еще в первом прологе получилось. Заинтересоваться, так сказать. Паутинка повествования добро липкая, сразу в нее попадаешь и убегать не спешишь. Но попривыкать все-таки пришлось, ибо главный герой и стиль его рассказа дело тут обязательное, но порой раздражающее, особенно в части множественных кулинарных подробностей бытия. Но тут, как говорится, куда деваться. А что до перемешивания эпосного и научного, вкраплений оброненных фраз и сказаний явно про что-то обстановке, нравам и уровню образования инородное, так это, на мой взгляд, самое вкусное. Хотя, казалось бы, сочетается не очень сочетаемое. И понимаешь вот вроде, что первый том цикла, что все самое еще явно впереди, но уже бежать перед паровозом хочется, в голове начинают роиться непригодные для существования образы-куски того, куда это все приведет, ибо инстинкт читателя уморить ничем не получится. Главное попривыкнуть, на этом новом табурете тем самым местом поерзать, усесться нормально, и уж потом внимать хозяевам с толком.
В антуражной комбинации из миров да небес, осколков того бытия и скатерти этого, живут и рассуждения про вечное-важное. Что сила - не только ответственность, но и противовес разуму. Что укрощения стихий не проходят просто так, и всему есть цена. О ценности семьи, об умении осознавать, понимать, вовремя прислушаться, вовремя послушаться, а вовремя настоять на своем. О памяти, умении, сознании и времени. Что быть силачом-мегачом - дело, может, почетное, но не шибко привлекательное для ума-разума. Сильный, слабый - понятия дюже относительные и ловки до двоякости. И, это, мозгами надо думать, мозгами, и силу воли развивать. Сила воли дело такое.
Итого: качественно и годно, в фирменном для Олди оригинальном плетении разномастных слоев повествования. Шикарнее всего удались прологи. Сочная комбинация научного и мифологического на базе народного северного якутского. Множественные аспекты рациона, одежды, жилья и обычаев, а также страдания-разборки и поиски скакуна прилагаются.