Как соблазняют женщин. Кухня футуриста.

"Наверняка этой безрассудной книге суждено быть разорванной в клочья руками каких-нибудь уродин, однако ее, несомненно, бережно раскроют нежные ручки красивых женщин. Более или менее красивых"

Казалось бы, карьеру родоначальника футуризма, горлопана, задиры и модника Маринетти, можно считать провальной, если через каких-то сто лет для его книги требуется разъясняющее предисловие, почти не уступающее ей в объёме. Мне вот многое пришлось почерпнуть из этого и некоторых других неудовлетворительных источников, чтобы худо-бедно иметь представление о предмете. (Предисловие, кстати, уныло-восторженное, в нем многажды повторяются слова "героический энтузиазм" в близком соседстве с "фантазмами обыденного сознания" - я предупредила.)

Казалось бы, печально, но, чёрт возьми, показательно: провозглашать и восхищаться с восклицательными знаками эстетикой буквально на днях грядущего века разумных машин и свободных людей с крыльями, быть пламенным патриотом, страстно воспеть Италию, путать её то и дело с женщиной - и сохраниться в памяти бездушных машин как идеолог местной формы фашизма и соратник Муссолини, ещё и пулю под Сталинградом получивший (а нечего было про наших декадентов гадости говорить)

С другой стороны, футуристом быть легко и приятно - пророчествуй любую белиберду - скорее всего сбудется, рано или поздно. И чем громче кричишь - тем с большей вероятностью. Основа футуристического подхода - свойственное многим неофитам нетерпеливое желание раскатать старую избушку по брёвнышку, ниспровержение, адский смех над всем и над вся. Но и тут особо напрягаться нет нужды: любые лозунги сами по себе - штука довольно смешная. Любой упрёк в поверхностности можно легко парировать обвинениями в косности, приверженности дряхлой античности и "плагиаторскому культу прошлого", а с неприятными критиками разбираться посредством пинков, оплеух, сбрасывания с корабля современности и совращения жён - отличный способ ведения полемики.

Первая часть, "Как соблазняют женщин", собственно о том, как соблазнять всяческих женщин. Эдакий "кодекс братана", ориентированный на законы военного времени, с подробными инструкциями по технике безопасности, начиная с правильных комплиментов и дыхания в затылок до выбора дивана или средства передвижения (поезда и автомобили рулят) как идеального места для идеального коитуса. Это всё вряд ли вам пригодится, потому что а) вы русский и не хотите женщин, а хотите "выудить из глубин своего пропитанного алкоголем нутра очередную идиотическую рифму" и, следовательно б) вы не итальянец и в)даже если наоборот, то вас зовут не Филиппо Томмазо Маринетти, у вас нет магнетической лысины и белых стихов, пронзающих сердца как гоночный автомобиль. Великолепный и неотразимый. Куда бы он ни направился на волнах своей бурлящей энергии - повсеместно дамы укладываются штабелями и бросают в воздух кокарды и исподнее чепчики.

"Раскаты моего грозного голоса заставляли вспомнить о бомбардировке Адрианополя, а жесты и шаги напоминали победную поступь конкистадора."

Глаза прекрасной польки сияют восхищением, петербургские интеллектуалки (числом 12) подписывают кровью признание в любви, сраженные "свободой декламации", а ноги мастера под любым столом переплетаются в страстном диалоге с чьими-то ещё: податливые белокурые вдовушки, самоуверенные роскошные парижанки, немецкие любовницы, "юные и свежие, но упрямые и тупые, как исторический очерк", умницы и дуры набитые - все с неистовым восторгом сдаются на милость победителя,
спешно совлекая одежды и остатки стыдливости. Crescendo appassionato. А всё потому, что женщина - как и все прочие явления природы - истосковалась по войне и её гигиенической функции.

Тут надо сказать, что первым делом, конечно, самолёты, ну а девушкам (которые, скорее всего, не люди) настоятельно рекомендуется любить простых романтиков, особенно пострадавших на колчаковских фронтах, и радостно рожать им стальных мутантов, желательно сразу в окопах. За это им будет даровано избирательное право, простится отсутствие девственности и любовь к Оскару Уайльду. Да, и у плиты не нужно будет стоять, годами отслеживая, чтобы спагетти аль денте получались.

Об этом часть вторая - "Кухня футуриста". Спагетти - гадость. От них меланхолия, ироничная сентиментальность и сонная одурь, а туловище не влезет ни в один алюминиевый поезд будущего. Опять же, очень по-деловому приведены правильные и нужные брутальные рецепты блюд с креативными названиями, зачастую даже приблизительно не съедобные, но некоторые вполне осуществимы и в нашем с вами прекрасном настоящем: "возьмите хорошего вальдшнепа, начините ломтиками ветчины и сала.." и будет вам счастье и благорастворение воздухов. Слов не много - красноречие за столом неуместно. Рассуждать о войне и политике, острить о рифмах "любовь-морковь", молодящихся красотках и немецких философах - лучше всего в постели. Дальше цензура, четыре страницы оставлены пустыми - там как раз очередной муж, отягощенный рогами, брюшком и устаревшими мыслями, в кресле захрапел, выронив из рук газету. Возможно, даже это был номер Le Figaro от 20 февраля 1909 года, где был напечатан "Манифест футуризма" этого самого Маринетти, выдающегося специалиста в области кулинарии, авиации и животноводства.

Самым неожиданным для меня, пожалуй, стало то, насколько близко, местами почти буквально Маринетти перекликается с Баллардом. Конечно, из "Автокатастрофы" и "Выставки жестокостей" и так довольно прозрачно вычитывается зловещее выворачивание наизнанку модернистского культа скорости и техничности, но сравните сами:

Женщине с её вековыми привычками домохозяйки суждено было обрести в стремительной автомобильной скорости сильнейший афродизиак. Полуоткинувшись на сиденье, под покрывалом, прижатая мужским телом, она переживает ни с чем не сравнимое чувство полёта, словно на обезумевшей постели, соскальзывает вниз в пучину водоворота, развернувшегося на горизонте. Ветер, шумящий у неё в ушах, словно в двух морских раковинах, транслирует в её ошеломленный мозг ритм самой бесконечности, непрерывности и вечности.

Или вот:

Пуля - это второй отец раненого. Она формирует его характер... Слава человеческой коже, содранной картечью!.. Научитесь восхищаться лицом, расплющенным, словно морская звезда!.. "Я хочу вернуться с прекрасной раной, достойной её. Я хочу, чтобы сражение изменило моё тело для неё!" Это не романтизм, презирающий тело во имя абстрактной аскетики. Это футуризм, превозносящий преображенное и прославленное благодаря войне тело... Воспламеним тихие и мирные города жестокими огненными контурами, выжженными войной в человеческих телах. Хирургия уже приступила к этой грандиозной трансформации.

Разница, конечно, в тоне: в отличие от Балларда с его звериной, иногда удручающей серьёзностью, Маринетти весь - пафос, переходящий в бафос (мы ведь итальянцы, горячая кровь, ничтоже сумняшеся поясняет он). Вообще, здоровой (само)иронии и весёлой, игровой изобретательности здесь гораздо больше, чем можно было бы ожидать; казановианско-донжуанские похождения из титульной повести напомнили мне "Moravagine" Сандрара, только намного лучше и без смертоубийств, а футуристическая кухня - и вовсе с давних пор моя любовь. Одно из самых приятных впечатлений за последнее время.

КАК СОБЛАЗНЯЮТ ЖЕНЩИН
Врун, болтун и хохотун с шилом в заднице Маринетти довольно однообразно и утомительно рассуждает о том, как склонить женщину к сексу. Или вспоминает, как склонял кого-то сам. Тоска зелёная и вообще неубедительно.
Интересна только последняя глава - там всё предыдущее балабольство вдруг вырастает в какую-то настоящую литературу, не лишенную смысла. И кабы он написал только её - было бы куда внятнее.

(я, впрочем, полез потом в интернет пробежаться глазами по современным учебникам пик-апа и прочего соблазнения: на фоне Новоселова, Богачева и каких-то ещё обмылков Маринетти, конечно, выгодно выделяется, но в целом всё это - тоска, тоска, тоска)

КУХНЯ ФУТУРИСТА
А это просто микро-проза в виде сборника рецептов разной степени невыполнимости и рассуждений о еде. Местами остроумно, местами весело, местами даже бы и попробовал что-то такое.

В общем, вся книжка какая-то никакая. Прочитал и прочитал, и фиг с ней, благо, коротенькая.