Мой пинок возымел действие, темноволосый придурок с «хвостиком» на затылке простонал, открыл глаза и уставился на меня мутным, испуганным взглядом. Попытался встать, подергался, лежа на «ласточке», и затих, глядя снизу вверх исподлобья. Я вдруг ощутил запах перегара – похоже, что парнишка недавно крепко клюкнул чего-то горячительного. Но это вообще к делу не относится.

– Как звать, придурок? – налаживаю я контакт с аборигеном – Будешь молчать, я тебе руку сломаю! Левую.

– Керд… Керд меня звать! – стонет придурок – развяжи, все затекло! Не могу уже терпеть!

– А того гада как звать? – не обращая внимания на жалобы клиента спрашиваю я – Он чего мне в глотку совал? Что хотел сделать?

– Кормили мы тебя! – стонет реципиент, и согласно данному ему определению, получает еще тычок в бок:

– Ты чего врешь?! Как это – кормили?! Что значит – кормили?! Я те щас уши обрежу, брехун!

– Кормили! – глаза парня уже очистились от мути, он смотрел на меня со страхом, но держался довольно-таки стойко. Другой на его месте уже бы в штаны наделал от ужаса. Вырвавшийся на волю арестант, которого ты совсем недавно мучил – что может быть страшнее тому, кто лежит без штанов, сверкая эфедроном? Кстати – в штаны он не может наделать, только под себя. Ибо его штаны на мне.

– Кормили! Ты есть не мог, потому что без сознания, и мастер Велур велел кормить тебя каждые полчаса понемногу, через воронку и шланг! Мы развели корм, тот, которым кормят больных, которые сами не могут есть, или у них какие-то проблемы с кишками, и хотели влить тебе в желудок.

– И что, каждые полчаса вливали? – спросил я, чувствуя отголоски раскаяния: уж не слишком ли сильно приложил я того парня, что лежит сейчас в клетке? Придурок Керд бросился на меня с дубиной, так что огреб за дело, а его приятелю досталось так просто… вгорячах! Кхе-кхе…

Я закашлялся, глотка у меня болела. А почему болела? Потому что какой-то придурок лез в нее очень грубо, и скорее всего, хорошенько нажравшись винца. Так что все-таки коллега Керда получил по заслугам.

– Не… в первый раз хотели влить – после паузы сообщил Керд, и взгляд его метнулся куда-то в сторону. Я проследил за взглядом и на стуле увидел что-то вроде большой прозрачной колбы с неким содержимым вишневого цвета, а рядом две мензурки – ну в точности такие же, как в любой земной химической лаборатории. Даже деления на боку имелись. И на дне мензурок – тонкий слой той самой вишневого цвета жидкости.

Ага. Немного яснее. Парней оставили здесь, чтобы они кормили меня чем-то вроде послеоперационного корма, а они вместо того чтобы кормить пациента где-то нацедили вина и нормально так пробухали все рабочее время. В колбе осталось жидкости всего на два пальца, а скорее всего ранее она была полна.

Я вздохнул, и приступил уже к обстоятельному, тщательному допросу «языка» – так, как меня учили, не упуская мелких деталей и вытаскивая из головы клиента вроде бы неважную, но на самом деле совершенно необходимую мне информацию. Допрос продлился полчаса, или чуть больше, и к его окончанию я уже знал, что это лаборатория известного всей империи и очень могущественного мага-лекаря по имени Велур (остальные его имена я не запомнил). Что меня, как какое-то животное подарили этому самому Велуру для опытов, и когда привезли – я находился в очень дурном состоянии организма – фактически умирал. Одно только перечисление повреждений моего тела привело меня в полное уныние (с таким не живут!).

Маг испытал на мне какие-то свои совершенно не апробированные и не лицензированные лекарства, вылечил, насколько мог, и оставил то ли помирать, то ли выздоравливать – это уже в зависимости от того, каков будет результат эксперимента. Сам же ушел дрыхнуть, выпив минимум поллитру винишка, оставив своих помощников поддерживать жизнь в мое изнуренном пытками и голодом теле. А эти мерзавцы забухали, и вместо того, чтобы откармливать меня усиленным питанием, предались излишествам всяким нехорошим, используя свои навыки гопников и гадких карманников. А именно – ранее сделали слепки с ключей от двери, ведущей в винный погреб, заказали мастеру эти самые ключи, и сегодня в очередной раз забрались не просто в бочку с винищем, а проникли в самую что ни на есть священную комнату, в которой хранится любимое Велуром старое тридцатилетней выдержки вино из южного виноградника, что на окраине империи. И которое стоит чуть ли не статер за литр, и то – если со скидкой.

Кстати – я попробовал это винишко. Ну ничего так… хотя мне Крымское нравится больше. Может потому что я патриот? Полусладкое, ничего особенного – за что тут платить целый статер? По-моему, дурят старикашку!

Кстати, не такой уж и старикашка – всего пятьдесят лет. Я при жизни… хмм… то есть – на Земле мне было всего на десять лет меньше, а я видал пятидесятилетних мужиков, которые были сущими конями – и к финишу первыми придут, и толпу конюхов залягают до смерти.

Впрочем – в средневековье имеется свое понимание – старый ты, или молодой. Читал, что в средние века тридцатилетние считались уже пожилыми. Люди больше-то чем тридцать-сорок лет и не жили. К тридцати годам уже выпадали почти все зубы, и приобреталось множество болезней, лечили которые одним единственным способом – пусканием крови. Это как в армии, на срочке – все болезни лечили мазью Вишневского. Она была для солдат чем-то вроде магического снадобья. Мозоли сорвал – мазь Вишневского! Царапину получил – мазь Вишневского! Синячину от старшаков огреб – мазь Вишневского! Вот только зубы она не вылечивала, и только потому, что жрать ее никто не соглашался. Даже если пнуть его по яйцам.

И выяснил я, что в связке ключей, который имелись в карманах моих пленников, есть ключ от двери, которая ведет в библиотеку хозяина. Из библиотеки – в коридор, а оттуда можно уже и во двор, ну и… на улицу! После того, как ухайдакаю привратника!

А есть еще и дверь прямо из лаборатории в грузовой двор. Но там бегают сторожевые собаки, натасканные на человека, так что пробираться через толпу волкодавов вовсе даже не климатит. Знаю я, что могут сделать правильные волкодавы на службе у человека – и оглянуться не успеешь, как окажешься без яиц и пальцев. И дубинка не поможет, и ножи – просто не успеешь ничего сделать. Их только из автомата расстреливать с безопасной дистанции.

И кстати – там еще и сторож сидит, вооруженный арбалетом и копьем. Со слов Керда – был прецедент, когда через грузовой двор в дом попыталась залезть некая банда. Так вот тут они все и остались – уехали через мусоропровод, тот, что вделан в пол лаборатории. По частям уехали.

Итак, остаются два пути. Первый – через кухню, там есть выход из винного подвала, или же через главную дверь лаборатории – прямо в кабинет Велура. Ну и оттуда уже на волю. В кухне скорее всего сейчас полно народа – завтрак-то надо готовить, господа желают пить и есть с самого рассвета. Да и слуги тоже не святым духом живут. Так что кухня как дорога к свободе отпадает – тут же поднимут шум, а я, с моей хромой ногой и слабостью в телесах точно не смогу убежать. Как и отбиться от толпы народа. Если только героически погибнуть? Чтобы не быть донором для проклятого здешнего доктора Менгеле?

Да, я выяснил чем он занимается. Отвратительный типчик на самом-то деле. Встречу – убью гада! Я вообще-то рабовладельцев не люблю, а уж таких, которые ставят опыты на разумных «домашних животных» – тем более.

Кстати сказать, здесь существуют законы, которые должны защищать рабов от издевательства хозяев. Примерно такие же законы, которые защищали чернокожих рабов в Американских Штатах. Вот только действуют они как бы это мягче сказать… никак. Хотя, да – если узнают, что хозяин рабов мучает их ради своего удовольствия, ставит на них изуверские опыты – его будут порицать, в обществе перестанут принимать! Но кому надо такое дело – совать нос в чужие проблемы? У всех в шкафу висят свои скелеты – не суйся, и к тебе не сунутся. А если раба замучили ради благого дела, ради спасения благородного человека, ради его лечения – да кто хоть слово скажет в защиту раба? Должен же понимать – отдал жизнь на благое дело! В общем – все как всегда. Миры меняются, а люди все те же.

Обоих санитаров, или как их тут называют – затащил в клетку и запер ее на замок. Ключ бросил в угол – пускай поищут. Оставил парней связанными, только с «ласточки» снял – я ведь не зверь какой-то. Больше получаса на ласточке – это уже получается пытка. Я же не изувер-палач.

Когда затаскивал парней в узилище – возбудил какого-то идиотика в соседней клетке. Тот бросался на прутья и умолял его выпустить. Я спросил у Керда, кто это такой – он мне рассказал о шатателе трона, который за деньги пытался продать какие-то секреты соседнему государству. Его поймали на горяченьком, похлестали кнутом – он все и всех сдал. Вот и отдали доктору-изуверу для опытов.

Освобождать не стал. Во-первых, терпеть не могу предателей. Гнусная это порода! Во-вторых, непонятно чего от него ожидать. Сейчас схватит здоровенный скальпель, и попытается воткнуть мне его в спину! Или кинется в открытую мной дверь и поднимет всех на уши. А оно мне надо? Мне бы тихо пробраться по спящему дому (слава богу еще ночь!), оглоушить привратника и свалить на волю! Так что… каждый сам кузнец своего несчастья. Сиди, брателла, и думай о том, как нехорошо предавать родину. Конфуций тебе в помощь, великий наш философ. Не знаешь такого? Ну как знаешь. Сам думай.

Поднимаюсь по лесенке к двери, которая находится на высоте человеческого роста, тихо ее отпираю, шагаю в темноту докторского кабинета. Здесь пахнет кожей, старой бумагой, какими-то благовониями с тонким запахом (дерево что ли так пахнет?) – запах богатства и успеха. Ну а что… хороший пластический хирург зашибает бешеные бабки! Красота всегда была очень желанным и дорогим товаром.

Крадусь как тать – за пояс заткнул большой скальпель, похожий на кухонный тесак, в правой руке – дубинка. Перед уходом хорошенько хлебнул безвкусной белой кашицы, которую собирались впихнуть в мой желудок. Невкусно, но наверное сытно. По крайней мере Керд заверял, что эта дрянь абсолютно безопасна и мне очень полезна. «Зуб даю!» – что-то типа такого он сказал. Можно перевести именно так.

Хоть бы уж никто не вышел навстречу! Хоть бы никого не было!

Нет, я все-таки невезучий. Не любит меня бог. Постоянно сует туда, куда мне не нужно попадать. Ну вот почему именно в этот момент проклятая девка задумала выйти?! И главное – ЗАЧЕМ?! В сортир?! Так знатные господа гадят в горшок! Нагадила, накрыла крышечкой, и спи спокойно дальше! Мечтай о парнях и бриллиантах! Так нет же – прется посреди ночи, почесывая в паху, как какой-то грузчик! И ведь видно все хорошо, как на ладони – эти сволочи светильники в коридоре не выключили! Ну что за перевод магической энергии?! Что за расточительность?

Картина просто таки врезалась мне в мозг: девица лет семнадцати, красивая, грудастая, и практически голая – кроме прозрачной ночнушки, едва прикрывающей срам. И этот самый срам она задумчиво чешет, зевая и шлепая по коридору в каких-то дурацких розовых меховых шлепанцах. Может к мужику бегала, и теперь возвращается в свою комнату? А что – возраст самый тот чтобы усиленно думать о мужиках. Здесь ведь совершеннолетие наступает в пятнадцать лет!

Да какая разница, куда и зачем она шла. Шла, и выскочил я из кабинета прямиком на нее. Девица застыла на месте, вытаращив глаза, а потом завопила так, что на ее вопли должны были сбежаться все стражники имперской столицы! Я давно не слышал такого громкого, яростного визга. Как сказал бы Роберт Локамп: «Этот младенец на самом деле необычайное дитя, его легкие наверное достают до бедер, иначе никак не объяснить такую невероятную звучность его голоса».

Я бросился бежать по коридору, хотя бегом назвать мое передвижение можно было только с большой натяжкой. Я хромал, ковылял, с трудом тащил свою едва сгибающуюся ногу, и скоро обнаружил, что колено начинает болеть все больше и больше, причиняя мне острую мучительную боль. Не предназначено оно сейчас для быстрого передвижения.

А потом мне навстречу вышел сам хозяин дома. Выскочил откуда-то из боковой двери – заспанный, одетый в шелковую пижаму – эдакий дедушка Мороз – белая борода, белые, пышные волосы. Он выглядел очень импозантно, очень благообразно – так и ждешь от такого типа, что он сейчас скажет: «Хо-хо-хо! А расскажи-ка мне мальчик стишок! И я дам тебе подарок!» Я сразу узнал его по описанию, данному мне Кердом. Трудно ошибиться, когда увидишь такого персонажа.

Злодеи редко выглядят, как злодеи. Ну вот кто мог подумать на Чикатило, что он такая мразь? Или тот говнюк из Ростовской области, что вешал детей и снимал это на камеру – да кто мог даже в самых дурных мыслях подумать на этого хорошего человека?! Депутата и учителя! И вот этот – доктор, который убил десятки несчастных рабов, и не только рабов – разве он выглядит троглодитом-людоедом?

Я не раздумывал ни секунды – поднял над головой дубинку, как самурай свой меч и бросился на «славного дедушку». Уйду я, или не уйду на волю – но башку ему точно размозжу! Отомщу за всех несчастных жертв, замученных этой тварью!

И замер, не в силах сделать ни единого шага. Парализовало! У меня даже глаза перестали двигаться. А «дедушка» подошел, с искренним любопытством во взгляде осмотрел меня с ног до головы, а затем тихо и едва слышно хихикнул.

А после на меня накатила боль. Дикая, выворачивающая внутренности, ужасная боль! Паралич закончился, я упал на пол и меня начало корежить в судорогах, пробегающих по телу волнами, и приносящих все новые и новые приступы боли. Меня вырвало на пол, все то, что я недавно выпил оказалось снаружи. А потом и то, что оставалось – желчь, слизь и что-то красное, пахнущее алкоголем.

Как сквозь вату я услышал слова Велура:

– Вино?! Ах сволочи! Ну, я им задам! Идиоты! Паразиты на моем слабом теле! А ты, придурок, запоминай: ты не можешь от меня убежать, так как это причинит мне вред. А задумав причинить мне вред, ты получишь вот такую боль. Ты не можешь даже подумать о том, чтобы причинить мне вред, физически, или каким-то другим способом – в противном случае ты получишь такую боль. И ты не можешь не исполнить мои приказания – не исполняя, ты нанесешь мне вред, и значит, получишь боль. А теперь вставай и шагай за мной в лабораторию. Нам с тобой много о чем надо поговорить… И с этими козлами безрогими есть о чем поговорить! Надеюсь, ты их не убил. Я был бы этим разочарован. Хочу их как следует наказать – самолично.