© Евгений Васильевич Дудкин, 2018

ISBN 978-5-4490-2314-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Россия. 1812 год

РОССИЯ. 1812 ГОД.

Пояснение.

Мой интерес к Отечественной войне 1812 года возник с появлением в нашей квартире (жили тогда в конце 50-х годов в старом московском доме в Столовом переулке у Никитских ворот) бумажных солдатиков в форме пехоты Российской империи и Французской республики конца 18 века, которых, где-то раздобыл, как я понимаю, мой старший брат. Потом родителями я был допущен позже установленного распорядком времени к вечернему просмотру по телевизору КВН американского фильма с Одри Хепберн» Война и мир» и французского» Марсельцы» или «Марсельский батальон» (трудно, наверное, поверить, но тогда, в проклинаемые сейчас продвинутой публикой советские времена, по ТВ и в кинотеатрах шло много качественных западных фильмов). В первом, естественно, из-за малолетства я мало что понял, но зато увлекли батальные сцены. Что касается второго фильма, то совпало так, что одновременно я читал книжку Феликса Гра» Марсельцы», которую мне друг подарил на День рождения и поэтому был в теме. Потом, отстояв пять часов в очереди и насмерть продрогнув, в роскошном кинотеатре «Россия» смотрел схожую по трюкам с французским фильмом» Три мушкетера» комедию Рязанова» Гусарская баллада». Учась в 3-м классе 110-й московской школы, забрел в т.н. детский зал Исторической библиотеки на Красной площади, где мне с некоторым недоумением библиотекарь по запросу приносила тома юбилейного издания 1912 года» Отечественная война и русское общество». Настольной книгой стал очередной подарок друга – детгизовское издание 1949 года «Бородинское сражение» Николая Попова. Чуть ли не каждую неделю ходил в Исторический музей, благо недалеко жил. Счастьем было прорваться в музей-панораму «Бородинская битва». 2—3 часа в очереди, попросишь кого-нибудь из взрослых гостей столицы «усыновить» меня на время экскурсии (без взрослых не пускали) и час блаженства! Конечно, многое воспринималось глазами, а не разумом, но хотелось узнать все больше и больше.

Событием стала покупка на сэкономленные на школьных завтраках гривенники книг Е. Тарле, которые отлавливал на букинистических развалах у театра Вахтангова на Арбате. В районной библиотеке на Пресне попались довоенного издания воспоминания Наполеона о его итальянской компании,

В великолепной сельской библиотеке (сейчас даже самому не верится, что в подмосковной деревне целая изба помимо технической литературы об устройстве комбайнов и тракторов была набита несколькими тысячами книг на все вкусы, в том числе и по военной истории) брал нужное и с перерывами на футбол, танцы и работы в саду, читал все каникулы. Играло воображение при чтении сочинений К. Осипова, Л. Рубинштейна, С. Григорьева, Л. Раковского, Л. Никулина, С. Алексеева. Но серьезной литературы по теме не хватало, был какой-то провал, как-будто стали забывать о 1812 годе, а, может быть, тогда просто было не до событий стопятидесятилетней давности. Случайно купил книги Л. Бескровного и П. Жилина, которых с началом торжества демократии клянут все кому не лень как партийных функционеров от истории, и которые, согласно обычным дрязгам в научной среде, само собой, на корню гнобили восходящие яркие таланты из разных уголков нашей Родины. Но тогда, для меня эти книги были чуть ли ни сокровищем. Каким методом, марксистским или еще каким-то, эти два генерала работали и доносили до людей свою правду, меня абсолютно не трогало. Главным была фактура, карты боевых действий, даты, планы, политика, цифры, сопоставления, высказывания и сами действия полководцев. Тогда, к сожалению, доступа к работам Д. Бутурлина, М. Богдановича, А. Михайловского-Данилевского, А. Геруа, Б. Колюбакина, И. Липранди, В. Харкевича, Н. Поликарпова, французов, кроме Коленкура и Сегюра, американцев, англичан и других авторов не имел. Отрывки из их произведений можно было прочитать лишь в упомянутом семитомнике» Отечественная война и русское общество», счастливо купленного на последние рубли. Вобщем, читал в основном в те времена двух советских генералов и с большим удовольствием. Тут подоспели фильм С. Бондарчука «Война и мир» и книга А. Манфреда. Последним зачитывался, а фильм воспринимался как выдающаяся экранизация Толстого, но почему-то ассоциированная в сознании с вечно заплаканными глазами героинь.

После окончания школы попытался поступить на истфак МГУ, но неудачно. Самое смешное, что срезали на истории. Один из трех вопросов был как раз о войне 12 года. Я и разошелся. У экзаменаторов сначала глаза на лоб полезли, а потом они, почему-то в первую очередь лупоглазенькая дамочка, решили, что у меня была шпора – неуд и прощай университет! Ходил с апелляцией даже на прием к заместителю декана, но кто будет слушать глупого и неопытного мальчишку, тем более что курс был уже фактически набран из особенно одаренных ребят, блатных и рабфаковцев? Отслужив в армии, в МГУ я, все-таки, поступил, но на юридический, поскольку охоту отбили и от темы отошел.

Сейчас, в 65 лет, с удовольствием вспоминаю свое увлечение и горжусь предками. Очень рад пробуждению интереса к истории нашей страны и изданию множества качественных работ. Но наблюдая, сколько в последнние годы пишут о 1812 годе, иногда с горечью отмечал, что одновременно появилось много конъюнктурной халтуры и как-то пришла шальная мысль для интереса попробовать описать свое видение тех событий. Спецобразования не имею, что дает мне право надеяться на снисходительность знатоков.

Внезапно вспыхнувшая искра тщеславия и любопытство толкнули на неожиданный для себя шаг – поместить свое писание в ресурсе Проза.ру. Недосуг делать ссылки на авторов (их, наверное, больше сотни), чьи мысли учитывались, поэтому работу облек в форму исторической прозы с вымышленными героями.

РОССИЯ. 1812 ГОД. (даты указаны в старом стиле).

ВТОРЖЕНИЕ.

Постучавшись, в избу вошел вахмистр Вагин и, вытянувшись, доложил :

– Ваше высокоблагородие, у ляхов суета. К уланам приезжал какой-то пухлый начальник, сидел в седле как мешок, ездил по берегу и все на нас таращился. Важный гусь. Уланы вокруг него как пчелы вились. Одет по-польски. Ребята в шутку ему свиснули, так они сабли повыхватывали, начали ругаться. А он засмеялся, нам рукой махнул и ускакал. Урядник говорит, что очень он на Бонапарта похож. Когда в седьмом году с французом замирение было, он его в десяти шагах видел.

– Спасибо, вахмистр, иди.

Есаул Кузнецов пристегнул саблю и вышел из избы, сел на подведенного вестовым коня и не спеша поехал к разъезду. В тишине ясно различался колокольный звон из расположенного в нескольких верстах пограничного, некогда цветущего, городка Ковно. Даже отсюда просматривались крыши замка и костела Петра и Павла.

Казаки расположились в кустарнике у самой воды. Один, в стороне, наблюдал за противоположным берегом, четверо, усевшись в кружок, закусывали чем Бог послал. Стреноженные кони паслись рядом.

Казаки вскочили и урядник – Петр Брусков, доложил о появлении на том берегу Немана каких-то важных военных.

– А, правда, что ты в одном Бонапарта признал?

– Далекова-то было, но похож.

Есаул въехал в воду, отпустил поводья и дал коню напиться. Стало смеркаться.

И вдруг сквозь легкий плеск реки сотнику явно послышался все нарастающий гул на другом берегу и тут же там, из-за холма, появились больше сотни польских улан, одна за другой стали выезжать фуры, в которых были видны бородатые солдаты в синих мундирах и белых фартуках – французские саперы. Фуры остановились в нескольких десятках метров от реки, а уланы расположились рядом и стали раскладывать костры. Саперы вылезали из фур, не торопясь разгружали их. Можно было рассмотреть кирки, лопаты, топоры, канаты, какие-то ящики. Несколько офицеров расхаживали вдоль реки, рассматривали противоположный берег.

Гул становился все отчетливее, Кузнецову даже слышались отдельные голоса, ржание лошадей, скрип и стук колес, но больше никого из-за холмов не появлялось.

– Брусков! Возьми с собой еще казака и скачи в полк. Расскажи полковнику что видел и передай от меня, что я сам наблюдал на берегу большие фуры и французских саперов. Лети!

________

Брусков не ошибся – он во второй раз в жизни действительно видел в этот день императора французов Наполеона, который двумя днями раньше уже известил своих маршалов о начале войны, а, завтра, 12 июня 1812 года, отдаст приказ своей громадной 608 -и тысячной многоязычной Великой армии о начале войны и переходе границы Российской империи. Стоит отметить, что по данным инспектора по смотрам Великой армии Пьера Денье для войны с Россией предназначалось даже 678 тысяч солдат. Почти столько же солдат располагалось внутри империи.

Еще никогда за всю мировую историю до этого и вплоть до Первой Мировой войны ни один полководец не располагал такой многочисленной армией. Эти тысячи вооруженных до зубов французов, немцев, поляков, итальянцев, голландцев, швейцарцев, испанцев, других европейцев (492 тысячи пехоты, 96 тысяч кавалерии, 20 тысяч инженерных войск и фурштадта при 1372 орудиях), с десятками тысяч в гарнизонах крепостей в Пруссии и Польше), а также обслуги – некомбатантов, были собраны Наполеоном для вторжения в пределы Российской империи. Из этих войск 2 корпуса с гарнизонами крепостей (94 тысячи) были предназначены для охраны баз в Пруссии и Польше. На протяжении всей войны эти корпуса из своего состава пополняли главные силы и приняли участие в боевых действиях на территории России.

Величайший полководец, политик, администратор, боготворимый армией император Наполеон решился начать» вторую польскую» войну. Ни опыт Карла XII и Фридриха II, ни поражения французов от гениального А.В.Суворова, ни их неудачи при Кремсе, Шенграбине, Пултуске, Прейсиш-Эйлау не остановили императора. Для этой войны он более года готовил силы, собирал солдат, артиллерию, патроны и снаряды, лошадей и волов, продовольствие и фураж, укреплял крепости в Пруссии и Польше, тщательно маскируя свои приготовления. Французские шпионы и польские доброхоты активнейшим образом собирали сведения о планах, численности и передвижении русских войск и передавали их в штаб Даву, а оттуда они уходили непосредственно к Наполеону. В этих доносах шпионы, особенно» пылкие и увлекающиеся поляки», часто преувеличивали силы русских, но общая картина французскому императору была ясна, тем более, что в марте 1812 года прусское правительство подобострастно передало ему расписание русских войск. Наполеон был уверен в том, что его громадная армия раздавит противника, но раскрывать карты до полного сосредоточения своих войск на границе он не собирался. Его беседы с русским посланником князем А.Б.Куракиным и военным представителем полковником А.И.Чернышевым являли собой образец лицемерия и лжи. Постоянно заверяя их в своих дружеских чувствах к русскому императору, он развернул в северной Германии семидесятипятитысячный корпус маршала Луи Николя Даву, другие корпуса стягивались ближе к русской границе, он окончательно включил в состав Империи Голландию, подчинил немецкие торговые приморские города Гамбург, Бремен, Любек, завалил оружием Герцогство Варшавское и сформировал из поляков третий по численности после французского и немецкого воинский контингент, объясняя все эти свои шаги защитой от английской угрозы.

Уже с начала 1811 года императору Александру I, его приближенным, дипломатам и генералам стало очевидно, что война не за горами. И Россия стала готовиться. Стали укрепляться припограничные крепости, началось размещение магазинов на возможных направлениях боевых действий, армия доведена до 480.000 человек (некоторые авторы с учетом инвалидных команд, гарнизонных батальонов, поголовно всех казаков и др. иррегулярной конницы доводят ее численность по всей стране от 620 до 870 тысяч). Тайно рассматривались перспективы совместных действий с потенциальными союзниками – Британией, Швецией, Португалией и Испанией. Но времени и возможностей не хватало. Благодаря усилиям официального военного агента (атташе) во Франции Чернышева, сети тайных русских агентов, разбросанных на коммуникациях наполеоновских войск, среди которых было немало евреев (русские командиры вообще с большим уважением отмечали помощь еврейского населения западных областей империи, оказанную действующей армии в 1812 году), стало известно, что у Франции под ружьем миллион двести тысяч солдат и, хотя триста тысяч из них воевали в Испании, более полумиллиона отборных, опытных солдат, закаленных в многочисленных походах и боях могут быть использованы против России, общие людские ресурсы империи и ее союзников намного больше русских, не говоря уже о превосходстве в экономическом потенциале.

О нападении русских первыми не могло быть и речи. Это стало бы безумием. Польские генералы Понятовский и Сокольницкий вероломно провоцировали Наполеона на войну россказнями о готовящейся русской агрессии с целью захвата Варшавского герцогства. Они довольно подло толкали императора на войну в первую очередь заботясь о восстановлении чужими руками польской государственности, утраченной почти двадцать лет назад по собственному легкомыслию, а он сделал вид, что поверил в вероломство русских и оправдывал им свои приготовления к войне. О наступлении Александр действительно подумывал в 1810 году, в январе 1811 года военный министр М.Б.Барклай -де-Толли даже представил ему «наступательный» план боевых действий против французов на территории Варшавского герцогства, но уже через несколько месяцев от этого плана отказались. Пруссия и Австрия, хотя и против своей воли, подчинились Наполеону. На сухопутном театре военных действий в центральной Европе союзников не осталось. На Западной границе Россия смогла выставить в составе трех армий всего 210 тысяч солдат при 910 орудиях. Остальные были на Дунае – 57 тысяч, в Крыму и Новороссийском крае -20 тысяч, на Кавказе – 34 тысяч и 30-ти тысячный корпус Ф.Ф.Штейнгеля в Финляндии, а другие были разбросаны по гарнизонам внутри государства, проходили обучение в формировавшейся 27-й пехотной дивизии Д.П.Неверовского в Москве, а также состояли в запасных батальонах и эскадронах и в начале войны не могли быть использованы на фронте.

Но было понятно, что войны не избежать. Пятилетняя передышка, во время которой было многое сделано, вот-вот должна была закончиться. Реформированная с использованием французского опыта армия была готова сражаться и ее военноначальники желали реванша за поражения под Аустерлицем и Фридландом. Участие в блокаде Англии душило экономику страны и от этой обузы необходимо было быстрее отказываться. Понимая, какой сильный враг стоит на пороге, что придется воевать одним против почти всей Европы во главе с доселе непобедимым Наполеоном, войну ожидали с волнением. Но русские не унывали, верили в себя и были готовы жертвовать всем ради победы.

Этой жертвенности Наполеон не понимал. Он, человек практичный и не сентиментальный в военных делах и политике, не представлял, как можно сжечь свой родной дом, чтобы он не достался врагу, не поднять руки вверх после тяжкого поражения, а продолжать драться дальше с еще большим ожесточением не жалея себя. Привычка европейцев, забыв о совести и чести подчиняться врагу, чтобы, не дай бог, не потерять свою собственность и спокойствие, сдавать без боя города и подобострастно преподносить победителю ключи от городских ворот, Наполеону была более понятна и он ожидал, что русские не являются исключением из принятых «просвещенными «народами правил. Но это были другие люди. Ключи от городов не вручали. Всю свою историю они жили трудно. Суровый климат, постоянные войны и стычки с беспокойными соседями приучили людей к разумному терпению, вере в лучшее будущее. Ни о какой покорной созерцательности своего бытия речи не шло. Народ был бодр и предприимчив. Исторический опыт, природная мудрость и оптимизм, глубокое осознание того, что после неудач всегда придут и обязательные победы, убежденность, что когда надо, то и Бог поможет, утвердили в русских чувство непобедимости своей страны в схватке с любым противником. При этом не было никакого презрения или проявления шовинизма по отношению к другим народам, что неудивительно с учетом многовекового мирного сосуществования людей в многонациональной стране.

Французы, которых еще Суворов гонял по полям Северной Италии, непомерно превозносили свои достоинства, как истинные, так и придуманные, а русских надменно оценивали как недостойных противников. Удивительно, что в 1829 году битый этими самыми русскими бывший наполеоновский генерал Пеле писал:" Две первые армии в мире готовились оспаривать скипетр Европы. С одной стороны были двадцать лет триумфов, искусство и привычка к войне, превосходная организация, храбрость блестящая и просвещенная, доверие, основанное на постоянных победах, пылкость, которую одна смерть могла остановить. С другой стороны – желание восстановить старинную известность и заставить забыть многочисленные неудачи, преданность слепая и храбрость бездейственная, страдательное повиновение, выработанное железною дисциплиной, наконец, решимость умереть скорее, чем уступить. Увлеченная любовью к славе столь далеко от отечества, которое она желает прославить, Французская армия спокойна, полагаясь на одного человека. Армия древних Скифов защищает землю, на которой она родилась, и свои храмы, единственный очаг, который рабство позволяет ей знать. В наших рядах каждый принимает участие в делах, рассуждает, соображает, предвидит: каждый составляет свой план, по счастливому выражению наших храбрых солдат. Нет Унтер-Офицера, который не мог бы командовать своею ротой; нет Подпоручика, неспособного вести свой батальон. Во всех родах оружия находятся Офицеры высоких достоинств, готовые заместить всякое место. Посреди противной армии, между племенами дикими и полуазиатскими ордами, которые отчасти входят в ее состав, рабски исполняют полученное приказание, там мало искусства у начальников и понятливости у солдат. Все чины плохо заняты и еще труднее замещаются; каждая смерть, каждая рана, производят пустоту. Выдвигается ли какой либо талант, это иностранец, и по одному этому он подозрителен и даже внушает отвращение. Должно также сказать, что между этими Офицерами отличались многие Французы, изгнанные из отечества несчастиями наших старых времен и которым Русские обязаны большею частью своих успехов. Таким образом Французов встречаешь всюду, где только стоит приобрести какую-либо славу». Запамятовал ветеран, что за те же двадцать лет Россия победоносно дважды воевала с турками, покорила поляков, отвоевала у весьма не слабых шведов Финляндию, разгромила армии двух талантливых французских полководцев Моро и Жубера. Он всерьез думал, что благодаря французам на русской службе Эммануилу Сен-При, Александру Ланжерону, итальянцу Филиппу Паулуччи, тому же несчастному Жану Моро русские победили Наполеона? Без юмора также нельзя относиться и к остальным опусам Пеле.

После аустерлицкой и фридландской побед Наполеон возомнил, что он справится с русскими и в новой войне, что уже после захвата Литвы царь примет все его условия и он потом спокойно сможет расправиться с ненавистной ему Англией. Он знал, что после Суворова у России нет равных ему военноначальников, нет такой громадной армии как французская и в своем успехе не сомневался. Этот наглец, как и многие его предшественники и будущие последователи, был неоригинален в оценке своего врага. «Русские – есть варвары, которые не имеют чувства родины "– был убежден самозваный император. Окончательно стало понятно решение Наполеона воевать с Россией после его хамского разноса, устроенного на приеме в дворце Тюильри русскому посланнику Куракину в присутствии нескольких союзных дипломатов. Император французов не понимал, что в новой войне русские будут драться за свою землю до последнего, что теперь для них все намного серьезнее, чем было в Богемии и Пруссии и они не дадут себя победить.

_______