Иллюстратор Мария Судовых

© Ева Видмер, 2018

© Мария Судовых, иллюстрации, 2018

ISBN 978-5-4483-1331-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

26 ноября

День был пасмурный и холодный; так всегда бывает поздней осенью, когда снег запаздывает. Прошел дождь. Асфальт был все еще мокрым и темно-серым. В такие дни многие придумывают себе депрессии.

Мое утро тоже так началось. Идти на занятия было не нужно, квартира пустовала, и только голодная кошка брезгливо попискивала, напоминая о себе, когда я заходила на кухню. Мой мобильник молчал уже, наверное, с неделю.

В начале ноября погиб мой друг – разбился на мотоцикле. Это было явным началом конца, мы сразу же это поняли. Нас всего-то было шесть человек, и дружили мы уже много лет, с моего раннего детства. Кроме них у меня никого не было, а теперь, после его смерти, мы стали друг другу живыми напоминаниями трагедии, и я осталась одна. В общем, мерзкая погода полностью передавала все, что накопилось у меня внутри. Дома оставаться не хотелось.

Я хорошо помню, как натянула старые потертые джинсы, майку с голой спиной, потому что только она оказалась свежей, поверх теплый вязаный свитер, пальто и сапоги с каблуком в семь сантиметров, а потом вышла из серого плена своей двухкомнатной квартиры.

Долго бродить не получилось, похолодало, и пришлось зайти в «Саб-Вей». Там я взяла, как обычно, кофе и вспомнила, как раньше мы, обедая здесь, брали себе по одному сэндвичу на двоих. Размешивая сахар, который я раньше никогда в кофе из автомата не клала, я вспоминала то светлое время и думала, где же теперь эти мои друзья. Где они, когда действительно очень нужны? Я не могла больше сдерживать застилающие глаза слезы.

И так у меня проходил практически каждый день. Чтобы хоть как-то отвлечься, я поехала в кино, потратив на дорогу двадцать пять рублей и пятнадцать минут. Но и в фойе, и в зале я не могла отделаться от воспоминаний того, как мы ходили сюда вместе. Мне с трудом удалось заставить себя высидеть и не уйти во время сеанса. Даже если вы сейчас, спустя два часа после окончания фильма, спросите, о чем он, я максимум процитирую краткое содержание из рекламки.

Вот так бездарно весь день и прошел. Дождь я застала, когда пешком возвращалась из кинотеатра. Шла нарочито медленно, поэтому промокла до нитки.

Мои мысли невольно снова и снова возвращались к трагедии; я любила всех моих людей, но его больше всех. Ни с одним человеком никогда в жизни я не была так близка, и вот случай меня его лишил, а потом лишил и всякой надежды на поддержку. Я не могла больше общаться с кем бы то ни было, мы не знали, о чем говорить, чтобы не касаться темы смерти. Говорить о ней было больно, но также больно и молчать, опуская глаза, потому что сказать друг другу нам было уже нечего.

А сейчас я стою на крыше девятиэтажки, что через два дома от моего, руки замерзли так, что мне с трудом удается сгибать и разгибать пальцы, с волос стекает и течет по лицу вода, зубы лязгают от холода. И я не знаю, что делать дальше. Знаю только, что не хочу возвращаться в свою серую бесконечность, не хочу в пустоту, которая меня уже поглотила… Вокруг не было ничего. Я устала от холода и пустоты, с которыми засыпала и просыпалась. Устала от слез, которые текли сами собой, устала от ноющей боли в груди и осознания, что как раньше уже никогда не будет.

На улице, внизу, я не видела ни души. Мокро, холодно, они все по домам попрятались. Там не было молодой мамочки с ребенком, с любопытством первооткрывателя озирающимся по сторонам, которые бы остановили меня хотя бы на время.

Отступая от края ровно на десять шагов, я думала о том, что лучше быть кремированным, чем похороненным в земле. И моего друга как раз тоже кремировали…

Это, наверное, стало мне сигналом, что дороги назад нет.

Шумно выдохнув, я, изо всех сил стараясь бежать быстрее замерзшими ногами, рванула к краю.

Знаете, многие не верят, что за мгновение до смерти перед глазами проносится вся прожитая жизнь, и правильно делают. Такие моменты мы, как правило, видим замедленно. Уж не знаю, с чем это связанно, но и у меня было так. Я слышала свое ускоренное сердцебиение и даже чувствовала, как лечу. Мне казалось, что прошли не какие-то там полминуты, а, как минимум, четверть часа. Падая, я подумала, что с радостью бы застыла именно в этом моменте, чтобы все время летать… А еще у меня ужасно заболели все кости, словно мое тело разрывалось на кусочки, но я все равно наслаждалась полетом, хоть боль и была невыносимой и прошла, только когда я соприкоснулась с мокрым асфальтом…

Я почувствовала тишину, которая замерла внутри, но вдруг мое сердце снова забилось. Я не расшиблась в лепешку, разве что кости продолжали болеть, но не так, как при переломе. Я была цела и не «поломана», сумела даже встать, только куртка и свитер разошлись по швам, так что я сразу же стряхнула их, как только поднялась на ноги.

Происходящее меня пугало, я судорожно касалась руками голых холодных плеч, до сих пор не веря ни глазам, ни телу. Почему я не умерла? Почему я вообще все еще имею ничуть не поврежденное тело?..

Поднялся сильный ветер, и мне даже не удалось устоять на ногах, когда он попытался меня подхватить. Я крутилась в воздухе, зажмурив глаза, пока не услышала, как что-то, ударившись об асфальт, протяжно заскрипело. А еще я почувствовало боль… Только не смогла определить, где.

С опаской я посмотрела за спину и, не в силах поверить собственным глазам, увидела там два белоснежных крыла, какие мы обычно представляем у ангелов. Я отвела руку назад, чтобы коснуться их. Это были самые обычные птичьи крылья с жесткими перьями. Но ветер снова подхватил меня, не давая собраться с мыслями, только на этот раз я смогла перевернуться в воздухе и лететь. Правда недолго, крылья меня все еще не слушались, и я упала на мокрый асфальт. Все мои косточки захрустели, и некоторое время я лежала на земле не в силах пошевелиться. Боль была жуткой, но я вдруг осознала, что это мои кости быстро-быстро срастаются, несмотря на их хрупкость, ведь они стали трубчатыми, как у птиц.

Я никогда не была верующей, мне и сейчас не казалось божественным мое сходство с ангелом. Очень хотелось, чтобы все эти метаморфозы оказались сном, но жуткая боль, которая все еще ныла во всем теле, беспощадно убеждала меня в обратном.

Поднявшись на ноги, я снова попыталась взлететь, и теперь это получилось у меня гораздо лучше. Мне нужно было как можно скорее где-нибудь укрыться, ведь вряд ли прохожие не удивятся, увидев летающего над их головами ангела… Меня трясло от ужаса, мое сердце так громко стучало в ушах, что кроме него я ничего не слышала, а по спине проходила волна то жара, то холода. Ветер стих, позволяя мне по крайней мере устоять на ногах. Я уставилась на свои руки. Казалось, я целую вечность тупо смотрю на них, пытаясь понять, мои ли это руки. Потом я огляделась по сторонам: тот ли это мир, что был до падения, или же он изменился тоже? Но мир, по-моему, остался прежним. Я оглянулась и снова увидела за спиной свои крылья. Тогда мне в первый раз пришла мысль о том, что они вообще-то очень красивые, но она быстро сменилась волнением, что меня может кто-то увидеть. Неужели мне придется теперь всю оставшуюся жизнь скрываться? Как мне вообще жить после всего этого?

Лететь я боялась, да и не знала, как, поэтому я быстро зашагала в сторону своего дома, прячась за деревьями, мне еще очень повезло, что людей днем в будни, да еще и в такую погоду почти не встретить в спальных районах. Но когда я заметила свою мать, которая возле двери в подъезд копалась в сумочке, я, забыв про всякую осторожность, кинулась к ней. Тогда меня даже не насторожило, что раньше я никогда не видела у нее ни такой сумки, ни этого плаща, и даже прическа была не такой, как утром. Я просто увидела ее лицо, такое знакомое, что мне показалось, только она сейчас может помочь мне разобраться в том, что случилось со мной. Но когда я оказалась рядом, мама меня не заметила, и это насторожило и начало пугать еще больше.

– Мама? – негромко позвала ее я, но она, повернув голову ко мне, снова отвернулась. Я позвала ее громче. Тогда мама некоторое время смотрела прямо на меня, ничего не понимающими глазами, а потом, покачав головой, выудила, наконец, ключи из сумки. Она меня не видела… Как и другие несколько человек, зачем-то вышедших из дома в такую мерзкую погоду. Я, с одной стороны, вздохнула с облегчением – мне по крайней мере не нужно прятаться, но… легче не стало.

Мне ничего не оставалось, как зайти вслед за матерью в подъезд, а потом и в квартиру. Но теперь я едва узнавала свое жилище. Отделка – другая, мебель – другая, даже фотографии, висевшие в рамках на стенах, – другие. И ни на одной нет меня.

Я обошла всю «свою» квартиру и не нашла ни одной знакомой вещи, кроме некоторых лиц на фотографиях, затем вернулась на кухню, где женщина, которая больше не была моей матерью, курила возле настежь распахнутого окна. А ведь в моей жизни она никогда не курила…

Мне хотелось ей что-нибудь сказать, но я решила, что только напугаю ее, поэтому вышла обратно в коридор и еще раз обошла уже не свой дом, зашла не в свою комнату, где еще совсем недавно были мои вещи, но теперь не было ни одной: лишь неуютная гостиная с диваном перед большим телевизором и книжным шкафом во всю стену. Тут я заплакала, наконец, впустив в свою душу весь этот кошмар, что мне приходилось переживать сейчас. Нет ни единого воспоминания обо мне, ни одной отсылки, что я была. Меня для них никогда не было.

Ни для кого.

Никогда.

Не было.