Вот уж не думала, что назову этот роман лучшим у Эриха Ремарка. Но он лучший. Даже пронзительнейшая работа «На Западном фронте без перемен», невообразимо трогательные «Три товарища» и печальная «Триумфальная арка» не могут сравниться с силой и глубиной «Искры жизни». Это, можно сказать, вершина творчества писателя.
Ремарк, в принципе, не самый гостеприимный и добрый автор. Но в «Искре жизни», кажется, он просто ненавидит своих читателей. Он всячески старался, чтобы благополучный читатель мучился – и читатель действительно мучается, ибо невозможно иначе читать подробнейшие (до тошноты) описания лагерного голода, унижений и издевательств. Эту книгу ни в коем случае нельзя читать, если у вас депрессия, так как обещанная «искра» окажется скорее миражом и даже долгожданный хеппи-энд не оставляет после себя ничего, кроме бессильной тоски по убежавшим в неизвестное годам.
Ремарк решил рассказать о старейших узниках нацистских концлагерей. Хотя события «Искры…» развиваются весной 1945 г., т.е. накануне падения нацистского режима, в главных героях у Ремарка люди, которые провели в лагерях по 8-10, а то и все 12 лет. Это самые первые жертвы тоталитарного режима. К сожалению, Ремарк лишь вскользь касается их прошлого, так как прошлое в самом лагере перестало что-либо значить. Не касается он и того, как выживали эти люди в самые тяжелые годы, как вообще умудрились дожить до своего освобождения. Человек, конечно, та еще скотинка и привыкает к самым отвратительным условиям, но десятилетнее выживание в нацистском лагере… это почти на грани фантастики.
А сейчас немножко истории и статистики.
Лагеря в Германии успешно работали аж с 1933 г. Первый лагерь, Дахау, появился уже через несколько месяцев после прихода Гитлера к власти. Обычным гражданам объясняли, что лагеря эти – для перевоспитания «неблагонадежных элементов» (и что там хорошо кормят, не бьют и вообще почти курорт). Но оказаться на «бесплатном курорте» мало кто хотел. Тем не менее, если взглянуть на статистику по германским лагерям, то можно обнаружить впечатляющие цифры. С 1933 по 1945 гг. через концлагеря прошло 3,5 миллионов немецких граждан (без учета немецких евреев). Около 80% заключенных были политическими (антифашисты разного оттенка), остальные – пацифисты, религиозные деятели, гомосексуалы, меньше – уголовники. Это 4,6% от всего германского (и австрийского) населения. Из них погибло более 500 тысяч, но большинство смогло пережить годы заключения и попасть в мирную послевоенную жизнь.
«Живучесть» немецких заключенных объясняется, в первую очередь, тем, что не было плана на их полное уничтожение. Газовые камеры и крематории и так были загружены, нужно было поскорее уничтожить всех евреев. Оттого своих, немцев, нацисты отодвинули на неопределенный срок. Но условия заключения у немцев не отличались от условий узников иных национальностей. Собственно, «Искра жизни» именно о том, как несчастных заключенных-немцев уничтожали их же соотечественники.
Героев много, но главный – Фридрих Коллер, он же Пятьсот девятый. Один из старейших узников. До Гитлера он был редактором антифашистской газеты, за что и загремел на десять лет в лагерь. Его окружают такие же замученные «старики», которые озабочены только поиском пропитания и выживанием. Работают они на износ, кормят их от случая к случаю. Через находчивого, как все евреи, Лео Лебенталя они получают дополнительную еду, но и Лебенталь не всесилен (честно, я восхищаюсь способностью этих людей договариваться и даже дружить в таких условиях). Эсэсовцам, в принципе, нечем заняться, оттого они вечно творят какую-то дичь. Наделенные полномочиями заключенные тоже звереют и, позабыв о солидарности, измываются над остальными узниками. Все настолько отвратительно, что просто не понимаешь, как герои не свихнулись от такой жизни.
Надеждой они загораются, узнав, что нацисты проигрывают войну и вот-вот их освободят союзники. Долго жившие животной жизнью, от одного куска хлеба до другого, они словно бы просыпаются. Впервые за десять лет начинаются разговоры о свободе и человеческом достоинстве. А затем зреет решение: дать отпор своим мучителям, самим освободить лагерь и так уже ждать союзников.
Поскольку все знают историю Второй мировой, «Искру жизни» невозможно проспойлерить. Начиная читать, ты уже знаешь, что все закончится хорошо. И все же, пока доберешься до этого «хорошо»… Жестокость Ремарка местами просто поражает. К смертям и издевательствам в его книге не привыкаешь. Ужасы наслаиваются друг на друга, но в финале все равно станет максимально больно. Ремарк умудряется «бить» тебя даже безобидными сценами со свиданиями возлюбленных через проволоку. Добавляет и пессимизм Ремарка: человечество он считает испорченным, необъяснимо злым, даже жертвы репрессий не учатся на чужих ошибках. Так, примечателен разговор главного героя с коммунистом-заключенным:
«– Дело в том, что ты все еще опасен. Но пытать тебя мы бы не стали.
…
– Мы посадили бы тебя в тюрьму и заставили работать. Или поставили бы к стенке.
– Это утешительно. Именно так я всегда представлял себе ваш золотой век.
– Зря иронизируешь. Ты же знаешь, что без принуждения никак нельзя. Поначалу принуждение – это оборона. Позже необходимость в нем отпадет.
– Не думаю, – возразил Пятьсот девятый. – В нем нуждается любая тирания. И с каждым годом все больше, не меньше. Такова ее судьба. И неизменный крах… И вас постигнет такая же судьба...
– Свои войны мы не проиграем. Мы их ведем по-другому. Изнутри».
Столько испытавший в лагере человек искренне готов поддержать схожее насилие – но уже против других невинных, которых отчего-то считает своими антагонистами. Таких ничто не исправит, считает Ремарк.
Писатель хочет быть добрым к своим героям. Но Ремарк не может удержаться от честности (а нужна ли она в такой момент?). Нацистский режим пал. Заключенные обрели свободу. Но идти им некуда. Их дома ограблены и разрушены, близкие убиты, в этом послевоенном мире они никому не нужны. Свобода всегда лучше неволи. Но уходят бывшие узники в пустоту. У них осталась только память – ничего больше. И это действительно страшно.
«…Мы не вправе забывать. Однако мы не должны делать из этого культ. Иначе мы навсегда останемся в тени этих проклятых сторожевых башен».