Где тонко, там и рвётся

На обложке – репродукция картины Ксении Таракановой «Лиловый рай».

Художник Ксения Тараканова

© Эля Джикирба, 2020

© Ксения Тараканова, художник, 2020

ISBN 978-5-4490-3785-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть первая

Стив

 
I
 

Стиву было шесть лет, и он был малышом. Нет, он сам об этом знал не только потому, что был младше всех – и Энни, и Мика, и тем более Кристофера. Он знал, что он малыш, потому что видел, как терпеливо выслушивает его рассказы о детских событиях отец и улыбается, глядя на него, мать.

Отец был совсем другим с братьями, особенно с Кристофером. Они боялись его, и Стив знал, что ему и Энни повезло, так как они ещё маленькие, а Энни вообще девчонка. Ещё он знал, что, когда станет большим, как Кристофер, а тому уже целых двенадцать, отец и с ним перестанет быть терпеливым. Вернее, не знал, а чувствовал где-то внутри.

Стив не думал о том времени, когда тоже будет вытягиваться в струнку и смотреть отцу в глаза, отвечая на его вопросы. Дети не умеют пространственно думать. Он определённо чувствовал, что это когда-нибудь произойдет, но ещё очень-очень долго ждать, и вообще, некогда думать о таких серьёзных вещах, когда вокруг полно важных дел. Вон уже вечер давно, а Стив до сих пор не знает, куда спрятать медную монету, которую нашёл во дворе возле большого сарая. Если не спрятать, братья обязательно отнимут, ещё и надают по лбу болезненных щелбанов, а Энни начнёт канючить и грозить, что расскажет маме, что она видела, как Стив писал на стену дома, тогда как это строго запрещено. Объяснять маме, что идти до туалета очень долго и если он пойдёт, то не успеет посмотреть, как старина Джим распрягает лошадь, бессмысленно. Мама всё равно рассердится. А значит, придётся отдавать Энни медное сокровище, и это очень плохо, ведь Стиву надо собрать кучу денег и купить себе новенький велосипед. Точно такой же, как у задаваки Коэна с соседнего ранчо.

Мучительные раздумья Стива о судьбе монеты были прерваны криком матери:

– Стивви-сорванец, беги быстро сюда! Пора мыть руки и ужинать!

Сорванцом мать называла только Стива, и что-то в её голосе в эти минуты менялось в сторону умиления. Стив думал, это из-за того, что она его любит. Нет, она всех любила – и Энни, и старших братьев, но ласково-нежно сорванцом называла только Стива, и, наверное, поэтому ему хотелось думать, что мама его любит не так, как остальных, а по-особенному.

Он спрятал монетку в карман широких шорт на лямках и побежал в дом.

Ещё один летний день тысяча девятьсот семьдесят первого года близился к концу, семейство Питера и Мэрилин Дженкинс укладывалось спать, постепенно стихал гул голосов, и Стиву, которого уложили раньше всех, казалось, что звуки вокруг него постепенно выключаются, как лампочки.

Вот одна лампочка погасла, вот другая. А это что такое?

Нет-нет, я пока не сплю…

 
II
 

Ночью Стиву приснился сон. Сны ему, конечно, и раньше снились, но такие, как этот, – ни разу. Сон был ясный, близкий и показывал себя в мельчайших подробностях. Возможно, поэтому Стиву удалось не упустить ни единой детали.

Сначала он увидел дверь. Это была хорошо знакомая ему большая дверь белого цвета, ведущая из холла в столовую, и её ещё недавно красили, и старик Джим ругался, что юные леди и джентльмены могли бы помочь ему, а не толкаться под ногами и не мешать трудиться рабочему человеку.

Стив решительно направился в ту сторону, хотя дверь находилась не на привычном месте, а как бы сама по себе, и к ней вела отдельная дорожка. Но Стив почему-то знал, что там столовая, где его ждут все: и папа с мамой, и Энни, и братья, и старик Джим, и даже их терпеливая собака Честер, которую он часто дёргал за шерсть на загривке и на которой пытался кататься, как на лошади.

Чтобы не сбиться с отдельной дорожки, Стив опустил вниз светлую вихрастую голову и только двинулся туда, где его ждали, как ему показалось, что он не один.

Сразу стало страшно. Но, как только чей-то звонкий голос весело приказал остановиться, страх тут же прошёл, будто его и не было. Обладатель звонкого голоса вряд ли мог представлять опасность, и Стив хоть и не знал, откуда он это знает, но был уверен в своей правоте, как и случается во сне, когда ты не знаешь, откуда знаешь, но точно знаешь, что так оно и есть.

Он поднял голову и увидел, что возле двери стоит ангел и смотрит прямо на него.

Нет, Стиву никто не сказал, что это ангел, да и ангелы на картинках в его детской Библии выглядели иначе. На ангелах из Библии были белые одежды, художники рисовали за их спинами большие крылья, и лица у ангелов были розовые, а волосы – золотисто-кудрявые и длинные. А у этого ангела волосы были хоть и кудрявые, но тёмные и не очень длинные, а лицо – не розовое, а бархатно-белоснежное. И никаких крыльев, и вместо белых одеяний – рабочая майка и джинсы, почти такие же, как у их работника Джима, только чистые и непотрёпанные. Ещё Стив заметил, что ангел обут в лёгкие летние туфли, и по светлеющей полоске кожи между обувью и штанами понял, что на нём нет носков. У старшего брата Стива, Кристофера, были такие же туфли. Их ему подарил отец, когда недавно вернулся из Мексики. Кристофер называл их мокасинами, страшно воображал и хвастался перед братьями и Энни своей обновкой.

Ангел был высокий и тонкокостный, но Стив почему-то точно знал, что он очень силён, может, даже сильнее отца, известного на всю округу силача. И стоял он вроде далеко, но лицо его Стив тем не менее видел близко. Во сне так бывает, когда ты одновременно видишь далёкое и близкое и при этом, независимо от расстояния, можешь с уверенностью описать все детали.

Заметив, что Стив разглядывает его, ангел засмеялся, и Стив отчётливо увидел белые и очень красивые зубы. Внутри у него сразу стало так сладко, будто он съел сахарную вату.

Всё так же находясь вроде и далеко, и близко, ангел приблизил к нему своё лицо, и Стив смог заглянуть ему в глаза. Они оказались удлинёнными и тёмно-синего цвета, а не прозрачно-чёрного, как показалось вначале, и Стив отчётливо, совсем по-взрослому понял, что видит перед собой самое прекрасное лицо на свете.

Позволив вдоволь налюбоваться собой, ангел выставил вперёд руку и покачал длинным пальцем. Но не вперёд и назад, как это часто делала мама, грозясь наказать Стива за шалости, а вправо и влево. Так делают, когда пытаются что-то запретить. Стив попятился и этим вызвал у ангела новый приступ смеха. Некоторое время они так и стояли друг против друга – хохочущий ангел и восторженно внимающий ему Стив. Затем ангел качнул головой, как качнул бы в том случае, если бы видел, что его не поняли, и указал влево. Стив повернулся туда и скорее почувствовал, нежели увидел, что сбоку есть ещё одна дверь и что ведёт она не в столовую, где собралась семья, а совсем в другое место.

Он посмотрел на ангела и, заметив одобрительный кивок, понял: ангел хочет, чтобы он свернул к той, другой двери. И только собрался исполнить его просьбу, как сон прервался. А может, это Стив просто крепко заснул…

 
III
 

Яркими красками сверкало навстречу взошедшему солнцу летнее утро, и мир постепенно наполнялся привычными звуками. Из глубины дома доносилась музыка – это мама готовила завтрак под включённое целыми днями радио, молниями летали охотившиеся за мошкарой птицы, жужжали над цветущей травой вездесущие пчёлы.

Всё шло своим чередом.

Вдруг на обширный двор, за которым начинались бесконечные кукурузные поля, через вечно открытые нерадивым Джимом ворота с характерным звуком въехала большая машина.

В момент появления машины Стив стоял на веранде и пытался принять участие в потасовке, которую затеяли братья. Потасовка вызывала восторг с его стороны и отчаянную зависть со стороны Энни, поскольку её традиционно не принимали всерьёз и не пускали в игры. Звук въехавшего во двор автомобиля заставил детей тут же забросить игру и подбежать к ограждавшим веранду деревянным перилам, где они выстроились в ряд и стали смотреть на большую машину.

Дверцы распахнулись, и из большой машины один за другим стали выскакивать молчаливые мужчины с автоматами в руках. На шум выбежал обретавшийся на заднем дворе Честер и, заметив незнакомцев, с громким лаем бросился в их сторону.

Один из молчаливых мужчин вскинул автомат и короткой очередью застрелил Честера, а следом за ним – вечно торчавшего во дворе Джима, который умер сразу, с выражением удивления на старом тёмном лице.

Осознав, что происходит что-то ужасное, дети с криком бросились в дом.

Стив побежал позже остальных, так как был самым маленьким и не сразу отреагировал на случившееся. К тому же он испугался раздавшихся вокруг криков, среди которых заметно выделялся крик Энни, отчего оглушённый ею Стив поначалу перестал соображать и пришёл в себя, только когда понял, что остался на веранде один.

Он бросился бежать через большой полупустой холл выстроенного в давние времена дома и уже почти добежал до большой белой двери в столовую, как вспомнил, что туда нельзя. Ангел из сна не разрешил подходить именно к этой двери, и Стив подумал, что ангелу не понравится, если он его ослушается.

Тогда он развернулся и побежал назад. И даже не успел удивиться, когда увидел ту самую дверь, на которую ему во сне указывал ангел.

 
IV
 

В большом старом доме Дженкинсов было полно разных комнат и комнатушек. В некоторых Стив любил проводить время, в некоторых не очень, а в этой и вовсе не любил. Она была тёмная, с кривым потолком и скрипучими полами и неприятно пахла старыми вещами. В обычное время Стив ни за что бы туда не зашёл, разве что Энни отдала бы ему свою порцию печенья и дверь за ним не закрывали бы, но сейчас он спокойно и уверенно потянул на себя старую ручку и так же уверенно прикрыл за собой скрипучую, нуждавшуюся в покраске створку.

Он слышал топот чужих ног, где-то в глубине дома зазвучали громкие частые хлопки, будто неведомые хозяйки очень быстро выбивали пыль из вынесенных на солнце матрасов, кто-то беспорядочно и страшно кричал. Затем внезапно стало тихо, но тишина доверия не внушала, и Стив подумал, что ему лучше подождать. И точно. Чужие ноги вскоре протопали обратно, где-то во дворе поочерёдно захлопали дверцы, следом послышался характерный звук стремительно отъезжающей машины, и на этот раз всё стихло окончательно.

Несмотря на тишину, Стив своего убежища не покинул. Он подумал, что лучше посидит пока что на куче мягких тряпок. И долго ждал чего-то, сам не зная, чего именно, пока не уснул, свернувшись в своей любимой позе калачиком.