Глава 2

Пока ехали до базы, начался снегопад. Снег валил и валил, не прекращая, крупными тяжелыми хлопьями, похожими на куски ваты, делая и без того плотно укрывавшее мир белое покрывало еще пышнее и толще. Водитель автобуса даже занервничал, с тревогой наблюдая, как заносит проложенную между высокими сугробами колею, но остальные, наоборот, были только рады. Особенно когда узнали, что к самой базе их все-таки довезут на санях.

Те уже заранее поджидали на дороге, скрепленные друг с другом паровозиком. Правда, запряженные не птицей-тройкой, а видавшим виды гусеничным трактором, громко тарахтевшим и пускавшим из трубы легкий серый дымок.

Заметив их, ребята повскакивали с мест, ринулись к выходу, игнорируя окрики взрослых и заставляя водителя занервничать еще сильнее. Тот даже доезжать не стал, надавил на тормоз, открыл двери.

Интернатские, как рассыпанные горошины, запрыгали вниз, нетерпеливо подталкивая друг друга и восторженно вопя. Ну и, конечно, не обошлось без происшествий.

Семиклассник Игорь Сарафанов то ли оступился, то ли оттолкнулся слишком сильно, поэтому, приземлившись, не удержался на ногах, пролетел дальше, воткнулся головой прямиком в высокий придорожный сугроб.

Никто не испугался, никто ему не посочувствовал, только громче заржали, наблюдая, как он выбирался, весь облепленный снегом. Даже лица почти не видно, вместо него комковатая белая маска.

Да он и сам ничуть не расстроился, отплевывался, обтирался, но тоже ржал.

Лада спрыгнула на дорогу сразу за ребятами, устремилась на помощь Игорю, но убедившись, что тот не просто не пострадал, а еще и крайне доволен всеобщим вниманием, остановилась, рассмеялась вместе с остальными, махнув рукой в сторону саней, возвестила жизнерадостно:

– Обещали вам катание шефы, вот! Даже три года ждать не пришлось. И конь в наличии. Пусть и железный.

Следующим из автобуса вылез Руслан Юнирович, огляделся, строго крикнул вслед спешно ломанувшемуся к саням Игорю:

– Сарафанов, куда? А вещи? И вообще, как можно так себя вести? Ты разве не знаешь, что первыми рассаживаются девочки?

Тот остановился, обернулся нехотя, зыркнул недовольно, но в этот момент его окликнул стоявший на подножке автобуса Павел:

– Эй, Игорь, давай сюда. Без тебя точно не справимся. Нам сила нужна.

Сарафанов действительно был самым крупным в группе, но не самым отзывчивым – лишний раз да по собственной инициативе точно не разбежится помогать. А тут не отказался, растянул губы в самодовольной ухмылке, вернулся к автобусу и принялся принимать выгружаемый из него багаж. Еще и пытался командовать девчонками, чтобы они порасторопней разбирали свои чемоданы и сумки.

Когда автобус окончательно опустел, водитель выглянул из дверей, произнес на прощание:

– Хороших вам праздников, счастья, удачи и всего-всего. – Помахал рукой и уехал, а они разместились по саням, на всякий случай устроили перекличку, проверяя, все ли в наличии.

Павел забрался в сани последним и, прежде чем усесться, подмигнул Ладе, поймав ее взгляд. Она немного растерялась от неожиданности, но улыбнулась в ответ, подумала: все-таки хорошо, что обаятельный практикант тоже поехал с ними в качестве сопровождающего.

Он очень быстро нашел контакт с учениками, умел подобрать нужное слово. И ребята потянулись к нему, даже самые несговорчивые и сложные, даже признанные индивидуалисты и одиночки вроде Ильи Храмова. Ну и конечно, с ним было интересней и веселей, чем с какой-нибудь учительницей, больше всего озабоченной тем, чтобы дети вели себя спокойно и дисциплинированно.

– Ну что? Готовы? – поинтересовался тракторист, одетый в фуфайку и шапку-ушанку, и, услышав не совсем стройный, но дружный утвердительный ответ, полез в кабину.

Спустя пару секунд трактор затарахтел еще сильнее, тронулся с места, натягивая трос. Сани первым делом резко дернулись, но потом покатились ровно и плавно.

Ребята, осыпаемые пушистыми хлопьями, радостные, возбужденные, разрумянившиеся, сначала просто переговарились и смеялись. Затем, подхватив за вечными генераторами всяческих идей, как полезных, так и вредных, подружками-восьмиклассницами Майей Бессмертновой и Таней Кашириной, принялись хором горланить песню «Три белых коня»^[2].

Лада тоже пела, тоже радовалась и старалась не замечать немного отстраненный взгляд Марины Борисовны. Та как будто была вместе с ними, но одновременно где-то далеко, слишком напоминая заколдованную Марью-искусницу из фильма-сказки, на всё, что ни случалось, повторявшую «Что воля, что неволя, все равно». И ее дочь Света, тоже поехавшая на базу, чтобы не остаться дома одной, легко заражалась настроением матери, не участвовала в общем веселье, не пела, не болтала, а молча смотрела на разворачивавшийся перед глазами почти монохромный пейзаж.

Доехали быстро, даже слишком быстро, но все равно засыпало всех основательно. Уже минут через десять, будто на поляроидом снимке, сквозь снежную пелену проступили высокие ворота с названием «Речные зори» и огромной надписью «Добро пожаловать!». Но трактор не остановился, поскрежетал дальше, прямо по территории, мимо дощатых летних домиков и летней сцены до небольшого двухэтажного кирпичного корпуса, возле которого невысокий поджарый пожилой мужчина воевал с растущими чуть ли не на глазах сугробами.

Завидев торжественную процессию, он воткнул в снег широкую деревянную лопату, направился к двери, зашел внутрь здания, но почти сразу вернулся. И не один, а вместе с полной круглолицей женщиной примерно его лет, которая сразу устремилась навстречу приехавшим, громогласно и жизнерадостно произнося на ходу:

– Здравствуйте! Добрались наконец-то. – Она без труда выцепила взглядом самую старшую и серьезную из всех, Марину Борисовну, и дальше в основном обращалась уже к ней. – Меня Антонина Петровна зовут. Можно тетя Тоня. Я здесь поваром работаю, а сейчас, пока никого нет, еще и хозяйством заведую. – Повариха махнула рукой в сторону мужчины, который не стал подходить близко, а наблюдал издалека, опираясь о свою лопату. – А это Юсуф, мой муж. Когда что понадобится, вы к нему обращайтесь. Так-то он сторож, но и по электричеству, и если что починить. И где всякий инвентарь лежит, покажет.

Пока она говорила, Марина Борисовна кивала в такт словам, но как-то чересчур автоматически, словно старательно создавала впечатление, что внимательно слушала, а на самом деле… На самом деле больше думала о чем-то своем, а чужие слова проносились мимо, почти не задевая и не попадая в сознание. По крайней мере, Ладе так представлялось.

Причину она знала. Ее в основном и обсуждали в последнее время среди педсостава. Причем исключительно по секрету. Но так всегда случалось: чем чаще повторяли про секретность, тем больше народу оказывалось в курсе.

Марине Борисовне и предложили поехать с ребятами на базу из расчета, что той самой не захочется сидеть в праздник без мужа в опустевшей квартире. А такая поездка, рассудили, пойдет ей только на пользу, отвлечет. И саму воспитательницу, и ее дочь Свету, которая тоже училась в интернате и поэтому вполне подходила под статус его воспитанницы.

– Вылезаем, ребята! – бодро скомандовала Лада, махнула рукой.

Притихшие было ученики опять возбужденно заголосили, зашевелились, выбираясь из саней, принялись отряхиваться от снега, налипшего за время пути. Правда, толку от этого было мало: уже через несколько секунд бесконечно сыпавшие с низкого неба белые хлопья опять покрывали одежду.

– Да уж, валит-то как сегодня! – глядя на ребят, воскликнула тетя Тоня. – Юсуф чистить не успевает. – Снова посмотрела на Марину Борисовну. – Но вы не переживайте, внутри тепло, хорошо. И обед уже готов, – сообщила самодовольно, – вас дожидается. Только разложить осталось. – Затем, будто спохватившись, выдала скороговоркой: – И вы проходите, проходите, пока еще больше не засыпало. Вещички заносите. А я вам сейчас и там все покажу.

На вид непримечательное снаружи, здание действительно оказалось довольно уютным внутри. Зайдя в него, они в первую очередь попали в фойе, заставленное мягкими диванчиками и креслами. Тетя Тоня подошла к стоящему напротив дверей столику, или, скорее, к стойке, за которой летом наверняка стоял администратор, занимавшийся размещением вновь прибывших отдыхающих, подхватила лежащий там листок и опять направилась к Марине Борисовне.

– Вот вам списочек комнат с количеством мест. Вы уж сами распределяйте, кого куда. А так там всё уже готово. И кровати застелены.

– Хорошо, – произнесла Марина Борисовна, но даже руки не подняла, чтобы забрать протянутую ей бумажку.

Лада вмешалась, придвинулась, проговорила мягко:

– Давайте мне. – Перехватила листочек.

Внезапно рядом возник Павел, поинтересовался, выразительно дернув бровями:

– Ну и где эти комнаты находятся?

– Так на втором этаже, – пояснила тетя Тоня. – Я вас сейчас провожу.

Но он возразил, сдержанно улыбнувшись:

– Да нет, спасибо, не беспокойтесь. Мы и сами доберемся, не заблудимся. – И опять спросил: – А вам на кухне помочь не надо? На столы накрыть, обед разложить.

Повариха, не удержавшись, тоже улыбнулась.

– Да что вы? – замахала руками, заверила кокетливо: – Я и сама справлюсь. Вас не так уж и много. Как раз успею, пока вы располагаетесь. – И обеспокоенно предупредила: – Только вы уж сильно не задерживайтесь. А то суп остынет.

– Сильно точно не задержимся, – пообещал ей Павел. – Ради вкусного обеда кто ж не поторопится?

И только Руслан Юнирович опять остался в стороне, словно был тут лишним. Ему тоже хотелось, как Павлу, с ходу очаровывать людей, но нужные слова приходили в голову с опозданием, когда уже были высказаны кем-то другим. Да и по жизни Руслан не привык вылезать вперед, привлекать к себе внимание, навязываться. А еще его что-то неуловимо напрягало в практиканте. Хотя тут, возможно, дело в Ладе.

Глава 3

– Обалдеть! – протянула Таня, бросив на кровать увесистую сумку с вещами и еще раз оглядевшись. – Вот это, я понимаю, житуха! – Она вернулась к входной двери, но не стала ее открывать, а распахнула другую, находившуюся в боковой стене совсем рядом, заглянула внутрь, сообщила восхищенно: – Зацените, тут туалет в каждом номере. – Щелкнула выключателем. – И душ. Майка, иди позырь! Тут душ есть. Можно хоть сейчас помыться.

Майя поднялась с кровати, которую как раз тестировала на мягкость и упругость, двинулась на зов подруги. Подошла, привалилась к косяку, заглянула внутрь санузла, по которому с видом увлеченного туриста разгуливала Таня, трогая все подряд, словно проверяя на материальность.

В принципе душ не представлял собой ничего особенного. Просто часть санузла отделили клеенчатой шторкой, за которой скрывалась обычная труба, идущая вверх по стене, с лейкой на конце, да слив в полу. Но зато все такое аккуратное, светлое, чистенькое. Не то что в интернатской банной комнате. Точнее, двух комнатах – одна для мальчиков, другая для девочек.

Там всегда было не только влажно и душно, но и царил полумрак. Правда, последнее к лучшему: ты меньше видишь остальных, остальные меньше видят тебя. Потому что оказаться в банной в одиночестве или вдвоем – это из разряда фантастики. Получилось бы, только если прогулять уроки или глубокой ночью. А тут будто и правда твой личный душ, почти как ванна дома, и для Тани действительно невиданная роскошь.

– Отпад! – выдала подруга. – Нам даже мыло положили одноразовое!

Сгребла с полочки под зеркалом три маленьких шелестящих прямоугольника, обернулась:

– Заберем, да? Не станем тратить? – И сразу распределила по-честному: первый отдала Майе, второй засунула себе в карман, а третий… повертела в руке и рассудительно заключила: – Хотя одно можно. – Она, не откладывая, разорвала упаковку, достала аккуратный бледно-зеленый овальчик, поднесла к носу.

– Светусик же не будет против, поделится? – проговорила, с удовольствием втягивая терпкий травяной аромат. – Ей-то зачем? У нее и так всё есть.

В доставшейся им комнате стояло три кровати, и, естественно, им подкинули соседку, Свету Курдюмову.

– Да почему к нам-то? – услышав, кто будет жить вместе с ними, сердито пробубнила Таня, в поисках поддержки глянула на Майю.

Та вполне разделяла ее возмущение. Вариант не самый лучший, скорее, самый худший из возможных.

Понятно, что все места наперечет и вдвоем их в любом случае не оставили бы, но даже на Полинку Пирогову из шестого они охотнее согласились бы. Ее хоть и считали чуток поехавшей, но зато она добрая, наивная и послушная – что попросишь, то и делала. К тому же она своя, а Курдюмова…

На самом деле Курдюмова была совсем не интернатской. Только учиться приходила, а жила дома, с папочкой и мамочкой. А если и ночевала в интернате, то лишь когда Марина Борисовна оставалась дежурить. Да и то не каждый раз, а очень-очень редко. И на базу она поехала не за какие-то особые заслуги, а исключительно в комплекте с родительницей.

– Вот и чего от такой ждать? В ее присутствии даже не поговоришь нормально. А вдруг она обо всем, что услышала и увидела, станет докладывать маме-воспитательнице? – Пусть подружки и считали Марину Борисовну нормальной, но совсем не хотели делить с ней свои откровения и секреты. Им это зачем?

– Мы что, крайние? – продолжала возмущаться Таня, хотя по-прежнему громко высказать свои претензии не решалась.

Ведь не заявишь Марине Борисовне: «Поселите к нам кого угодно, только не вашу дочку. А с ней мы жить не хотим. Именно по этой причине». Зато сейчас, когда они находились в комнате только втроем, Каширина уже не стеснялась. Закончив с изучением санузла, переключилась на Свету.

– Курдюмова, а ты уверена, что именно тут жить хочешь? – поинтересовалась с язвительным вызовом. – Может, все-таки пойдешь к мамке попросишься? Ты же привыкла всегда с мамочкой. И в школе, и дома. А у них с Ладой тоже комната наверняка трехместная.

Света водрузила на кровать небольшой, на вид почти новенький чемодан, щелкнула замками, откинула крышку, пробормотала тихонько, но достаточно спокойно:

– Меня и тут устраивает. – Но как будто своим вещам, а не Тане, потому что даже не посмотрела в ее сторону.

– Устраивает? – переспросила Каширина, озадаченно приподняв брови, но потом независимо пожала плечами, заключила: – Ну ладно, – и направилась к своей кровати.

Света наклонилась над открытым чемоданом. Но Таня вместо того, чтобы двинуть прямо, внезапно взяла немного вбок и, проходя мимо, толкнула соседку нарочно выпяченным бедром. Довольно сильно толкнула. От чего та качнулась вперед, едва не врезавшись головой в стену и не рухнув на кровать. Спасли ее только выставленные перед собой руки.

– Ой, – театрально выдохнула Таня, пропела тоненьким невинным голоском: – Извини, Курдюмова. Я иногда прям та-акая неуклюжая, просто ужас. Сама не знаю, что с этим делать. Только мамочке, очень прошу, на меня не жалуйся. Я ведь не нарочно. Честное слово.

Хотела похлопать Свету по плечу, по-дружески, хотя наверняка тоже сильнее, чем требовалось, но передумала. Вместо этого, кое-что заметив, стремительно нагнулась, ухватив за один из кончиков, вытянула из груды вещей оранжево-красный тканевый треугольник, воскликнула:

– Майк, ты тока глянь! Она еще и галстук сюда притащила. Пионер всем пример! – Помахала им сначала над головой, потом почти у Курдюмовой под носом, явно рассчитывая, что та сразу бросится его ловить и выхватывать, словно водящий в игре «Собачка»^[3].

Но та не поддалась на провокацию, распрямилась, глянула на Таню исподлобья.

– Отдай! – произнесла глухо и твердо.

Майя, устроившись возле окна, наблюдала за происходящим, разрываясь между желаниями осадить подругу и не вмешиваться. С одной стороны, Таня вроде бы перегибала, цепляя Курдюмову. Но с другой – Майя и сама ее отношение разделяла.

Света ведь и ее порядком раздражала. Потому что была чужая, не такая, как остальные. Потому что имела то, о чем большинство из них могли только мечтать и фантазировать.

Даже если родители Курдюмовой развелись, они же все равно оставались рядом, никуда не исчезли, не забыли про своего ребенка. Не отказывались забирать на каникулы и выходные, выдумывая дурацкие оправдания, как Майин отец. И не сдавали ее государству сразу после рождения, будто ненужный хлам, как Танькины.

Да, подруга своих маму и папу никогда в глаза не видела и даже приблизительно не представляла, кто они и какие. Ей и фамилию-имя-отчество давали совершенно посторонние люди, особо не выбирая, от потолка. Что в голову пришло, так и назвали. И Майя прекрасно понимала, почему Таня злится.

Вот и не торопилась влезать, даже когда напряжение возросло почти до предела, а перепалка грозила перерасти в драку. Правда, и без ее участия все благополучно разрешилось.

Раздался стук в дверь, а затем голос географа Руслана Юнировича:

– Ребята, девчата, выходим. Нас обед ждет. Побыстрее.

Майя оттолкнулась от подоконника.

– Идем, – распорядилась громко. – А то правда жрать хочется. – И сама первой двинула к выходу.

Таня разочарованно поморщилась, небрежно скомкав галстук, ткнула им Курдюмовой в грудь.

– На, забирай. – Потом развернулась, потопала за подругой.

Не успели выйти в коридор, как дверь находившейся напротив комнаты распахнулась. Из нее вывалили Димка Бармута и Жека Заветов.

– О! – радостно выдохнул последний. – Вы тут?

– А где мы, по-твоему, должны быть? – фыркнула Таня. – На улице в сугробе сидеть?

– Да я просто не знал, что вы с нами рядом, – принялся оправдываться Жека, но Майя уже не смотрела в его сторону и не слушала.

Потому что, повернув голову, хотя и не собиралась, но, будто что-то подтолкнуло, увидела Илью Храмова. Он тоже вышел из комнаты, следующей по направлению к лестнице, тоже повернул голову, совсем не туда, куда бы следовало, и тоже увидел Майю.