– Давай, брат, спасибо, что помог!
Давид пожимает мне руку, другой хлопает по плечу.
– Дойдешь сам? Я пока душ приму, а вечером встретимся в нашем баре, посидим.
– Конечно, не проблема. Наберешь.
Саня уехал еще час назад, у него тренировка по боксу, а мы с Давой закончили одну стену гаража. Мышцы рук ломит с непривычки, но работать мне не впервой. Недавно с отчимом тоже гараж отгрохали вдвоем. Конечно раза в два меньше, чем у Даниелянов планируется, но представление о работе какое-никакое имеется.
Спускаюсь вниз, но уже подходя к двери, вспоминаю о предложении Мариам. Котенок расстроится, если уйду, не забрав обещанную пахлаву. Сворачиваю в коридор на кухню, откуда доносятся женские голоса. Мариам и ее матери. Голос женщины звучит не так, как обычно, что вынуждает притормозить и прислушаться к разговору.
– Мам, это всего лишь до десяти часов. Мероприятие в парке в центре города. Все наши собираются.
– Я сказала, нет, Мариам. Десять в городе это уже поздно. Пока доедешь до дома, будет пол-одиннадцатого.
– Мам, пожалуйста. У меня из знакомых только Оля. Я хочу общаться, гулять. В Ереване ведь вы позволяли.
– Здесь тебе не Ереван, – тон Лусине начинает звенеть нарастающим предупреждением. – У нас в городе практически нулевой уровень преступности. А здесь каждый второй только и думает, как тебе под юбку залезть, не хватало потом еще проблемы из-за тебя расхлебывать. Позора нам на голову хочешь?
– Почему позора? Я ведь не с парнем иду.
– Попробовала бы ты с парнем пойти! – фыркает женщины, а я чувствую, как у меня зубы с силой сжимаются, грозясь раскрошиться.
К кому к кому, а к Мариам вообще не должно быть претензий. Она по дому носится целыми днями и у плиты крутится. Девки в её возрасте по кафе шляются и клубам, ноги давно раздвигают, а ей в банальных вещах отказывают, оказывается.
– Мам, пожалуйста. Я буду внимательна. Ни с кем не буду знакомиться. Просто погуляю с друзьями. – продолжает упрашивать ангел.
– Лиля тоже обещала ни с кем не знакомиться, а потом её этот белобрысый обрюхатил, и где он теперь? Нет его! – рявкает злостно мать. – А она всю семью опозорила, и теперь отродье свое будет до конца жизни сама тянуть.
– Мам, я не Лиля, – настойчиво повторяет Мариам. Меня раздражает, сколько времени у девчонки уходит на то, чтобы отпроситься гулять. Еще и, блядь, до десяти вечера. Давид в это время только из дома выходит. – Я уже столько прогулок пропустила, можно хотя бы на од..
Последний слог звучит сдавленно и приглушенно, как будто она резко проглатывает слово. Доносится едва различимый стон. Меня в мгновение взрывает от этого жалобного звука.
Заглядываю на кухню и чувствую, как ярость кипятит вены. Лусине держит дочь за запястье, вроде бы ничего такого с первого взгляда, но если взглянуть на то, как лицо котенка искривляет гримаса боли, все становится ясно.
Кулаки непроизвольно сжимаются. Желание вырвать ее из цепких лап матери достигает максимума.
– Мариам, ты забываешься. Я не обязана повторять по десять раз то, что уже сказала, – шипит старшая Даниелян, сжимая тонкую руку еще сильнее. – После переезда ты совсем распустилась. Не забывай, что если живешь рядом с русскими, это не значит, что ты русская. Повторять за своей подружкой не надо. Если она по двадцать минут отпрашивается чтобы переночевать у нас, это не значит, что подобное сработает со мной. Ты должна уважать мое решение, поняла? И принимать его не оспаривая!
Выдержка слетает к черту с петель. Смотреть на то, как корчится лицо Мариам от боли у меня нет сил. Делаю несколько шагов вперед, позволяя им себя увидеть. Женщина выглядит недовольной, а котенок резко отворачивается к окну.
– Мариам, ты обещала мне пахлаву, – да, у меня есть предлог, чтобы войти сюда. И я нереально рад, что вернулся и увидел эту гребанную картину.
Растягиваю губы в неискренней улыбке, наблюдая, как женские пальцы разжимаются. Красная кожа на запястье котенка подпитывает ярость еще сильнее. Схлестываюсь взглядами с Лусине. Неприкрытое превосходство и презрение буквально сквозит от нее. И как я раньше не замечал этого?
Мариам требуется пара секунд, чтобы привести себя в порядок. Обернувшись, она опускает глаза в пол и, проходя мимо стола, берет пластиковую коробку, чтобы протянуть ее мне.
– Вот.
Я даже не успеваю сказать: «Спасибо», так быстро девчонка уходит из кухни.
– До свидания, Демьян! – произносит Лусине.
Не просто слова прощания. Требование, чтобы быстрее покинул ее дом.
– До свидания.
Сев в машину, подкуриваю сигарету. Нахожу глазами окно котенка и чувствую, как за грудиной простреливает. Девчонка стоит напротив зеркала и расчесывается, время от времени смахивая слезы. Резко затягиваюсь и сжимаю кожу руля правой рукой.
В чем-то я понимаю Лусине. На Мариам действительно сложно смотреть без грязных мыслей и фантазий. С ее внешностью можно охомутать любого, у кого в штанах есть член. Будь ему хоть восемнадцать, хоть пятьдесят. И я знаю это по себе. У самого сегодня руки дрожать начали, когда у нее от холода соски встали на улице и через ткань просматривались.
Но держать собственную дочь взаперти не выход. Еще и мотивировать это тем, что их знакомая залетела от какого-то придурка. Мариам девчонка не из глупых, семья для нее святое, но и жить когда-то тоже нужно. Еще раз смотрю в окно котенка, но, похоже, она ушла вглубь комнаты.
Завожу двигатель и отъезжаю от дома Даниелянов, инстинктивно бросив взгляд на часы. Полшестого. В памяти всплывает момент, когда Мариам говорила Давиду, что к шести поедет на английский.
Нога сама выжимает педаль тормоза, когда автомобиль проезжает порядка двух десятков метров. Что я делаю, блядь? Хрен его знает. Сам себе проблемы создаю.
Откидываюсь на сидении и смотрю в зеркало заднего вида, ожидая, когда откроется калитка и покажется девчонка.
Мариам
Хорошо, что сегодня у меня английский. Есть возможность пройтись, успокоиться и немного проветриться.
Спешно выхожу за ворота, чтобы не чувствовать на себе недовольный взгляд мамы, и только закрыв высокую металлическую дверь, могу вздохнуть. Иногда мне кажется, что я начинаю задыхаться.
Шагаю в сторону остановки, когда замечаю припаркованный впереди автомобиль Демьяна. Разве он еще не уехал? Наверное, Давида ждет. Только почему отъехал так далеко?
Стыд затапливает до кончиков волос, стоит дойти до машины. Похоже, он видел сцену на кухне, и теперь показываться ему на глаза ужасно неудобно. Сомневаюсь, что в его окружении есть знакомые, которые в моем возрасте отпрашиваются на прогулки.
Опустив голову, стараюсь как можно скорее пройти мимо и остаться незамеченной, надеясь, что Демьян занят своим телефоном.
– Мариам! – зажмуриваюсь, услышав оклик позади.
Черт… Глубоко вдыхаю, отгоняя приступ смущения. Будь на его месте кто-нибудь другой, я бы не испытывала подобной неловкости, но тот факт, что именно дорогой сердцу человек увидел все это, вынуждает чувствовать себя жалкой.
Оборачиваюсь. Машина подъезжает ближе и, пригнувшись, из окна выглядывает лицо Демьяна.
– Садись, подвезу.
На мгновение мне кажется, что я ослышалась. Подвезет? Это он меня здесь ждал? Вот только правильная догадка вспыхивает болезненным ощущением. Ну конечно. Демьяну стало меня жаль, и поэтому парень решил хотя бы как-нибудь помочь.
– Спасибо, не нужно. Я на автобусе, – главное звучать уверенно и улыбаться.
Как бы мне ни хотелось залезть в салон, понимаю, что нельзя. Инстинктивно оборачиваюсь на дом, чтобы никто не увидел того, как мы разговариваем. Если мама узнает, может использовать это для запрета Демьяну приходить к нам, а этого я не вынесу. Не знаю почему, но именно к нему она не питает симпатии. К Саше нет такого отношения.
Прижимаю к груди папку с тетрадями по английскому и снова начинаю идти вперед, когда внезапно, свистнув покрышками, автомобиль резко подрезает меня. Сердце от неожиданности подскакивает к самому горлу. Охнув, отшатываюсь и едва не роняю папку. Колеса останавливаются в каких-то паре сантиметрах от моих кроссовок.
– Мариам, садись! Я просто подвезу тебя в город. Мне по пути.
Пассажирская дверь щелкает, и Демьян толкает ее рукой, приглашая внутрь. Снова обернувшись на дом, быстро ныряю в салон. Так безопаснее.
Автомобиль трогается с места, а я не могу поверить в происходящее.
Господи, я впервые наедине с Демьяном. Осознание этого факта появляется после того, когда первый шок проходит. Машина плавно едет по дороге, в нос медленно проникает аромат сигарет и кожи, из динамиков играет какой-то зарубежный рок.
Мы… в машине… Демьяна…
Вдвоем…
Безотчетный восторг, смешанный с лихорадочным волнением, терзает каждую нервную клетку. Мое сердце готово разорваться от излишка эмоций. Еще час назад я и мечтать не могла, что буду сидеть рядом с ним. И если для того, чтобы остаться с ним наедине, ему нужно было стать свидетелем моей ссоры с мамой, значит, я готова пережить ее снова.
Мне хочется, чтобы Демьян что-то сказал, но он молчит, сосредоточенно акцентируя внимание на дороге.
Я позволяю себе рассмотреть мужской профиль в такой непосредственной близи. После того, что произошло между нами днем, я думала, он засмеет меня. Но нет. Ни капли издевки на волевом лице. Демьян выглядит серьезным, а то, как пальцы постукивают по рулю, выдает его нервозность. Застываю глазами на небольшой родинке на подбородке, спрятанной под короткой щетиной. Мне нравится, когда он побритый, хотя и так он все равно очень красивый.
– В центр, котенок? – стрельнув в меня взглядом, Демьян возвращает его на дорогу, и я тоже устремляю глаза в окно.
Этот его «котенок» во второй раз за день взрывает миллион фейерверков внутри. Они фонтанируют, щекочут под кожей и вызывают бурю в животе.
Киваю и поворачиваюсь к нему:
– Спасибо.
Молчание в несколько минут кажется гнетущим, но Демьян первый нарушает его.
– Почему ты позволяешь с собой так обращаться?
И почему я надеялась, что он оставит эту тему без внимания?
– Она моя мать, – пожимаю плечами, – я сама виновата. Знала, что не отпустит, но решила попробовать уговорить.
– Ты виновата? – голос Демьяна впервые звучит настолько резко, что даже пугает, – ты нормальная девушка, желающая гулять с друзьями. Что в этом плохого?
– В этом ничего. Я не должна была спорить.
Ток в двести двадцать вольт пронзает тело, когда Демьян вдруг правой рукой грубо задирает рукав на моем запястье. Красные пятна еще не сошли, и я тут же отдергиваю руку.
– А это должна терпеть?
Темные глаза парня налились гневом, а мне вдруг вместо того, чтобы испугаться, становится эгоистично приятно. Неужели он волнуется за меня?
– Отец знает? – задает второй вопрос, не получив ответа на первый.
– Нет. Ему не нужно знать.
– Почему?
– У него и так проблем хватает. После открытия ресторана папа весь в работе. Да и нечего ему знать. Если я сама веду себя неподобающе, мама в этом не виновата.
– Мариам, ты понимаешь, что говоришь? Она подавляет тебя и ломает.
– Демьян, все не так.
– А как это называется?
– Воспитание.
– Пиздец.
О проекте
О подписке