Недавно я где-то жаловалась, что все больше и больше современных авторов, которым слава Толстого покоя не дает, и вот они пишут оооооочень длинные произведения. А тут "Меня зовут Люси Бартон" - смешно сказать, в бумажном варианте меньше 200 страниц, да и еще и гордое "интеллектуальный бестселлер" носит. Херня это, а не интеллектуальный бестселлер.
Во-первых, роман во многом напоминает план-конспект намного более длинной задумки, который все-таки решили выпустить как есть. Во-вторых (а оно вытекает из "во-первых"), из-за ограниченного объема мы видим такую кучу намеков в стиле "синие занавески - это знак того, что он все еще грустит по троюродной бабушке своего отца, которая умерла двести лет назад и которую он сам никогда не видел", что бесит. А вообще, тянет меня сегодня поболтать, так что слушайте
дальше...
Задумка, между прочим, очень и очень перспективная, правда! Сложные отношения с родителями; сами родители, которые вообще непонятно зачем рожали детей (то есть, судя по всему, единственной причиной было "все рожают и нам надо и вообще Бог так завещал"); убитые личности, которые становятся такими практически неизбежно (и мало кто потом выбирается полностью из этого состояния), - да и какими можно вырасти, если вы росли как сорняк (ха, мать так и называть дочь прозвищем, которое с английского так и переводится - "сорняк") на заднем дворе!? И прочая, прочая, прочая. А что мы имеем?
Люси однажды попала в больницу, и вот, открыв глаза, она видит мать, с которой не виделась много лет. Мать проводит с ней пять дней, практически не интересуется жизнью Люси (и так было почитай всегда), только рассказывает всякие байки про их общих знакомых, в основном про их неудачные браки, а Люси и тому рада, потому что мамочка просто говорит. Потому что внутри Люси все еще та маленькая девочка, которую мама недолюбила в свое время, а позже пробелы так и остались незаполненными. Параллельно героиня, конечно же, рассказывает какие-то эпизоды из детства, юношества, взрослой жизни, которые вроде как призваны сделать картину происходящего яснее. Но некоторые моменты так завуалированы, что хоть плачь. Я, впрочем, плакать не стала, а, почитав интерпретации англоязычных читателей с гудридс, пошла и перечитала роман, буквально спустя два дня после первого прочтения. Мало что поменяла в своем восприятии оного. Итак, немного деталей и соображений по поводу прочитанного.
Довольно быстро становится понятно, что Люси - жертва стокгольмского синдрома, только побывала она не в руках террористов или похитителей, а в руках собственной семьи; память же штука гибкая и, как она сама признается, многие воспоминания сглаживаются, а там и до мнения "да ладно, ведь все было не так уж и плохо" недалеко. Но даже из сглаженных воспоминаний читатель понимает, что все было чертовски хреново. Трое детей в семье Люси частенько бывали голодными, замерзшими, грязными, а изгоями в своем маленьком городке - всегда. Сбежал бы оттуда практически любой, на самом деле, но из них троих это сделала только Люси и спасла себя, насколько смогла (а смогла не очень, уже взрослая тетка все еще напоминает побитую собаку, которая ЛЮБИТ любого, кто проявляет к ней хоть толику доброты; одновременно с этим с трудом верит, что ее саму, вообще-то, тоже можно любит. Просто так). А дальше одни вопросы и почти никаких ответов.
Почему мать никогда не чувствовала себя в безопасности и вообще вела себя большую часть времени, как эталонный моральный урод? У отца был посттравматический синдром после пережитого на войне? Почему Люси к нему испытывала отвращение, а по отношению к матери такого не было? [Есть версия, что там имело место насилие сексуального характера. Грузовик, поминаемый не раз, все дела. А с другой стороны, коричневая змея, которую Люси так боялась, может быть просто коричневой змеей (многие боятся змей самих по себе, это не новость, и желание убрать ноги с земли при этом чисто инстинктивное; да и отец ее не был чернокожим), а одной фразы "Папочка, перестань", которую вспоминает Люси для обвинений, на мой взгляд, недостаточно. Эпизод с братом, который нарядился в женскую одежду, а отец провел его по улицам в таком виде и высмеял, а позже утешал, вытирая слезы, - вообще ноль понимания к личности отца. А кому нужны пояснения, ну в самом деле, да, миссис Страут?] Почему до люсиных 11 лет семья жила в холодном гараже при доме двоюродного дедушки? И так далее.
Слишком много брошено в воздух и оставлено без разъяснений или хотя бы более четких намеков для толкования тех или иных эпизодов - я такое терпеть ненавижу; как и заигрываний с читателей в стиле "ах, это не история моего брака", но количество подробностей о семейной жизни прямо-таки зашкаливает, но нет, мы ничего не будем говорить, вам кажется. Хватает и просто лишних эпизодов - черт, кому какая разница, что она так и не научилась одеваться, в самом деле!?
В общем, все бы ничего, но один эпизод сказал мне о Люси больше, чем все, что она пыталась рассказать о себе всю эту недлинную историю. В романе у Люси есть знакомая, Молла, которая, в общем-то, ее зеркальное отражение. С Моллой мать тоже обращалась плохо и это вылилось в депрессию после рождения первого ребенка. Женщина грустила из-за всего, что недодала ей собственная мать. И Люси, услышав от Моллы ее историю, думает о том, что "не то, чтобы я ей не верила, просто ее история не заинтересовала меня. Дело было в ее стиле, в ее откровенной манере сразу же выплескивать то, о чем не принято говорить". Ну что ж, постарайся заметить, Люси-Сукина-Дочь-Бартон, что твоя манера обо всем молчать тебя счастливой не сделала. И твоя неспособность сочувствовать людям, которым действительно плохо, - это не вина твоих родителей. Это только твоя вина. И я не могу тебе сочувствовать по-настоящему. Твоя история не заинтересовала меня.