Новейшие исследования по истории России

Институт российской истории Российской академии наук

Серия «Новейшие исследования по истории России» основана в 2016 г.

Рецензенты:

д. и. н. В.А. Кучкин,

д. и. н. Г.А. Санин,

д. и.н., чл.-корр. РАН А.Н. Сахаров

Публикуется по решению ученого совета Института российской истории РАН

Введение

Одним из важных факторов, оказавших влияние на процесс объединения русских земель вокруг Москвы, стали международные связи Северо-Восточной Руси¹ с Константинополем в конце XIV – середине XV в.

Северо-Восточная Русь, ее князья и клир были активными участниками политической борьбы и вдохновителями политики «собирания русских земель», поэтому противоречия между церковной и светской (княжеской) властью, роль «византийского фактора» в политическом развитии удельной Руси представляют для специалистов интерес, что в полной мере относится ко времени правления великих князей Московских Василия I (1389—1425) и Василия II (1425—1462). Этот исторический период стал пиком дипломатической активности светской (княжеской) власти и представителей Русской православной церкви (митрополиты, епископы) накануне образования единого Русского централизованного государства.

Уже в XIV в. началось постепенное восстановление связей между русскими землями путем включения их в орбиту Москвы, которое еще не вело к осознанию общерусского государственного единства, но уже декларировалось в заключенных договорах Дмитрием Донским (1350—1389), стремившимся закрепить за своими потомками не только территорию вотчины Московского княжества, но и великое владимирское княжение. Подготавливалось оно и идеологически, о чем свидетельствует перенесение из Владимира в

Москву накануне Куликовской битвы главной святыни Владимирского Дмитриевского собора – иконы Дмитрия Солунского (1380); иконы Владимирской Божией Матери при сыне Дмитрия Донского Василии I (1395).

В XV столетии «собирание земель» приобрело устойчивый характер, совершенно ясно обозначилось руководящее значение Московского княжества в политической системе княжеств Северо-Восточной Руси.

Москва сумела перехватить инициативу в контактах с Константинополем у Твери, Великого княжества Литовского, так как там располагалась митрополичья кафедра, и добиться автокефалии (или независимости) от «ромеев» уже к середине XV столетия (1448).

Церковь с ее религиозным влиянием, используя многовекторные (дипломатические, церковные, культурные) международные связи с Константинопольским патриархатом, соперничала и с центральной, и с местной княжеской властью, но по мере укрепления великих князей Московских становилась слабее.

Феодальная война второй четверти XV в., заметно ослабив центральную власть, замедлила, но все же не смогла остановить объединительные тенденции.

Тема настоящего исследования относится к малоизученным страницам отечественной истории и ориентирована на изучение конкретных вопросов, связанных с дипломатической активностью Москвы, Твери, Нижнего Новгорода и Константинополя в один из переломных моментов отечественной и мировой истории – времени усиления Московского княжества и времени падения под ударами турок-османов некогда могущественной Византийской империи.

Исследование отчасти восполняет существующий ныне пробел в освещении церковно-политических взаимоотношений крупнейших региональных центров Северо-Восточной Руси (Москвы, Твери, Нижнего Новгорода) и Константинополя, создает фактические предпосылки для привлечения дополнительного внимания специалистов к изучению вопросов дипломатической истории русского Средневековья.

В течение долгого времени в трудах отечественных и зарубежных ученых затрагивался вопрос изучения участия иерархов Русской церкви (митрополитов, епископов) в политических процессах в период возвышения Москвы, ее борьбы с Тверью, Нижним Новгородом, Литвой (Пл.П. Соколов, о. И.Ф. Мейендорф)², но до сих пор нет специального обобщающего исследования, которое бы раскрывало коренные (дипломатические, церковные и культурные) тенденции этого участия.

Имеется в виду активная роль русской митрополичьей кафедры, которая находилась со времени Крещения Руси (988; 989 – по ультрамартовскому счету) в Киеве. Впоследствии при митрополите Максиме (1283—1305) резиденция митрополита была перенесена из Киева во Владимир-на-Клязьме (1299; 1298 – по ультрамартовскому счету)³, что подчеркнуло новый статус великих князей Владимирских, ставших со временем во главе процесса постепенного собирания русских удельных земель в единое Русское государство, а затем митрополит переехал в Москву (1325).

Переезд митрополита «всея Руси» Петра (1308—1326) во Владимир-на-Клязьме в 1308—1309 гг. закрепил выбор, сделанный Максимом. Перед кончиной Петр объявил о своей воле быть погребенным не в Киеве или Владимире, а в Москве, что явилось серьезным основанием для города стать новым и постоянным местопребыванием Предстоятеля Русской церкви.

Распространенное мнение, что именно Петр перенес резиденцию митрополитов «всея Руси» в Москву, ошибочно. «Мощи Петра как бы освятили будущую церковную столицу Руси, став стимулом для Москвы в ее настойчивых претензиях на роль нового государственно-политического центра русской державы»⁴.

Этот важный исторический шаг был поддержан новым митрополитом – греком Феогностом (1328—1353), который разделял политику Ивана Калиты, направленную на укрепление политического положения Руси и Русской церкви в условиях только еще начинавшегося процесса объединения княжеств, хотя противостояние между Москвой и Тверью в борьбе за главенство среди русских княжеств еще не было завершено.

Возвратившись из Орды в 1333 г., Феогност избрал своим постоянным местопребыванием в Северо-Восточной Руси не Владимир, а Москву, которая уже с середины XIV столетия крепко удерживала лидерство в своих руках, в том числе и инициативу общения с Константинополем.

Документальной основой работы стали как архивные, так и опубликованные материалы: летописи; актовые материалы; послания митрополитов и великих князей патриарху Константинопольскому; послания митрополитов русским князьям и великим князьям Литовским; окружные послания митрополичьим наместникам; духовные и договорные грамоты великих и удельных князей; записки русских путешественников XIV—XV вв. – так называемые хождения; произведения агиографической литературы (жития святых) и литературные памятники (повести и т. п.).

Важнейшие из них хранятся в Российском государственном архиве древних актов (РГДДА). Использовались материалы нескольких архивных фондов (ф. 179 – «Комиссия печатания государственных грамот и договоров»; ф. 180 – «Канцелярия МГАМИД»; ф. 196 – «Собрание Ф.Ф. Мазурина»; ф. 199 – «Портфели Миллера»), где содержится богатый фактический материал о политической истории княжеств Северо-Восточной Руси⁵.

Из источников, хранящихся в отделе рукописей Российской государственной библиотеки (РГБ), оказались востребованы «Исидоров Собор и хожение его» («Повесть Симеона Суздальца о восьмом Соборе»), а из фондов научного архива Института российской истории РАН – фонд № 4 В.О. Ключевского, в составе которого имеется рукопись знаменитого труда историка «Древнерусские жития святых как исторический источник» и другие аутентичные материалы, важные для изучения эпохи Сергия Радонежского и политики великих князей Московских в отношении церкви⁶.

Из рукописей Российской национальной библиотеки (СПб.) использованы следующие: «Послание великого князя Московского Василия II Васильевича Константинопольскому патриарху»; «Послание великого князя Василия II Васильевича на Святую гору»; «Послание от Святая горы на Русь благоверному князю Василию Василевичю по Сидоре еретике князю Василию II Васильевичу»; «Послание патриарха Григория III Маммы, патриарха Константинопольского князю Александру (Олелько) Владимировичу»⁷,

Источниковой базой по истории Тверского и Нижегородского княжеств послужили летописи. Наибольшее значение для изучения событий церковно-политической истории конца XIV – середины XV в. Твери имеют Московский летописный свод конца XV в.; Рогожский летописец; Львовская летопись; Ермолинская летопись; Симеоновская летопись; Софийские летописи; Тверская летопись; а также Никоновская летопись; Воскресенская летопись; Супрасльская летопись⁸.

Летописные записи по истории Рязанского княжества, которое располагалось на юго-востоке Руси и играло заметную роль в политических событиях конца XIV – середины XV столетия, также были привлечены в ходе исследования. Они дошли до нас преимущественно в списках XV—XVI вв. Использованы материалы Симеоновской, Новгородской I и IV, Софийской первой летописи и Рогожского летописца в силу их наибольшей достоверности и приближенности к интересующим нас событиям⁹.

Для изучения церковно-политической истории конца XIV – середины XV в. Нижнего Новгорода привлечены известия Симеоновской летописи; Рогожского летописца; Ермолинской летописи и Московского летописного свода конца XV в.¹⁰

В ряду опубликованных источников, важных с точки зрения проблематики исследования, оказались востребованы такие академические издания, как «Памятники древнерусского канонического права // Русская историческая библиотека» (РИБ. 1880; 1908. Т. VI); «Русский феодальный архив XIV – первой трети XVI вв.»; «Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV—XVI веков»; «Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси конца XIV – начала XVI веков»; «Акты служилых землевладельцев XV—XVII вв. Сборник документов в 4-х т.» и другие¹¹.

Все документы представляют живой интерес для исследователя, поскольку помогают понять, насколько интенсивно велась дипломатическая борьба в русских землях и в Литве (особенно в период правления великого князя Литовского Витовта (1392—1430) при участии Константинопольского патриархата, римского престола, русских митрополитов, епископов, князей и какой международный резонанс она имела в конфессиональной, политической и культурной сферах.

Документальные источники по истории Византии представлены актовым материалом – так называемые акты Константинопольского патриархата и послания патриарха, которые сохранили официальную дипломатическую переписку патриарха в виде грамот и посланий с восточнославянскими правителями и представителями церкви.

Практически все архивы имперской и патриаршей канцелярий Византии погибли либо в 1204 г., когда город был захвачен крестоносцами, либо в 1453 г., когда его взяли штурмом турки-османы, но в двух томах, изданных Ф. Миклошичем и И. Мюллером в 1860 г. и хранящихся ныне в Австрийской национальной библиотеке (Вена), содержатся официальные документы патриархата последнего столетия византийской эпохи, включающие постановления патриархов и отчасти императоров за период с 1315 по 1402 г.¹²

Анализу были подвергнуты работы, в которых исследовался комплекс документов архива Константинопольского патриархата: патриаршие грамоты, соборные постановления, подписанные вселенскими патриархами и касающиеся поместных церквей и др.

Впервые они стали предметом научного рассмотрения в середине XIX в. Церковный историк протоиерей В.И. Григорович обнаружил в Греции два кодекса копий документов, составил их описание и опубликовал часть из них в «Журнале Министерства Народного Просвещения».

Всего же акты из архива Константинопольского патриархата издавались трижды: в Вене уже упомянутыми нами Ф. Миклошичем и И. Мюллером в 1860—1862 гг., в Санкт-Петербурге А.С. Павловым в 1880 г. (переизданы В.Г. Дружининым в Русской исторической библиотеке – РИБ. 1908. Т. VI).

В настоящее время группой австрийских ученых ведется работа над новым полным изданием актов в шести томах (вышли три тома)¹³.

Дополняют список документальных источников по теме путевые записки русских путешественников XIV—XV вв. – так называемые хожения в Византию, Малую Азию, Палестину и проч. Использованы тексты хожения Игнатия Смольнянина – 1389 г.; дьяка Александра – 1391 – 1397 гг.; инока Зосимы – 1419—1422 гг.; неизвестного суздальца – 1437—1440 гг.; Авраамия Суздальского – 1437—1440 гг. и др.¹⁴, а также житийная литература и повести: «Житие Сергия Радонежского»; «Житие епископа Тверского Арсения», «Житие Рязанского епископа Василия»; «Житие преп. Макария Желтоводского, Унженского» и проч.¹⁵

Что касается историографической традиции изучения русско-византийских отношений, то следует подчеркнуть, что она имеет давнюю и богатую историю. По справедливому замечанию М.В. Бибикова, «невозможно строго определить хронологическую грань «начала» освоения византийских сочинений в России. Эта традиция прослеживается уже в древнерусских исторических памятниках»¹⁶. Византийские хроники Иоанна Малалы, Георгия Синкелла, Георгия Амартола и другие греческие источники по древнейшему периоду всемирной истории и раннему христианству широко использовались задолго до XV столетия: еще составителями «Повести временных лет» (XII в.), «Еллинского и Римского летописца», «Хронографов» (вторая половина XV в.).

В XVII столетии интерес к русско-византийским отношениям прослеживается в таких трудах, как «Синопсис» (от греч. обозрение, общий взгляд, сокращенное изложение) или краткое описание «О начале славянского народа, о первых киевских князьях… до царя Федора Алексеевича», приписываемое игумену Псково-Печерского монастыря Иннокентию Гизелю (ум. в 1683 г.)¹⁷, где содержится оценка деятельности митрополитов Алексия, Киприана, событий Ферраро-Флорентийского собора, и, конечно, «Скифская история» стольника Андрея Лызлова (1682). Этот труд как бы завершил начальный этап освоения византийских источников с целью изучения русской истории. Значение этого периода заключалось в создании предпосылок научных исследований в области византийского источниковедения отечественной истории, которое получило свое подлинно научное развитие уже в следующем, XVIII столетии, традиционно считающемся временем становления русской исторической науки.

Именно тогда была проведена большая работа по сбору, публикации и переводам византийских источников, относящихся к русской истории, утвердился новый метод критического исторического источниковедения, что во многом определило в это время становление как русской исторической науки¹⁸, так и византиноведения в целом¹⁹.

В.Н. Татищев в «Истории Российской» опирался на труды таких византийских авторов, как Зонара, Евстафий, Никита Хониат, Михаил Глина (XII в.), Плифон, Ласкарь, Дука, Даниил Эфесский (XV в.). Их свидетельства даны в сопоставлении с русскими летописными известиями. В ходе работы ученый привлек большое количество новых и разнообразных исторических источников, в том числе дипломатические бумаги и акты, выписки из которых он делал в архивах Москвы, Казани, Астрахани и других городов²⁰.

Традиции конкретно-исторического изучения русско-византийских отношений были продолжены российскими учеными и в начале XIX столетия.

Идеи национальной самобытности Руси, общности развития византино-русского «Востока» в противоположность «Западу», сближение на этом основании судеб Византии и России были выдвинуты в обобщающей «Истории государства Российского» Н.М. Карамзина²¹.

Значительный вклад в изучение многих аспектов внешнеполитической светской и церковной истории русско-византийских отношений XIV—XV вв. внесли труды С.М. Соловьева, В.О. Ключевского, В.С. Борзаковского и др.²²