Слава только что вернулся с армии. Из горячей в 2000-м году точки под тяжелым именем — Чечня. И вроде бы все ничего: вернулся живым и относительно здоровым, родители рады, даже любимая девушка дождалась… Но все ли теперь будет как раньше? Всё какое-то не такое… Нет, в его жизни все по-прежнему. Просто сам он очень сильно изменился. Словно вывернулся наизнанку, обнажив каждый нерв, а обратно уже никак… Он теперь другой, а мир… мир не понимает его. И он не понимает этот мир. Ведь теперь он ценит то, о чем окружающие его люди просто не думают, не придают значения. Он боится того, над чем окружающие просто смеются. Как жить в мире, где в мгновение ока «свои» стали «чужими»?
Но вдруг среди тяжелых туч вспыхивает тоненький лучик надежды. Лучик жизни, понимания и счастья… И пусть сначала он кажется миражом и галлюцинацией, вскоре случайная встреча становится для Славы спасительной. Мало того, и сам он становится спасением для уставшей души и полного надежды сердца.
Не смотря на формат бульварного романа, книга таковым не явлется. Слишком тяжелая. Не в смысле слога… А просто каждый обзац словно вспахивает не тронутое ранее поле души, которая никогда не задумывалась ни о чем подобном.
… Маленький, подвешенный на кронштейне телевизор, до сих пор гонявший какие-то рекламы, точно по сговору с нами, на секунду торжественно умолкает. А затем, в неясном свете, преломленном сквозь полукруглое рюмочное стекло, отражает утомленное лицо человека с высоким, перерезанным поперечными морщинами лбом, тонким брезгливым ртом и холодными полупрозрачными глазами, в которых словно на веки вечные застыла смертная скука. Проникновенным голосом он сообщает, что обстановка на Северном Кавказе находится под контролем и военные действия в Чечне будут завершены к концу года…
Я молча смотрю в его глаза, равнодушно взирающие на меня, моего отца, мою мать и на тысячи других чьих-то отцов и матерей, прильнувших в эту минуту к экранам, с колотящимися сердцами ожидающих вестей. Наверное, он знает то, что неизвестно нам, мелким сошкам, протоптавшим, проползшим каждый метр чужой неласковой, ощетинившейся острыми камнями земли. И может многое объяснить. Но только те, кто стал ее частью, вобрав в себя вместе с горячим свинцом ее трещинки, впадины и ложбинки, напоив их собственной остывающей кровью, – те уже не смогут ни услышать, ни понять, что же есть в этом мире гораздо более ценное, чем их молодая, на взлете оборванная жизнь. И жизнь их детей и внуков, которым не суждено уже появиться на свет, сделать своими маленькими легкими первый глоток горьковатого воздуха…
– Пожалуйста, выключи. – Я не узнаю собственный голос. – Я не хочу пить с этим человеком..."