Отзывы на книгу «Рэгтайм»

Не жалейте флагов, или По закону несправедливости

Белый. Ослепительно-синий. Белый. Белый. Треск и щёлканье флагов под свежим ветром с Атлантики. Белый. Чёрный… Чёрный?! Ну нет, чёрным здесь не место!

Короткое время рэгтайма. Короткое, но такое насыщенное, что впору назвать его эпохой. Гудини, Драйзер, Фрейд, Пири, Бербанк, Эдисон, Генри Форд, Дж.П. Морган, Вудро Вильсон, эрцгерцог Фердинад, Панчо Вилья — персонажи романа, аллегорические фигуры на карте места-времени. А главные герои безымянны, но решительно завладевают нашим вниманием: Отец, Мать, Младший Брат Матери, Тятя, Малышка…
В великой стране пытаются выжить и ужиться друг с другом её приёмные дети — часто злые, часто неразумные. Политика. Много политики. Люди отстаивают свои убеждения и своё представление о том, как должна быть устроена жизнь.
И тут же — детство и юность кинематографа — от книжек с «оживающими картинками» (стоит лишь пустить страницы веером из-под пальца) до первых завоёвывающих общее признание серийных фильмов. Вот честно: когда Тятя продал первую такую книжку (с маленькой фигуристкой) в магазинчик, как бы сейчас сказали, «приколов» — у меня слёзы навернулись. Хотя никто не умирал, не расставался навсегда, не клялся в любви…
Среди главных героев вдруг появляется эпизодический персонаж: Коулхаус Уокер младший. Постепенно, как вариация, перерастающая в лейтмотив, он становится центральной фигурой повествования, потому что…
Несправедливость. НЕСПРАВЕДЛИВОСТЬ!!!
Коулхаус — свободный человек. Но — чёрный. И лишь поэтому некоторые белые думают, что им можно всё…

Гордость, человеческое достоинство, права на уважение, целость самолюбия — всё разбито вдребезги! Оборвите эти цветы с венка, которым украшен человек, и он сделается почти вещью.
И.А. Гончаров «Обрыв»

Коулхаус вещью не сделался. Он объявил войну белым ублюдкам, отнявшим у него самое дорогое в жизни.

…грохот звёздно-полосатых полотнищ над головой, фейерверки перерастают во взрывы. И над всем этим звучит рэгтайм: энергичные и грубоватые аккорды левой, прихотливые и замысловатые синкопы правой, и выше них, выше нас — отстранённое лицо Музыканта: слегка насмешливое, слегка высокомерное. Такое, что хочется встать навытяжку, как Младший Брат Матери перед Коулхаусом Уокером и, глядя в его полные горечи глаза, чувствуя, как все заранее приготовленные слова вылетели из головы, вымолвить пересохшими губами только одно:
— Знаю, как взрывать.

Роман Доктороу сделался классикой американской литературы на наших глазах и подтверждение этому его отражение в других сферах искусства – фильмах, мюзикле, обучающей литературе. Русскоязычному читателю достался еще и дополнительный бонус – современный российский писатель Василий Аксенов пересказал нам роман. Этот роман – своеобразный поток сознания в ритме рэгтайма умного и эрудированного, хорошо знающего историю своей страны автора. И едкого, как кайенский перец! Доктороу возьмет современное ему представление об Америке начала XX века и нарисует на него сатирический шарж, подобно тому, как один из его героев рисует и вырезает силуэты из бумаги. И картинки заскользят под пальцами, и герои романа задвигаются, заживут и расскажут нам свои истории. И каждая история будет как веточка дерева, которые в результате сплетутся в плотную крону сюжета.

Как по словам автора, кто-то ... живет настоящей жизнью, а кто-то лишь винтик в судьбе другого, лишь повод для чужой судьбы , так судьбы вымышленных персонажей переплетутся с судьбами исторических личностей, таких, как Гудини, Пири, Генри Форд, Дж.П. Морган и Эмма Голдмен. Вот они, ничуть не менее живые в рассказах Малыша - Папа, Мама, Младший брат Мамы, Тятя и Малышка. И несчастный Коулхаус Уокер младший, с его чувством собственного достоинства, на его беду опередившим свое время. В их историях, как в разных зеркалах, отразится история Америки начала века, когда под синкопы рэгтайма рождался двадцатый век с его войнами, революциями, сексуальной свободой и кинематографом. Век, в котором всем известный европейский призрак переплыл океан и (сейчас будет, как в учебнике по марксизму-ленинизму, но из песни слова не выкинешь) рабочие массы обрели самосознание и поняли необходимость борьбы за свои права, когда чернокожее население перестало считать нормой расовое неравенство, и начался расцвет феминистического движения. Когда во всех сферах человеческой жизнедеятельности закончилась эра избранных и началась эра масс.

Как на картинах уже появившихся импрессионистов, автор сочными мазками рисует нам этот мир. И мы видим нищету эмигрантских кварталов и благотворительные балы богачей, променады одетых во все белое отдыхающих под океанским бризом и стачки заводских рабочих из-за мизерной зарплаты. Подъем патриотизма обывателей под звездно-полосатым флагом и фейерверками не отменяет махрового расизма, и кипение этого чудовищного котла уже взрывается первыми революционными выступлениями. А над всем этим гремит рэгтайм и начинается эра Великого немого и фабрики грез.

Автор поймал момент, когда мир, подобно кабинке на рельсах на вершине аттракциона, застыл на развилке между золотым веком старого мира и новым, уже гремящим моторами автомобилей и самолетов, создающим новейшие средства уничтожения себе подобных и придумавшим наивную и опасную сказку о равенстве людей. Еще мгновенье и мир непоправимо ухнет в XX век со всеми его ужасами и обретениями.

В темной уютной комнате устраиваешься поудобнее на диване. На полу стоит фильмоскоп. На белой стене - последовательно меняющиеся кадры.
Вот Гудини общается с обычной американской семьей, а вот он же - показывает свои головокружительные номера, представления на грани человеческого воображения.
А вот Зигмунд Фрейд, посетивший Америку со своей теорией, перевернувшей сознание человечества и взбудоражившей Европу.
Вот Генри Форд, блестящий предприниматель, гений своего времени, любуется плодами своей гениальности - первыми съехавшими с конвейера новенькими фордами, модель "Т".
А это Джон Пирпонт Морган - важный, знающий цену всему, олицетворяющий власть, почти всемогущий. Морган плывёт в Египет, охваченный новой идеей, хотя, казалось, ничто уже не зацепит его, циничного в своем величии.
На следующем кадре - Эмма Голдман, или Красная Эмма. Женщина - ходячая идея. Она долго вещает с трибуны, а потом ведет под руку другую красивую женщину и уводит её в никуда.
Дальше - Гудини представлен эрцгерцогу Францу Фердинанду. Эрцгерцог с супругой несимпатичны, даже отталкивающие. Люди с отсутствующим взглядом, словно полностью ушедшие куда-то в себя.
Вперемешку с этими вызывающими восторг кадрами - небольшие зарисовки о жизни обычных жителей Америки. Людей, приехавших в эту страну Свободы и Демократии в поисках лучшей жизни. Людей, которых полностью захватила эта american dream. Людей, пытающихся добыть себе пропитание, накормить ребенка и всё ещё верящих в лучшее. Людей, живущих спокойной размеренной мещанской жизнью. Все они сначала, на фоне Сильных и Великих сего мира, - просто толпа, одинаковая и безликая. Но дальше создатель этого диафильма по очереди будто выдергивает из толпы кого-то и ставит в центр нового кадра.
Вот в кадре - обычная бедная еврейская семья из Западной России. Тятя и Малышка. Безымянные, практически безголосые. Робкие и чистые, в последних кадрах они предстают уже несколько преобразившимися, в полный рост, совершенно прекрасными.
А вот - семья американская. Отец, Мать, её Брат, Малыш и его Дедушка. Опять без имен, но каждый - со своим, ярким характером. Они живут обычной жизнью приличной американской семьи, пока кадр не сменится.
В следующем кадре, практически теряющаяся на фоне этой БЕЛОЙ семьи бедная ЧЕРНАЯ девушка со своим новорожденным бэби. Картинка вздрагивает, недолго задерживаясь, сменяется следующей, но надолго остается в памяти зрителей.
И дальше - несколько кадров, внушительных и запоминающихся. Черный Герой, Коулхаус Уокер, ярким пятном уже выделяющийся на фоне всех "белых", на голову став выше самых Сильных и Великих мира сего. Как сказали бы люди, жившие через несколько -десят лет после, Крутой Уокер. И крут этот ниггер не масштабностью своих поступков, а своим внутренним стержнем, готовностью идти за идею.
Последние кадры - снова Гудини, убийство эрцгерцога Фердинанда, смерть Дж. П. Моргана. Счастливые Тятя и Мама. Красивые Малыш и Малышка. И шоколадный малыш. Великая страна, большое будущее.
И дивная мелодия рэгтайма...

Кто-то из нас живет настоящей жизнью, а кто-то лишь винтик в судьбе другого, лишь провод для чужой судьбы.

Богатые декорации с Гудини, Фордом, эрцгерцогом Францем-Фердинандом, даже доктором Фрейдом и Карлом-Густавом Юнгом, много сюжетных линий, но в центре всего история обычной американской семьи: Родитель, Мать, Отец, Малыш, Младший Брат Матери, которые живут себе припеваючи, пока не находят возле дома чернокожую женщину Сару с её бэби. Потом объявляетс и отец ребёнка - тоже чернокожий, музыкант Калхаус Уокер-мл.

Поначалу трудно читалось, не мога понять, что за разрозненные куски историй, но когда они сплелись в сюжет - это было волшебно, и Эвелин Несбит, и Тятя с Малышкой, и всё то же семейство, единая мелодия. Рэгтайм.

Кстати, совсем недавно читала о расизме, но там гораздо позже по времени и всё совсем не так, тут другой угол, и другая точка зрения гордого и свободного Калхауса на проблемы расовой дискриминации, ведь всё не закрутилось бы так, как закрутилось, будь Калхаус типичным негром, с покорным и услужливым отношением к "хозяевам" жизни.

Почему вы отвергаете вашу собственную свободу? Почему вам обязательно надо за кого-то зацепиться, чтобы жить?

Примерно первую треть своего объёма книга старалась меня запутать и сбить с толку. Надо признаться, что это ей почти удалось и я уже начинал ловить себя на некотором смятении в отношении будущей своей оценки — намечалось что-то в районе "удовлетворительно".

Но тут автор решил, что погружение читателя в означенные рэгтаймовские времена состоялось и событийный ряд выпрямился в одну стремительную прямую — закончились всякие петли объездных и подъездных и автострада романа приобрела уютную и надёжную ширину и ровность. И весь этот хайвейский комфорт так и продолжился до последней строчки интересного и неординарного романа.

Вообще, примерно до половины объёма на заднем плане читательского сознания маячил "Манхэттен" — не остров Манхэттен и не историческое ядро Нью-Йорка, а одноименный роман Дос Пассоса: и по времени действия романы стоят неподалёку друг от друга, и по энергетике и стилистике соседствуют. Однако постепенно роман Доктороу выплыл на первый план и занял центральное место в зоне внимания (а роман Дос Пассоса уплыл на задний фон, чтобы потом переместиться в тело рецензии-отзыва).

Вообще роман Доктороу очень стильный, настолько, что спервоначалу чуть напрягаешься, однако обозначенные в начале романа сюжетные линии нескольких персонажей постепенно сливаются в один событийно-драматический центр. Но от этого слияния и превращения роман в линейный его стильность никуда не девается и не уничижается, а с учётом социальной значимости проблематики (права цветного населения в США в начале XX века) так даже ещё и приобретает дополнительные смыслы.

Ну и, наконец, небольшой объём радует — всё чётко, всё по делу, всё толково и по существу.