Отзывы на книгу «Портрет мужчины в красном»

С Барнсом у меня...ммм...сложные отношения. Ему-то всё равно, а я после каждой его книги думаю, что ближайшие лет ..дцать не буду его больше читать. И тем не менее я возвращаюсь и возвращаюсь...

Проза Барнса не слишком образна, а моментами откровенно эссеистична. Среди его "умных" мыслей полно шаблонов. Но оторваться от книги, если уже поймал её настроение, невозможно. В этом романе Барнс пользуется своим стандартным приёмом: второстепенная, но яркая историческая личность, окруженная, будто туго прилегающим корсетом, своим временем.

Веселая Англия, золотой век, Прекрасная эпоха: такие блескучие ярлыки всегда навешиваются задним числом. Году этак в 1895-м или 1900-м никто в Париже не говорил: «Мы живем в Прекрасную эпоху, нужно взять от нее как можно больше».

Доктор Самюэль Поцци - центр этой истории. Но, поверьте, ему здесь досталось меньше внимания, чем его другу?знакомцу?покровителю? графу Монтескье, который в парижском бомонде в это время играл роль наподобие той, какая досталась в Лондоне Уайльду. С той лишь разницей, что граф был меньше одарён литературно, зато он стопроцентно был прототипом главного героя нашумевшего тогда романа Гюисманса "Наоборот" - его главный герой дез Эсенс прямо списан с графа вплоть до интерьера его дома и золочёной черепахи. Барнс пишет:

как отмечают многие биографы, нам, к сожалению, не дано выбирать друзей для главного героя.

Друзья, любовницы, пациенты - всё окружение Поцци - яркие люди, составлявшие богемную,а иногда и политическую верхушку Парижа. Почему все так желали лечиться у него, при том, что постоянно ходили слухи о том, что он соблазняет пациенток и т.п.? Наверно, суть это явления кроется в том, что вот так воспринимал Поцци долг врача:

Я хотел бы научить молодых врачей, которые будут стажироваться в этой клинике, осматривать больных, не вызывая у них страха, и беседовать с ними, в зависимости от ситуации, мягко или сурово, но не допуская ни фамильярности, ни грубости.

И вообще это было время медицинского прорыва и постоянных открытий. Не поверите, но после этой книги я окончательно уверилась, что бедный Шарик, превращённый рукой хирурга в человека, - скорее всего лишь преувеличение, а не чистая фантазия Булгакова. Вот на каких показах приходилось бывать доктору Поцци:

...собака с перевязанной шеей – сонные артерии были удалены и заморожены для последующих пересадок; две собаки, каждая с пересаженной от третьего животного передней лапой; еще пара собак – с пересаженными друг от друга почками. Была там и собака, у которой изъяли левую почку, чтобы в течение часа выдержать этот орган в растворе Локка, вживить обратно, а потом окончательно удалить правую почку; и что поразительно: собака не только выжила после этих манипуляций, но впоследствии еще и принесла одиннадцать щенков. Каррель продемонстрировал Поцци свою методику венесекции, пережатия и сшивания сонной артерии.

Сам же Поцци всеми силами добивался и добился открытия кафедры гинекологии при университете, был одним из пионеров лапаротомии, в конце концов - он был среди первых сторонников дезинфекции рук хирургом перед операцией. Помимо этого, это был коллекционер редкостей, любовник Сары Бернар, которого она называла Доктор Любовь, человек, который в почтенном возрасте и при всех врачебных регалиях отправился на войну, вездесущий парижский бонвиван, без которого не обходились дуэли, сплетнические посиделки в мансарде братьев Гонкуров, и одновременно - глубокий интеллектуал, учёный. А ещё, по словам принцессы Монако, Поцци был "отвратительно красив".

И если принять во внимание лихорадочную, озлобленную, стервозную природу той эпохи, можно только удивляться, что за всю свою карьеру он нажил сравнительно мало врагов.

Но враги тоже были, причём непримиримые, хотя я так до конца и не поняла, где он им дорожку перешёл. Например, журналист Жан Лоррен лет так двадцать не упустил ни одной возможности куснуть его в какой-нибудь своей статье, Леон Доде - писатель и сын писателя - так выражался о нём в своих воспоминаниях:

Говорят, у него легкая рука. Лично я не пришел бы к нему даже на стрижку, особенно перед зеркалом: не ровен час, он, залюбовавшись собственным отражением, перережет мне горло.

Попутно с историей доктора мы узнаем о дневниках Эдмона Горкура, где записаны все парижские сплетни, о тех, кто эти сплетни вызывал своим эпатажным или не одобренным обществом поведением, о положении в медицинской науке по обе стороны Ла-Манша и даже в Америке, о сварах в кругах художников, об ампутированной ноге Сары Бернар и ещё много-много всего.

Какие моменты больше всего зацепили меня? Те, которые показывают, что мир, рьяно двигаясь вперёд, далеко не убежал. Смотрите: вот так появилась мода на девочек, гремящих всеми косточками - это про Сару Бернар.

...уже слыла восходящей звездой: эта актриса воплощала новый тип естественности (такой естественности, которая, естественно, была целиком ей подконтрольна) и непривычный физический тип: сцена еще не знала такой стройной и миниатюрной главной героини.

А вот корешки вкладышей или игрушек в сладостях:

Он являет собой пример успешного мужчины; его жизнь – жизнь, взятая практикующим хирургом в свои изящные руки, – сохраняет устойчивое равновесие. Пройдет совсем немного времени, и его изображение будут вкладывать в упаковку плиток шоколада фирмы Феликса Потена.

Феликс Потен - французский аналог империи Елисеевых, вкладывал в шоколадки под фольгу специально сделанные для этого фото знаменитостей. Коллаж с Поцци в центре в окружении его друзей и врагов сделан с использованием коллекций Потена, фотографиями из которых щедро иллюстрирована книга.

Ещё в рядовой раз имеем возможность полюбоваться вековой "любовью" между французами и англичанами:

В основном бритты перебирались во Францию для того, чтобы избежать скандала (и продолжить свой скандальный образ жизни): там находили прибежище высокопоставленные банкроты, двоеженцы, шулеры и гомоэротоманы. К нам сюда присылали свергнутых лидеров и опасных бунтарей; мы отправляли туда нашу чванливую шушеру.

Так, кажется я по следам Барнса тоже окончательно отвлеклась от главного героя. Доктор Поцци был интересным человеком. Смерть его вполне нелепа: его застрелил французский клерк, которого, будучи загруженным делами в военном госпитале и валясь с ног после многочисленных операций, он зачем-то взялся лечить.

Убийство донжуана неким субъектом в отместку за неисцеление от импотенции – чем не поучительная история?

Это не единственный вопрос, который возникает при чтении. Но количество архивных, литературных, музейных ( я имею в виду картины) и исторических материалов, переработанных Барнсом для этой книги, поражает воображение. А сам автор мягко напоминает:

«Этого нам знать не дано». Такая фраза, если ею не злоупотреблять, – одна из самых сильных в арсенале биографа.

Сентиментальность - это когда неубедительно; когда убедительно - это искусство, грусть и жизнь.
Ален Фурнье

Он разный на самом деле. Совсем мой Барнс - это "Глядя на солнце", "Предчувствие конца" и "Одна  история", всякая в свое времпя зацепила чем-то, да так и сидит алмазной иголкой в сердце. Девочка, которая говорила с квартировавшим у них во время войны пилотом, после выросла в ничем не примечательную молодую женщину, вышла замуж за полисмена, прожила двадцать несчастливых лет в браке и, забеременев, вдруг ушла от мужа, родила, официанила в забегаловках, ребенок все детство в ресторанных подсобках, а потом муж умер и она неожиданно для себя унаследовала его домик с небольшим капитальцем, и смогла не работать, а в старости решила путешествовать и объездить семь чудес света.

Или вот парень с девушкой, он ее любил, она его нет, он познакомил ее с друзьями, она выбрала самого яркого из них и женила на себе, потом тот покончил самоубийством, а наш герой тихо прожил свою жизнь, женился, был счастлив, родил дочь, развелся по обоюдному согласию, оставшись в приятельских отношениях с бывшей женой, а в глубине существа все не мог понять, почему, за что первая любовь так с ним поступила. А потом неожиданно получил наследство, какую-то совсем небольшую сумму от... матери той своей любви. А то, что дальше, прекрасное и ужасное в своей обыденности, скручивает тебя так, что вздохнуть не можешь.

Или вот еще, ему было девятнадцать, когда они познакомились, ей сорок восемь, она была замужем и мать двух взрослых дочерей. Кто мог знать, что это окажется любовью на всю жизнь? Кто, что она уйдет от мужа и они станут жить вместе? Кто, что она начнет прибухивать и алкоголь разрушит то, что оказалось не под силу разорвать целому миру - их взаимную привязанность? Но любовь, жалкая, больная, истерзанная, обращенная в созависимость, любовь не умрет до конца.

А "История мира в 10,1/2" главах меня не то, чтобы вовсе не тронула, скорее испытываю к ней сдержанную приязнь. А по "Шуму времени" дочь писала диплом и я, чтобы понять, что чувствует она, прочла эту книгу в оригинале. И это был даже не первый Барнс, читаный по-английски, хотя переводят его замечательно. То есть, я хочу сказать, что знаю - Барнс разный. Все же продолжая ожидать от очередной книги, что это будет как "Глядя на солнце".

Ну, не в этот раз. "Портрет мужчины в красном" не роман. То есть, сквозная история в нем есть, потому что в биографической прозе ее не может не быть. Родился, учился, женился, добился. Но даже этой сквозной биографии Барнсу удастся каким-то образом избегнуть. Вы, читатель, ничего не узнаете о детстве героя в семье протестантского священника, о его службе военврачом в период франко-прусской войны, почти ничего о детях, которых было трое, и сын Жан сделал дипломатическую карьеру. А в книге словно бы одна дочь Кэтрин с ее любовью-ненавистью к отцу.

Или вот Оскар Уайльд, который почти никакого отношения к гинекологу Поцци не имел, кроме разве того, что  был человеком знаменитым, а этот доктор водил знакомство со многими знаменитостями , в том числе с аристократом геем Робером де Монтескье, с которого эпатажный писатель в значительной мере лепил свой образ "распылителя красоты". А Марсель Пруст, практически без изменений, с поразительным портретным сходством  ввел  бароном Шарлюзом в свое "Утраченное время".

А гениальная Сара Бернар как раз имела, пережив в юности кратковременный роман с Поцци, которого называла "доктором Богом", она на всю жизнь сохранила в ним нежную дружбу и осталась его благодарной пациенткой. Кстати же, ногу ампутировало ей именно он, и произвел операцию в лучшем виде (ну, насколько это определение применимо к подобным обстоятельствам).

И несколько описанных в книге случаев террористических атак с использованием огнестрельного оружия, которым публичные люди подвергались со стороны неуравновешенных особ - такая примета времени, тоже, к сожалению, имели. И гинекологические операции, которых этот доктор произвел без счета, "Друг женщин" - надпись на его памятнике. А также его труды по клинической гинекологии, во многом способствовавшие тому, что миома матки, перестав звучать приговором, стала рядовой операцией.

Так о чем все-таки книга? О времени, в котором было много хорошего, хотя и скверного хватало, и которое двигалось по пути прогресса, невзирая. Где было бы сейчас человечество, не случись идиота террориста с пистолетом и мировой бойни, которая за его выстрелами последовала? И возможно о том, что "есть в мире что-то, что не терпит стен"

Когда где-то в англоязычном интернете я увидела ещё только анонс этого романа, то уже точно знала, что буду его читать. Своё отношение к творчеству Барнса я пока не прояснила для себя окончательно, но в данном случае роли это не играло. Потому что его новый роман о belle époque. Надо сказать, я не питаю никаких романтических иллюзий по поводу этого периода европейской, в частности французской, истории: он начался с локального поражения, а закончился катастрофой. Да и внутри него общество вовсю штормило и бурлило, вспомнить хотя бы печально знаменитое дело Дрейфуса.

тогда Прекрасная эпоха была – и ощущалась – периодом нервозных, почти истеричных общенациональных волнений, эрой политической нестабильности, кризисов и скандалов.

На страницах романа мысли Барнса подвижны и даже несколько хаотичны. Ценитель эпохи, он скользит по ней, собирая сложный коллаж, чередуя документальные фрагменты с собственными размышлениями об искусстве и времени, о прошлом и настоящем. Он рассказывает биографию Самюэля-Жана Поцци, того самого "мужчины в красном" с портрета Джона Сингера Сарджента. Известный французский хирург и гинеколог, переводчик Дарвина, доктор Поцци вращался в светских кругах и был лечащим врачом известных людей своей эпохи. Его мачеха и невестка – англичанки, его предки родом из Италии, сам он всю жизнь проработал в парижской клинике, перенял принципы антисептики у шотландца Джозефа Листера, вовсю обменивался опытом с американскими коллегами и восхищался "трезвой эклектикой" оснащения больниц Буэнос-Айреса.

Доктор Поцци, кажется, был связан со всем французским светом, или, как минимум, знал вращающихся там людей через пару-тройку рукопожатий. Младший брат Марселя Пруста, Робер, работал у него ассистентом. У его дочери Катрин был роман с Полем Валери. Сам доктор дружил с Сарой Бернар и графом де Монтескью, прототипом барона де Шарлю у Пруста и дез Эссента у Гюисманса. Книга последнего, "Наоборот", упоминается в "Дориане Грее" и фигурировала на процессе против Оскара Уайльда...

Как и любые межличностные взаимодействия, отношения в belle époque оборачивались и произведениями искусства, и научными прорывами, и семейными узами, и дружескими и любовными связями, и скандалами, сплетнями, даже неприкрытой враждой. Франция, Великобритания. Великобритания, Франция. Курсирующие туда-сюда люди и товары, разное отношение к дуэлям, браку, любви, суду. Европейские границы как будто стираются, хотя национальные и политические противоречия, конечно, никуда не исчезают, а накал страстей силён. Как одновременно прекрасен и опасен мир, пребывающий в столь тесном симбиозе.

Текст отзыва — личное впечатление, написано в виде отчёта в игре. Без спойлеров.

Писательское ремесло требует среди прочего вплетать легкий, п
усть даже ложный слушок в сверкающую достоверность событий,
и зачастую оказывается так: чем меньше у тебя фактов, тем
легче превратить их в стоящий рассказ.

Плюсы: техническая сторона и подача материала.

Мысли: долго я откладывала это чтение, уделяя внимание другим книгам. И, пожалуй, зря. Это произведение мягко берёт вас за лапку и уводит за собой, рассказывая о том, что случилось в прошлом, не скупясь на красочные образы и слова.

Техника. Произведение переведено хорошим русским языком, стиль единый и подходящий для такого рода работы. Описания местами перегружены подробностями, но не критично. Графический материал уместен и служит неплохим подспорьем: преимущественно ч/б фото, однако репродукция картины с обложки дана в цвете. Очень жаль, что у книги нет аудио-варианта, он был бы очень кстати.

Содержание. Итак, эта книга оказалась любопытным путешествием в прошлое.

Не могу сказать, что личность Самюэля Поцци или «Прекрасная эпоха» являлись интересующими меня темами. Вовсе нет, я и книгу-то добавила в желаемые к прочтению исключительно по чужой рекомендации, мол, хорошее чтение. И, как коть, незаинтересованный в тематике, я осталась довольна проделанным путешествием в компании автора, поскольку ему удалось заинтересовать меня. Полагаю, что в книге рассказываются довольно общеизвестные моменты «Прекрасной эпохи», но поскольку я далека от истории, судить о справедливости излагаемых автором фактов я не возьмусь.

Мне понравился принцип подачи материала — Барнс не пишет в духе «Было вот так и я точно знаю, мамой клянусь». Напротив, он охотно ставит под вопрос справедливость то одних моментов из жизни Поцци и его окружения, то других. И, на мой взгляд, любая историческая литература должна подаваться именно в таком ключе. Ведь если мы не можем говорить с точностью о судьбах своих современниках, то о какой правде может идти речь в отношении предыдущих десятилетий и уж тем более столетий?

Полагаю, что читателей, жаждущих выяснить больше исключительно о личности Поцци, будет ждать разочарование в виде «воды». В частности, этот аспект произведения представлен сторонними размышлениями автора о эпохе, нравах и людях. Но конкретно в моём опыте эти разбавления не вызвали у меня раздражения, напротив, это был тот случай, когда расширение темы оказалось к месту. Так что, пожалуй, к самой книге у меня нет особых претензий, хотя чего-то мне всё же не хватило. Но, имхо, четыре — достойная оценка для хорошей книги :)

Итог: я осталась довольна прочитанным произведением и, пожалуй, задумалась о посещении музея или картинной галереи. Мне понравился основной толчок автора к созданию этой книги, а потому невольно захотелось позалипать на какие-нибудь картины, представляя себе, что может крыться за ними. Тем не менее, бегать с советами я бы не стала — произведение всё-таки довольно специфично :)

Очень долго читала я эту книгу, во-первых, нахрапом и через слово ее не проскочишь, а, во-вторых, прочитав в начале про роман Гюисманса "Наоборот", пришлось прерваться и почти читать его. Но все-таки вот я тут. Не слишком объемное, но очень насыщенное людьми и событиями произведение, оно начинается с путешествия трех приятелей - доктора Поцци, и аристократов князя де Полиньяка и графа Робера де Монтескью в Лондон и продолжается до самой их смерти. Концентрированная выжимка Блестящей Эпохи с ее контрастами и перекосами, нетерпимостью на одной странице и превознесением предмета нетерпимости на другой. Франция предстает и передовой в чем-то, благодаря усилиям того же Поцци, и закоснелой во многом, стремящейся к прогрессу, но не то чтобы очень сильно - и число бессмысленных дуэлей легко превышало число гистероэктомий. Любопытный портрет эпохи, живой и со стороны автора-англичанина довольно лестный. Во всяком случае, по Англии он проходится менее лестно. Рекомендую.