И всегда увлекательная игра на счастье – как бы ни легли карты сейчас!»
Джон Голсуорси
Если взглянуть на первый том «Современной комедии» незамутненным взглядом первооткрывателя, он может показаться привычным, сыгранным по известным нотам произведением. Схема известна с давних пор, герои отыгрывают роли по установленным правилам. Вот только в новогодней суматохе января мною оставлена «Сага о Форсайтах», строчки и образы, чашки кофе и перелив огоньков на хвойных лапах, переживания и гнев… И посмотреть на Сомса, Флёр, Майкла как на незнакомцев у меня решительным образом не выходит. Ведь возвращение к продолжению полюбившегося цикла сродни возвращению домой. Туда, где на теплой кухне ведутся задушевные разговоры, туда, где без оговорок тебя всегда ждут. Такую, какая ты есть. Вытри слезы, возьми печеньку.
И не знаю, причиной тому мое настроение или нет, но для меня «Белая обезьяна» сейчас едва ли не самая печальная часть всей саги. Она августовская на сто процентов. Воздух влажен и чист, деревья стоят в зеленом уборе, но по утрам уже будит холодное дыхание грядущей осени. Звенит в тишине нота бесконечной печали, непроходимой горечи.
В этом романе мне жаль решительно всех. Независимо от мотивов и поступков. Он, она и снова он. Страх потери, пустота и всепоглощающая роковая страсть. Не просто к женщине, к жене друга, боевого товарища… Можно, конечно, обвинить Флёр в бессердечности, бессовестности. Да разве дарила она напрасные надежды? Да и Флёр ли это? Где та самоуверенная особа, что во имя любви не оставила ничего от отцовской гордости, что бежала и верила, верила, верила? Осталась лишь жалкая тень, что не живет, а доживает.
Что ей любовь этих двоих, если в сердце ни отклика, ни участия. Она даже на измену решиться не может, потому что не видит в ней смысла. Ни азарта жизни, ни жажды любви. Собственница, как и диктует форсайтская натура, Флёр собирает в своем доме настоящий зверинец, прекрасную коллекцию чудаков. Окружает себя поэтами, художниками, картинами, фресками, китайскими собачками со стеклянными глазами. Да только заполнят ли они эту пустоту в сердце? Пытаясь вверить ей вину, стоит сотню раз подумать.
И от этой незаживающей раны болит в груди и у других. Взять того же Уилфрида. Решись Флёр на измену, стало бы легче ему от своей порочной страсти? Конечно, нет. Раскачивание Флёр из стороны в сторону, продиктованное нежеланием отпускать того, кто ей дорог, невозможностью отказаться от привычного тепла и уверенности с Майклом, оставляет Уилфриду лишь два решения – либо побег… либо пулю в висок. И потому, пожалуй, хорошо, что сейчас именно так все закончилось. Но опять же… разве специально Флёр это делает? Разве нужна ей эта боль?
И, боже, как же в этой ситуации жалко Майкла! Из года в год понимать, что стоишь лишь у порога сердца любимой, и все же стоять! Искать любви там, где ее нет, и надеяться! Знать и все же захлебываться горечью правды! Как же это нечестно, как же это жестоко по отношению к нему. И вроде конец с бессонной ночью рядом с Сомсом, прощание на вокзале и прекрасный одиннадцатый баронет должны подарить улыбку, должны подарить надежду…. Вот только улыбка выходит вымученная и неискренняя. Там впереди еще тома, там целая жизнь, и это временное счастье на шарнирах сомнительно.
Настоящая любовь, такая любовь, как у Вик и Тони, способна пережить обман, одолеть любые предрассудки. Способно ли на подобную силу выхоленное счастье Флёр и Майкла? Почему-то я сомневаюсь, что в этом бушующем мире, потрепанном войной, отказавшемся от лучшего внутреннего в угоду внешнего притягательного, забывшем напрочь о прошлом, да что там, насмехавшемся над ним, найдется место для этой любви. Вот только хочется, хочется верить. Вбирать в легкие колкий осенний воздух, сомневаться и все же верить, что будущее лучше, чем кажется. Знать, что там, за горизонтом, долгожданное, ценное, важное. Вот только будущее не предскажешь. Остается лишь читать.