Цитаты из книги «Шоколад»

Человек этот – сердцевина механизма, вращающего ход жизни. Как пружина в часах приводит в движение колесики, что крутят другие колесики, заставляют стучать молоточки и перемещают стрелки. Если пружина соскочит или сломается, часы остановятся.

– На мой взгляд, нет такого понятия, как хороший или плохой христианин, – возразила я. – Есть плохие и хорошие люди.

У нее тоже есть свой Черный Человек. Я вижу его в ее глазах. Авторитетным тоном и коварной логикой он держит тебя в оцепенении, послушании и страхе. И чтобы избавиться от страха, ты бежишь в надежде и отчаянии, бежишь, дабы в конце концов понять, что носишь этого человека в себе, он у тебя под сердцем, как зловредное дитя…

Есть люди, которых не прочтешь, до которых не достучишься.

Я намеренно жесток. Она этого хочет.

Моя мать презирала бы меня за это. Но наверное, и завидовала бы. Отрешись от себя, если можешь, сказала бы она мне. Забудь, кто ты есть. Не вспоминай, пока хватает сил. Но однажды, девочка моя, однажды оно тебя настигнет. Уж я-то знаю.

– О, шоколад мне нельзя. Каро и этот врач-недоумок запрещают. Как, впрочем, и все остальное, что меня радует, – усмехнулась она. – Сначала запретили курить, потом пить, теперь это… Бог знает, наверное, еще надо бы перестать дышать, тогда, глядишь, буду жить вечно. – Она хохотнула, но как-то устало, прижала руку к груди – и мне стало жутко: я вспомнила Жозефину Мускат. – Я их не виню, – продолжала Арманда. – Они так живут. От всего защищаются. От жизни. От смерти. – Она улыбнулась и вдруг стала похожа на проказливого сорванца, несмотря на морщины. – Пожалуй, я к тебе все равно зайду, – сказала она. – Хотя бы для того, чтоб досадить кюре.

Медицинский язык – очередной побег от реальности, невнятный и гипотетический, как образы на гадальных картах. Даже не верится, что эти бездушные термины можно применять к живой плоти.

На первых порах тебя распирает чувство превосходства. Мы – раса избранных, путешественники. Мы видели и испытали гораздо больше, чем они, кто довольствуется монотонным «сон – работа – сон», возделыванием аккуратных садиков, одинаковыми загородными коттеджами и жалкими мечтами. Мы их за это даже чуть-чуть презираем. А потом приходит зависть. Поначалу мы посмеиваемся над собой. Что-то кольнуло вдруг и почти сразу исчезло при виде женщины в парке, склонившейся над малышом в коляске; лица обоих озарены, но не лучами солнца. Потом зависть дает о себе знать второй раз, третий – двое влюбленных идут по набережной, держась за руки; вот молодые сотрудницы некой фирмы весело смеются за столиком, подкрепляясь в обед кофе с круассанами… – и вскоре поселяется в душе ноющей болью. Нет, куда б ни завели тебя скитания, каждый уголок на земле по-прежнему самобытен. А сердце со временем начинает разъедать ржа. Смотришь утром на себя в гостиничное зеркало, а лицо твое будто помутнело, затерлось от множества таких вот случайных взглядов. К десяти часам простыни будут выстираны, ковер вычищен. Странствуя, мы регистрируемся в гостиницах под разными именами. Идем по жизни, не оставляя следов. Не отбрасывая тени, как призраки.

того, чтобы напихать в себя побольше?