Имена Уотсона, Крика и Уилкинса навсегда связаны именно с этим историческим для науки событием — расшифровкой структуры ДНК. И таковыми же они стали для меня после прочтения этой повести.
Обычно перед чтением такого рода книг поневоле собираешься и группируешься — всегда есть опасения и сомнения, что твоя понималка устроена надлежащим образом. И тут уже остаётся полагаться на мастерство автора, который сумеет изложить околонаучную информацию так, чтобы любой заинтересовавшийся подобного содержания книжкой читатель хоть что-то понял, почувствовал и прочувствовал — пусть не саму форму двойной спирали с водородными связями, солевыми мостиками и прочими аминокислотными парами, но хотя бы эту атмосферу, в которой варилось химико-стереометрическое открытие, научный инсайт, прозорливое озарение, а в былые времена — таблично-менделеевский сон и ванно-архимедова «Эврика!».
В этом смысле с книгой Джеймса Уотсона всё в полном порядке. И хотя на иллюстрированных страницах то и дело мелькают сложной неправильной формы пятигранники и шестиугольники с обозначениями химических элементов и веществ в их узлах и вершинах и прочей химической и биологической премудростью, а в тексте порой встречаются заковыристые словечки — полинуклеотиды, полипептиды и фосфодиэфирные связи (и прочие сложновыговариваемые нетренированным речевым аппаратом спецтермины), — однако на полноту и целостность восприятия книги эти картинки и словечки не влияют. Хотя вру, конечно же влияют, но влияют не в негативном отпугивающем читателя смысле, а, наоборот, подтягивают любознательного носоковырятеля или просто любопытствующего перелистывателя страниц на нужный уровень и подпитывают необходимо-достаточным терминологическим топливом, превращая его уже в Читателя.
Вообще, книга написана таком образом, что так и кажется, что вместо какой-то сложной серьёзной лабораторно-приборно-исследовательской работы (сразу в глазах картинка как в фильме «Девять дней одного года» или «Иван Васильевич меняет профессию», с какими-то разноцветно мигающими агрегатами и бУхающими и грохочущими устройствами, с мечущимися стрелками приборов, дёргающимися рычагами, нажимаемыми лихорадочно кнопками, выкручиваемыми одновременно в разные стороны верньерами и прочей научной машинерией) парни только и делали, что ссорились с Рози (Розалинд Фрэнклин, вечная ей память) и истово, с мальчишеским задором и азартом игрались с масштабными структурными макетами нуклеотидов и химических веществ, из которых состоит ДНК — такой вот кубик рубик от биологии и генетики получается. Однако это сравнение с кубиком Рубика оправданно ещё и потому, что вот попробуйте собрать эту игрушку без всяких там скачанных из Интернета инструкций по сборке, а просто по наитию (как это было, когда головоломка только появилась в обиходе), и сразу всё станет понятно — казалось бы чего там, кручу-верчу, запутать хочу, а покрутишь-повертишь да в сердцах и швырнёшь его в угол, а то ещё примешься переклеивать липкие цветные квадратики в попытке пустить пыль в глаза. Так и тут — парни целыми днями и неделями, а затем и месяцами крутили и вертели эти объёмные псевдобиологические конструкции, стараясь приладить их друг к другу (чёта ржу — старенький анек про ёжиков вспомнил, ну… как они тово-етово) в строгом соответствии с научными данными о длине водородных и прочих связей и углах, под которыми эти связи располагаются в мегамолекулах…
В общем, то, что теперь кажется таким простым и едва ли не очевидным, на самом деле появилось на свет после неимоверно сложных (и главное, казавшихся бесконечными) стереометрических упражнений и чрезвычайно уникальных умозаключений, причём и то и другое производилось исследователями и открывателями в таких количествах, что только строкой из Анны Ахматовой и можно всё это дело откомментировать «Когда бы вы знали, из какого сора растут стихи». И сразу приходит образ некоей пирамиды, на вершине которой, горделиво подбоченясь, точечно и единично одиноко возвышаются открытие и открыватель (открыватели), и по склонам и у подножия которой хламно и сорно валяются многочисленные предположения и догадки, эксперименты и опыты, модели, гипотезы и версии, и изломанно лежат тела тех, кто не добрался, не дополз до вершины, но которые своими трудами, собственно говоря, и составили само тело этой пирамиды.
Но в книге всего этого возвышенного и пафосного практически совсем нет. Зато чем ближе к концу, тем острее ощущение… буквально спортивности этого соревнования. Как же остро ощущали они дыхание соперников в спину, как внимательно следили за положением дел в конкурирующей фирме, как высчитывали уже дни и затем часы в торопливой гонке за тем, кто станет первым и кто ухватит за хвост Нобелевку! Что же, победителями стали именно эти… а чуть пропусти они на повороте научной лыжни соперников-коллег вперёд, и неизвестно, как бы оно повернулось.
Но! История вообще и история науки в частности не имеют сослагательного наклонения. И мы теперь чтим и запоминаем имена именно их — Джеймса Уотсона, Фрэнсиса Крика и Мориса Уилкинса.