В оригинале книга называется «Брачный сюжет», и этот двигатель абсолютного большинства западных романов присутствует во всех трёх фабульных линиях. Красотка Мадлен в поединке с чудовищем постструктурализма очень чётко понимает, что занимается филологией только в ожидании брачного сюжета. Интелелектуал-заложник собственного интеллекта Митчелл в духовных поисках не забывает о брачном сюжете, верней, брачный сюжет не забывает о нём. Леонард…
Ах, да. Леонард.
Переводчице выговор. Как вы вообще представляете маниакальную депрессию? Хотя встречался и вариант похлеще – депрессивный маньяк. Нет, тут уж либо-либо. Маниакально-депрессивный психоз или, как сейчас принято – биполярное расстройство тем и отличается, что нельзя быть на двух полюсах одновременно.
А начинается с гениально описанного Высоцким состояния «Нет, ребята, всё не так, всё не так, ребята». То есть действительно всё не так. Не так встаёшь, не так идёшь, не так лежишь. Ручку на стол не так кладёшь. Если не кладёшь, то тоже не так. И постепенно вокруг тебя встают нерушимые стены. Тоска. Та самая тоска тоскучая, сухота сухотучая, о которой русские заговоры: На поганом море доска, а на той доске сидит тоска, без рук, без ног, без глаз, а сама плачет, тоскует и горюет по ясных очах и по белому свету. А коль тошно и горько той тоске на той доске, столь бы было тошно и горько рабу Божию, тосковал бы да горевал, сохнул да плакал, не мог бы ни пить, ни есть, ни с кем слова говорить. Медленно, томительно карабкаться из каменной ямы, из чёрного логова, обрываться, падать, разбиваясь, снова лезть, аж кровь сочится из-под ногтей, снова падать… Пока не придёт огненная волна и не вынесет наверх. На те зияющие высоты, где человеческие лёгкие не дышат.
И зажгись в нем, в рабе Божием, ретивое сердце, горячая кровь, хоть и плоть и мочь, юность и ярость и все седмьдесять жил и седмьдесять составов...
Не всякий больной в «высокой» фазе – маньяк, но всякий, кто более-менее сохранен, подозревает о такой возможности. Если депрессивная фаза опасна тем, что вселяет предельное отвращение к происходящему, то опасность фазы маниакальной – в том, что происходящее нравится. И экзальтация не кажется нелепой, и возбуждение – искусственным, и желания – кощунственными. Расторможение, когда тебе прекрасно, но ничего от тебя не зависит, несёт тебя лиса за тёмные леса, а куда занесёт – вряд ли сама знает. В сцене с девочкой-подростком в лавке Евгенидес так передал этот взлёт, эту неестественную приподнятость, что хочется плакать. Непоправимое могло свершиться в любую секунду, а Леонард-то блаженствовал, в нём горело сердце, кипела кровь.
Горе на пустом месте – это цветочки. Ягодки – счастье на пустом месте.
Потому что от счастья не побежишь лечиться.
И если болезнь предполагает определённые награды, то лечение можно сравнить с химиотерапией при раке. Чтобы победить патологию, угнетается весь организм, и надеяться можно лишь на то, что последний окажется сильнее. К чему приведут эти упования в случае Леонарда?
Тоска, тоска.
Ты йди, тоска, во тёмные леса.
Там твои мяста.
Там твои мяста.