Пошевелив пальцами ног, Степа догадался, что лежит в носках, трясущейся рукою провел по бедру, чтобы определить, в брюках он или нет, и не определил.
Михаил Булгаков, «Мастер и Маргарита»
За день до того, как мой жизненный путь – который и до того не отличался прямотой и последовательностью – принял очередное искривление, приведя меня в цепкие лапы Управления по борьбе с экономическими преступлениями, я отмечал очередной прошедший мирно день. Попросту бухал без повода.
Идея запивать текилу пивом едва ли была самой лучшей, что пришла мне в голову, а то и самой препоганой с момента рождения. Как только я попытался подняться с кровати, цветозвуковая феерия невиданных масштабов заполнила обширный мозг, насыщенный поверхностными глубокими знаниями, пролистывая перед глазами кадры беззаботного детства и бурной юности.
С очередным болезненным ударом пульсирующих сосудов меня посетило озарение – у меня же экзамен! Впрочем, уныния на меня это не навеяло: если сдавать экзамен в состоянии, когда не отличаешь гласные от согласных, весьма тяжело, то принимать его, как показывал опыт, не столь проблематично.
Наверное, если бы кто-то из студентов, собиравшихся в то утро на мой адский экзамен по теории государственного управления, видел Николая Михайловича, то бишь меня, в радостный миг пробуждения, не смог бы остаться равнодушным. Кто-то сказал бы, что «Коля, оказывается, свой мужик», кто-то признал бы, что он «мало того что тиран, еще и алкоголик». Но меня тогда возможность таких измышлений не тревожила – меня заботила только распухшая кора головного мозга.
Моей любимой жены Тани, по счастью, в то утро дома не было – укатила за город. Ее драгоценный папа, профессор Смагин, как раз издал многотомное учебное пособие, в честь чего и закатил на даче шикарный банкет. Я с мероприятия отпросился, сославшись на подготовку к экзамену, ибо предпочитал провести вечер в компании друзей, а не напыщенных павлинов, которые будут снисходительно толкать меня в бок и спрашивать, когда же будет докторская.
– Илюша, у меня экзамен!
Я попытался воззвать к совести ночевавшего у меня друга и собутыльника, доцента Ильи Виноградова и заорал в сторону его лежбища, силясь не стонать от боли. Собственный крик нарушил чуткий баланс нейронов, и мне пришлось обхватить голову руками, чтобы обездвижить и обезболить. Выпав на мгновение из похмельной неги, Илюха пробурчал что-то невнятное с дивана и снова засопел. Впрочем, ничего иного от него поутру ждать и не приходилось.
Я встал, превозмогая попытки организма потерять сознание, приковылял к зеркалу и ужаснулся: вместо относительно здорового двадцативосьмилетнего мужчины передо мной стоял измотанный бомж в мятом светлом костюме, со съехавшим набок галстуком с изображением голой женщины (чего уж тут, люблю я одевать галстуки на пьянку). И мне смело можно было дать лет сорок пять. А можно было дать и пару суток в вытрезвителе, попадись я на улице голодному сержанту.
Чтобы повернуть голову к часам, потребовалось всего пять минут и некоторые усилия воли. Душа запела – я успею вызвать водителя и добраться на экзамен, если немедленно приступлю к сборам. Подавив очередной позыв организма упасть и притвориться мертвым, я пополз к умывальнику, опираясь на стену.
День обещал выдаться спокойным и скучным. Но обещания не сдержал.
Функционализм – направление в архитектуре, требующее строгого соответствия зданий и сооружений протекающим в них производственным и бытовым процессам.
Популярная энциклопедия
Теперь, наверное, стоит вернуться в прошлое и рассказать, как так получилось, что я женился на Тане, переехал с Дорогожичей на Владимирскую и пристрастился к бутылке.
Думаю, вы знаете, что на Печерском рынке продается очень вкусное пиво – хорошее отечественное пойло от мелких региональных производителей, с медовым вкусом и запахом, такое, что пробирает душу. Между прочим, это самое пиво мы с Ильей изволили кушать в ту ночь перед экзаменом. А покупали мы его именно на том рынке, чтобы не бегать далеко от места работы – от Института минут пять ходу.
ИПАМ (расшифровка этой аббревиатуры вам ничего полезного не скажет) уютно расположился в тихой части центра в равном удалении от Центризбиркома и метро «Кловская», да еще и невдалеке от Генеральной прокуратуры. Наше здание начали строить в предпоследнем десятилетии XX века в качестве «учебного подготовительного центра» одного из силовых ведомств – того самого, что выдает своим сотрудникам погоны с просветом василькового цвета – однако по назначению оно никогда не использовалось. Так вышло, что не стало ни ведомства, ни большой страны, которую оно так трепетно защищало, и какое-то время недостроенный пятиэтажный корпус пребывал в запустении.
Уже начали появляться на его стенах первые дикие граффити, пропадать рамы и двери… И вдруг кому-то из столичных хозяйственников пришла в голову идея передать пустующий дом в аренду только что основанному вузу под гордым названием ИПАМ. Эта структура, как писали в тогдашней прессе, была создана сообразно потребностям государства, переходящего на рыночную экономику и озабоченного правами человека и формированием нового типа мышления.
Основателем и первым ректором стал отставной партработник, некогда побывавший даже на дипломатической службе в Швейцарии и имевший собственное понимание государственного менеджмента. В первый год существования вуза его коллектив и поначалу немногочисленные студенты теснились в арендованном корпусе одного из столичных университетов. Но когда с легкой руки городской власти им предложили просторное здание П-образной формы в самом центре, ИПАМ с помпой переехал, устроил там шикарный как для начала девяностых ремонт – и открыл свои ворота для широких категорий граждан.
При первом ректоре основали три факультета: государственного управления (это мой, самый хороший и нужный, поверьте), а также правовой и экономической политики. Поток хомячков-абитуриентов хлынул сразу же, и Институт быстро набрал обороты как престижное заведение, дающее ценные знания. Но фундатору не суждено было доработать до того момента, как дипломы ИПАМ станут первыми по рейтингу в стране: состояние здоровья вынудило уйти на пенсию.
На смену пришел опытный экономист, тоже бывший госслужащий – В. Э. Каганович (говорят, что родственник того самого никакой не родственник того самого). Этот мудрый человек мигом смекнул, что для организации должного потока финансов (разумеется, в бюджет учреждения) из ИПАМ необходимо сделать бренд, и приступил к внедрению проекта.
Скоро сказка сказывается, а у таких, как профессор Каганович, которого в Институте прозвали просто «Дед», и дело от сказа далеко не отстает. Ближе к концу века «отдать ребенка в ИПАМ» стало нормой жизни для представителей истеблишмента, а наш ректор переехал в воссозданные из двух квартир шестикомнатные апартаменты на улице Богомольца (мне даже приходилось там бывать – ничего особенного, апартаменты как апартаменты, только антиквариатом перегружены).
Наш дом близ Печерского рынка оброс красивым садом, охраной (с громким названием «служба безопасности»), парковкой для дорогих авто студентов и преподов, а в придачу обзавелся печальной репутацией рассадника коррупции. Упорный и настойчивый Дед регулярно таскал журналистов на экскурсии по корпусу и общежитию, демонстрировал незаурядные способности наших студентов, проводил пресс-конференции, публиковал статьи, обороняясь от нападок (как правило, несправедливых и надуманных) – заканчивалось это ничем. Тупые и завистливые обыватели продолжали с ненавистью и завистью смотреть на студентов ИПАМ. А вот студентам ИПАМ, в большинстве своем, было совершенно наплевать на мнение толпы.
В такое вот замечательное функциональное здание я и пришел в свое время за высшим образованием.
Верный друг познается в неверном деле.
Квинт Энний, ныне покойный древнеримский поэт
Не будучи склонным переоценивать или недооценивать собственные заслуги, имею полное право сказать: без меня эта история не состоялась бы.
Я познакомил этих троих друг с другом, и так уж вышло, что они взяли разгон, набрали обороты и взлетели под моим чутким руководством. Хотя все они были такие разные, и я не был до конца уверен в том, что делаю, но ведь получилось!
В тот год, когда Логинов, Виноградов и Леша получили студенческие билеты ИПАМ и гордо крутили ими перед своими вчерашними одноклассниками, я только-только вступил в должность доцента и в качестве «свежей крови» был включен в президиум преподского профсоюза.
Впрочем, на седьмом небе от счастья я не был, предвидя тошную перспективу часами высиживать на заседаниях и заниматься общественной работой. Я же практик, а не теоретик, и уж тем более не бюрократ. В отличие от многих коллег с факультета, я не считал ИПАМ своим основным местом работы: небольшая, но авторитетная консалтинговая фирма с минимальным штатом, которую я открыл сразу после получения диплома, приносила мне больший доход, чем ставка в институте. Студенты носили мне «почитать» свои бизнес-планы (которые не всегда оказывались бездарными), прислушивались к моим советам и обещали взять в долю в случае успеха. Правда, никогда не брали.
Но необходимо нести свою ношу. Поскольку халтурить не в моем характере, дела профсоюза я делал качественно, и так вышло, что еще через два года меня нагрузили ответственной миссией – подбором руководителей Комсомола (их следовало систематически менять). Начальство дало мне полгода – до апреля – чтобы найти, испытать и подготовить будущих отцов студенческого самоуправления.
Что, термин «Комсомол» озадачивает? Это вполне нормально, я объясню.
Солидный статус ИПАМ внушал трепет обывателям и стойко ассоциировался в их стереотипизированных умах с «золотой молодежью», коррупцией и папиными детками. А студенческий профсоюз, или же Комсомол (как мы его называли гораздо чаще), был организацией, работа которой, согласно уставу, базировалась на принципах открытости, демократичности и бескорыстия. По сути – это не только ценный мех, но и потрясающий в своей эффективности инструмент влияния администрации. Впрочем, со своими прямыми обязанностями комсомольцы тоже справлялись. Они удачно организовывали досуг студентов, духовно-культурное развитие, благотворительность, псевдонаучную работу молодежи – так что авторитет удавалось поддерживать.
В тот день, когда меня назначили «куратором комсомола», я прибыл домой (жил я тогда на Оболони), похвалил Марину[3] за вкусный обед, развалился на кожаном диване в кабинете под картиной «Закат в Гурзуфе» и принялся трезво оценивать конъюнктуру в Институте и выглядывать в этой замысловатой конъюнктуре нужные фамилии и лица. Мысль шла плохо. Да откуда ей было взяться, если я на тот момент дел с этим никаких не имел?
Странно, что это не поручили проректору по работе со студентами.
Стоп, чего тут странного? Она же в декрете. Закрыли тему.
Итак, кто нужен студентам ИПАМ в качестве лидера? Деньгами здесь никого не удивишь, положением тоже. Нужно удивлять харизмой.
При мысли «харизма» я вспомнил любительскую видеозапись, случайно подсмотренную в соцсети у кого-то из студентов. Там симпатичный молодой человек в яркой малиновой сорочке твердым поставленным голосом повествовал на собрании кружка студентов-экономистов.
Через минуту я вспомнил его во всех подробностях – Илья Виноградов, постоянный участник дебат-клуба. Подходящая фигура: активист, всегда на виду, без крутой машины, без заметных вредных привычек. Можно нарисовать ему любой имидж и на этом имидже долго выезжать.
Первый готов.
За каждым имиджевым деятелем должен стоять технократ – ведь эти революционеры, как правило, работать умеют только языком да револьвером. И с технократом было сложнее, мне пришлось встать с дивана и пройтись по кабинету. Я щупал глазами корешки книг на полке, коллекцию глобусов за стеклянной дверцей бара, разбросанные на компьютерном столе бумаги… Взгляд задержался на томике, лежавшем в качестве пресс-папье на барахлящем сканере. Неплохая книга, но не шедевр. Там на обложке красуется воин с копьем и мечом, в причудливых доспехах. Автор – «С. Логинов».
Я машинально пересчитал зубцы на наплечниках воина, прочел фамилию, и вспомнил одного интересного студента с факультета государственного управления. Я как раз в этом семестре читал у них менеджмент и маркетинг. Правда, звали его не «С.», но это уже не существенно.
О проекте
О подписке
Другие проекты