Моим родителям Людмиле Всеволодовне

и Михаилу Васильевичу посвящается.

Честные, умные, работящие люди.

 
Я здоров, я совершенно, абсолютно здоров.
Я улыбаюсь – я не могу не улыбаться:
из головы вытащили какую-то занозу,
в голове легко, пусто.
 

(Евгений Замятин. «Мы»)

 
Когда все было кончено,
поредевшие ряды сомкнулись,
и притихшая масса двинула со двора.
Животные были ошеломлены и подавлены.
 

(Джордж Оруэлл. «Скотский хутор»)

 
Я был Прогрессором всего три года,
я нес добро, только
добро, ничего кроме добра,
и, господи, как же они
ненавидели меня, эти люди!
И они были в своем праве.
Потому что боги пришли,
не спрашивая разрешения.
Никто их не звал, а они вперлись и
принялись творить добро.
 

(Аркадий и Борис Стругацкие. «Волны гасят ветер»)

А хочешь, комиссар, я те по роже шмазну?

(Алексей Добродеев. «Русский пирог»

Цитата по памяти, но без нее – никак.

Она тут главная)

Глава 0
Офицерский рефлекс

10 апреля 2125 года, за 3 минуты до всего остального

Орбита Титана

Виктор Сомов, 29 лет

Флот Русской Европы поддерживает старинные традиции. Экипажи кораблей разделены на три вахты. Одна из них отдыхает, другая дежурит, а третья поддежуривает, то есть питается или работает вне боевых постов. Через каждые четыре часа вахты меняются. Таким образом, в сутки каждая из вахт спит и дежурит два раза по четыре часа. Если вы чуть-чуть не доспали, вам этого времени никто не вернет. Потому что спать хотят все. Опоздаете на смену, и любящие вас боевые товарищи намылят вам рожу.

Теперь все-таки представьте себе, что вы наконец уснули. Бессонница мучила вас не менее часа, но потом вы ее побороли и отошли в царство Морфея с мимолетной мыслью: «Кое-что осталось…»

Сигнал тревоги посылают на чип каждому члену экипажа. Спит ли он, дежурит ли, а может быть, поддежуривает, – сигналу все едино. И так он, стервец, взбудораживает чип, установленный как раз над вашей переносицей, что черепная коробка норовит разлететься на тысячи обиженных осколков. Но вы – боевой офицер, а не какой-нибудь гражданский шпак. Вам это не в новинку. Вы вскакиваете, и, еще не осознав происходящего, подчиняетесь рефлексу, который выработан у вас изощренно злобным сержантом с ускоренных курсов командного состава… Редкостной сволочью. Руки ваши сами собой отключают магнитный замок гамака, а потом сами собой ищут обувь. Поскольку на борту поддерживается искусственная сила тяжести в четыре раза меньше земной и в четыре с хвостиком меньше терранской, вам положены штатные флотские полусапоги с магнитной начинкой. Вы, разумеется, пытаетесь их натянуть. Но не можете. Смотрите вниз. Полусапоги выглядят нормально. Отличные полусапоги… Жаль, не ваши. Меньше на два размера. Потому что ваши надел гад Хосе, сосед по офицерскому кубрику. Вы с ним, качаясь в гамаках, до одури болтали о женах и о бабах в целом, особенно же о Маше Пряхиной, а потом он убрел на вахту. И таблеточку принял, видно, уже в коридоре, поскольку необыкновенную свободу ступней почувствовал преступно поздно. Возвращаться, разумеется, не стал. Потому что кретин. А вы остались и все пробовали заснуть. Есть у таблетки такой побочный эффект: не только трезвит, но и бодрит необыкновенно…

Теперь, если не сложно, выскажите, пожалуйста, все то, что вам пришло в голову при взгляде на эти несчастные, ни в чем не виноватые полусапоги. О них, бедолагах, о гаде Хосе, о его семье, друзьях и приятелях, о сигнале тревоги, об Аравийской Лиге, о космическом флоте Русской Европы, о славном боевом экипаже вашего корабля, и конечно же, о справедливом устройстве всего мироздания. Можете? Стесняетесь – вот так сразу, перед незнакомыми людьми? А Виктор Сомов, не сомневайтесь, высказал все это вслух, притом вдвое больше всего того, что вы можете себе представить в качестве предельно допустимой концентрации. Затем он все-таки изнасиловал полусапоги. С особым армейским цинизмом.

Часть 1
Две России

Глава 1
Милый дом

10 апреля 2125 года.

Московский риджн, Чеховский дистрикт.

Дмитрий Сомов, 32 года.

3000 евродолларов – это много или мало? Если за день работы – совсем нехудо, хотя есть люди, которые подобную сумму сочтут слишком ничтожной даже для карманных расходов. А если в год? Конечно, жить можно и в такой нищете… Но надо быть либо святым, либо полным идиотом. Или скажем, лентяем, социально-ненадежным типом, интеллектуалом… Любым из тех, кому по определению много платить не станут.

Дмитрий Сомов получал три тысячи в месяц. Он был из middle-middle. Иными словами, из крепких середняков. Крепким середнякам всегда не хватает денег. Крепким середнякам всегда хочется зарабатывать три тысячи в день. Или даже пять тысяч. У крепких середняков в голове изо дня в день ведутся два гроссбуха. Один из них – в обложке из крокодиловой кожи, ну, или хотя бы из дорого имитатора крокодиловой кожи. На ней, разумеется, застежки из темной меди с монограммой владельца. А внутри универсальный электронный модуль с полладони размером. Некоторые пижоны предпочитают уэм поменьше, но ведь неудобно же: цифирьки-буковки не разглядишь… Именно таким – с кожей, медью и модулечком – представляется крепкому середняку 30-х годов XXII века ежедневник vip-персоны. И именно в таком гроссбухе наподобие ежедневника какого-нибудь випуха крепкий середняк мысленно ведет блистательную иллюзорную бухгалтерию. На страничке слева он небрежно пишет: в неделю – двадцать одна тысяча евродолларов… То есть нет. Ведь не будут же платить за уикенд! Значит, пятнадцать тысяч. Хорошо. Да, определенно, не стоит зарываться: пятнадцать тысяч в неделю – оч-чень приличные деньги. Шестьдесят-семьдесят тысяч в месяц. А? Понимаете? А на правой стороне пишутся всяческие статьи расхода. Например, домик в Подмосковье, желательно в стиле а ля рюсс. Под дерево. Какие были когда-то у герцогов или, скажем, бояр в Российской империи. Сейчас солидные люди считают русский стиль модным. Или… контракт на приличную женщину. Стерильную, умелую и безотказную. Рыжую, конечно. Контракт стоило бы оформить у порядочного агентства. У «Лазури». А лучше – у «Family and Health». Когда деньги есть, можно и у них… Чтобы иметь верную гарантию от антисанитарии любого рода. Или… или… нет, на все не хватит. Может быть, лучше считать по пять тысяч в день? Как раз такую сумму, какую крепкий середняк мечтает когда-нибудь зарабатывать…

Со вторым гроссбухом куда как проще и хуже. Он внешне напоминает блеклое голографическое полотнище монитора, на котором застыла стандартная программа «Семейный бюджет». Скучный повседневный софт, призванный, кажется, не столько помогать с ведением счетов, сколько напоминать, какая ты мелкая сошка на пиру жизни. Здесь все так же – на первый взгляд: слева доходы, справа расходы… Но какие это доходы! Смех один. А какие расходы? Горе одно. Вот сомовские три тысячи. Минус шестьсот евродолларов на налоги. Минус восемьсот на жилую кубатуру: компания взымает кредит строго, и платить ему еще семь лет, если какое-нибудь большое человеческое счастье тысяч на семьдесят не облегчит эту ношу раньше. Сто – кредит за амфибию. Еще сто – за место на кладбище. Говорят, когда-нибудь всех станут воскрешать по останкам, и с пеплом будут лишние проблемы, ну а те, кого отправили жариться в Солнышке, и вовсе в расчет не идут… Тысяча – на продукты. Очень подорожали… Двести – информрезерв. Надо идти в ногу с временем. Сто – на то-се. Еще пятьдесят надо отправить в банк. Обеспеченная старость. Еще тридцать на «Ежемесячник транспортника». Повышать квалификацию. Еще десять на брачный ценз. Пока он не наберет на специальном счету двадцать тысяч, Комиссия по бракам не станет рассматривать его кандидатуру на выдачу лицензии. Не хватает социальной ответственности… Ему осталось двенадцать тысяч триста сорок евродолларов. Для тридцати лет этот результат, конечно, слабоват, но видит Высший Разум, откуда вырезать больше? Еще десятка на Мэри. В текущем месяце его, Сомова, очередь платить за гостевой номер в доме свиданий, ну и, конечно, следует подарить ей какую-нибудь безделушку. Мэри любит безделушки как какая-нибудь двадцатилетняя девочка… Хорошо еще, обязательное посещение психоаналитика предстоит лишь через месяц. Негодяй Грасс берет по сороковнику за визит, а ходить к специалисту пониже классом – значит ставить под сомнение свой общественный статус. Иными словами, ни в коем случае. Лучше уж обновить пиджак где-нибудь на окраине: возможно, не заметят, не узнают…

Это ли не слезы? А ведь он, Дмитрий Сомов, уже восемь лет на рынке труда! Когда-то после колледжа, все казалось куда проще и осуществимее.

Впрочем, так много людей, которым и не снились три тысячи евродолларов за месяц труда. Надо думать об этом. Надо думать о хорошем, задавать себе конструктивный настрой. Грасс не раз отчитывал его за неумение контролировать эмоции. «Два первейших врага современного человека – депрессия и рефлексия. И оба, Дмитрий, дурно влияют на вашу психику, делают ее недостаточно устойчивой. Хуже только трайбализм. Ваше счастье, Дмитрий, что хотя бы в нем вы не замечены. Иначе я вынужден был бы побеспокоить вашего менеджера по кадрам…» Доброжелательный улыбающийся Грасс пугал его до холодного пота. Потому что один звонок уже когда-то был. Четыре года назад его понизили на два разряда за избыточный интеллектуализм… Ему едва удалось наверстать упущенное. Нет, надо учиться повелевать эмоциями. Думать о позитивном. Например? Кредит за гараж выплачен. Кредит за гараж выплачен. Кредит за гаража уже давным-давно выплачен.

Он поставил амфибию в гараж, включил сигнализацию, вышел в холл, к лифтам.

Кредит за гараж выплачен до цента. Очень хорошо. Есть за что зацепиться. Надо зацепиться. Нельзя срываться. Иначе что? Иначе они когда-нибудь докопаются, что трайбализм – есть! А они обязательно докопаются. Сколько веревочке ни виться… Спокойно. Четыре года все идет ровно. Он на хорошем счету. Почему они обязательно должны докопаться? Да все нормально. Просто надо уметь расслабляться. Настоящая качественная улыбка стоит дороже ученой степени и многолетнего стажа работы. А у него очень приличная улыбка. Единственное, кажется, чем он мил участковому психоаналитику Грассу.

Сомов единолично владел жилой кубатурой номер 4884 на двенадцатом подземном этаже, в блоке «А». Двадцать два жилых метра при высоте два пятьдесят и после капитального ремонта десятилетней давности. Пригодно для оформления официального брака первой степени и однократного деторождения. Он имел все основания гордиться: родители имели только семнадцать метров, притом на тридцатом подземном этаже. Сомов навсегда запомнил надрывный вой тревоги, – там часто прорывало трубы, а иногда во внешней стенке изрядную дыру проделывали грунтовые воды… В детстве бывало очень страшно, когда освещение отключалось, лифты не работали, и подняться на нулевой уровень не было никакой возможности. Здесь такого не случалось. То ли двенадцатый этаж избавлен от напастей подобного рода, то ли сказывался возраст постройки. Родители жили в Щербинке, это самый центр Московской агломерации, дома старые, даже страшно подумать, насколько старые дома! Некоторым лет по пятьдесят-шестьдесят, коммуникации держатся на честном слове. А он, Дмитрий Сомов получил кубатуру в Чехове. Тут вполне современный спальный район, хотя до московской окраины отсюда еще далеко. Пищеблок и санузел отгорожены от жилой камеры не полупрозрачными ширмочками, как у отца с матерью, а стеной – пусть и тонюсенькой, из дешевого древзаменителя. И все же! Он никогда не любил слишком сильных и слишком назойливых запахов. Теперь он имеет возможность отдохнуть от них. Звукоизоляция приличная. Встроенный фризер с тремя отдельными морозильными камерами. Встроенный стиральный агрегат. Встроенный душевой стоячок. Правда, маловат… Встроенный «Гипносон-Гимель»… третья модель, устаревшая, конечно, но от бессонницы избавляет почти всегда.

…Разумеется, окон его жилой кубатуре не полагалось. Как и любой кубатуре на подземных этажах. Зато одну из стен закрывала роскошная видеокартина с 32-мя переменными планами. Совершенно как настоящее окно. И столько же света. Вот луговой ландшафт. Чик! Вот археологический памятник на фоне крупного водоема. Чик! Вот лесной массив хвойного типа. Чик! Вот мегаполисный пейзаж с крыши небоскреба. С каким вкусом подобраны архитектурные доминанты! Правда, чуть старовата картина. Да и… руку на сердце положа, она куплена Сомовым на сэйлз^[1], в Бронницком дистрикте… Никто, разумеется, не знает об этом.

Зато у него есть две по-настоящему дорогих вещи. Обе куплены с премиальных. Обе – предмет его гордости. Во-первых, дверь. Почти банковская. Солидной фирмы «Инь и Ян». Четыре независимых слоя защиты. Практически ничем не прошибаемая кодировка замков. Активная броня: от лазерных резаков и управляемых ракетных снарядов, которыми пуляют по средним танкам и легкой бронетехнике. Говорят, пуляют небезуспешно… То оборванное на полуслове сообщение из Якутского резервата… впрочем, об этом тоже не следует думать. О таких вещах даже думать опасно… Так вот, его дверь выдержит удар любым УРСом. И даже неоднократный удар. Правда, год назад он с ужасом обнаружил в криминальной хронике 102-го канала сообщение о взломе дверей именно такой марки. Омерзительно уверенный в себе эксперт вещал: «Хорошему профессионалу достаточно двадцати минут… Впрочем, я, возможно, слишком оптимистичен».

Во-вторых, он владел отличным инфосконом. Любые базы данных. Любые, даже самые «тяжелые» статистические пакеты. Любая графика с выводом на печать. Сто сорок информканалов. А их всего-то сто пятьдесят два – официально зарегистрированных средств массовой информации! Свободный неограниченный поиск в частных сетях. Говорят, когда-то была единая независимая сеть, но это вряд ли: какое государство допустит существование столь бесконтрольного фонтана информации?! Системы ввода с восьми видов носителей, в том числе и очень архаичных – вроде лазерных дисков. Сканирование любого печатного текста и даже рукописного на трех языках: русском, английском и англо-женевском эсперанто.

И 4000 евродолларов… Он прекрасно осознавал, что будет гордиться своей игрушкой еще максимум год. А потом она превратится в перестарка. И ему захочется заменить ее, найти нечто посовременнее… Мучительная ситуация. Поскольку таких денег в обозримом будущем не предвидится. Премиальные два года назад он получил за… нет, и про это думать не надо бы. Скажем так, за три часа в Зарайске. Когда они будут, новые три часа, и будут ли, и выдержат ли его нервы новую порцию, – предсказать невозможно.

Сомов занялся приготовлением ужина. Конечно, сегодня четверг, и Виктор может появиться. Но это вряд ли. Он был здесь всего один раз, и с тех пор прошло четыре месяца. Да, они договорились твердо: каждый вторник и каждый четверг Дмитрий ждал его с шести до восьми вечера. Сначала с нетерпением, потом с негодованием, затем с унынием… а в конце концов он и думать забыл. Осталось от того невероятного визита экзотическое послевкусие. Как будто клюква в йогурте. И кислит она, эта клюква, – вырви глаз. Но и только. Еще, пожалуй, в памяти зацепилось несколько фраз. Парадоксальные, ни с чем не согласующиеся вещи, походя брошенные его странным собеседником-двойником… Космос, например. Ничем не оправданное расточительство. Но ведь есть что-то у них там. Или та же Российская империя… да как это может быть! Прогрессивных ход исторического развития давным-давно поставил крест на всех подобных динозаврах. Любой школьник…