© Дмитрий Вержуцкий, 2017

ISBN 978-5-4485-2589-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Автор обязан предупредить, что имена персонажей вымышлены, сюжеты рассказов придуманы, а все совпадения случайны.

ПИЧЕ-КЫС

Женщина явно не хотела отдавать бутылку. Она прижимала ее к себе и, пятясь к низкому заборчику, прятала голову от размашистых, но неточных, ударов мужчины. Тот пьяно злобился и старался стукнуть побольнее. Людей на улице у магазина находилось много, но никто не хотел связываться. Все, идущие мимо, делали вид, что их происходящее никак не касается.

Опершись ногой на ступицу «шестьдесят шестого», я соскочил на землю и направился в магазин. Поднимаясь на крыльцо, почему-то снова посмотрел на воюющую из-за портвейна парочку. Женщина, отстраняясь от очередного удара, повернула лицо в мою сторону, что-то очень знакомое мелькнуло в ее облике, и ноги сами остановились. Внезапно, откуда-то из раскрывшихся закоулков памяти, хлынули давно забытые воспоминания.

Схватив драчуна за плечо, я развернул его к себе. Зарычав что-то нечленораздельное, тот попытался замахнуться кулаком. Он был не слишком крепкий и к тому же сильно пьян. После первого удара сразу пошел винтом и проломив штакетник с верхней прожилиной, упал за забор. Там он встал на четвереньки и стал нашаривать подходящий для возобновления диалога камень. После нескольких попаданий сапогом, этот буян упал на бок, закрыл голову руками, заскулил и что-то забормотал по-тувински извиняющимся голосом. Пнув его еще разок от души в спину, я повернулся и подошел к женщине.

– Здравствуй, Пиче-Кыс! – переводя дыхание и чувствуя боль в разбитых костяшках на правой руке, сказал я. Остановившийся посмотреть народ начал расходиться.

– Здравствуйте, Дмитрий Борисович! – ее чуть скуластое лицо было абсолютно бесстрастным, а взгляд сильно затуманен алкоголем.

– Ты давно вернулась?

– Зимой еще, – стояла она, как и раньше, очень прямо, прижимая к себе бутылку. Вблизи стало заметно, что годы да и, видимо, образ жизни не пощадили ее необычную красоту. Исчезла куда-то и обычная открытая улыбка на лице.

– Это – твой муж?

– Нет, муж дома. Пьяный.

– Залезай в кабину. Куда тебя отвезти?

– Я дойду. Тут недалеко.

– Пичи, у тебя кто-нибудь все равно отберет портвейн. Пошли, – я взял женщину за руку и повел к машине. Она не сопротивлялась. Подсадив ее в кабину, залез следом. Она объяснила, что ей надо на другой конец поселка, туда мы и подъехали.

– Пока, Пиче-Кыс! У тебя все будет хорошо!

– Спасибо, Дмитрий Борисович. И Вам всего доброго! – все же смогла улыбнуться она.

Первый секретарь райкома комсомола, молодой парень-тувинец в темном костюме со значком на лацкане и в галстуке, был серьезен. Выслушав внимательно мою просьбу, он немного подумал и сказал, что, конечно, в такой ситуации надо обязательно помогать друг другу и совершенно правильно, что я обратился именно сюда. С трудоустройством молодежи в районе большие проблемы, и он сегодня же постарается найти людей. Если я подойду завтра к девяти утра, то будет нормально. На этом мы и договорились.

Стационар назывался эпизоотологическим. Затаившаяся в горах опаснейшая болезнь, чума, сохранялась в природе в мелких насекомых – блохах. Блохи жили в глубоких норах, в гнездах сусликов. Одной из задач стационара было отслеживание сезонного изменения численности блох. Для этого каждые десять дней на определенных площадках раскапывали по три-четыре гнезда, отлавливали двадцать-тридцать грызунов и собирали с них насекомых. В местных горах инфекция была связана с блохами суслика, в других местах это могли быть блохи сурков, песчанок или других обитателей глубоких, сложно устроенных нор.

Впервые выкопанное гнездо, состоящее в основном из сухой измельченной травы, шерсти и земли, по объему с полведра, в нескольких матерчатых мешочках доставлялось в лабораторию и мелкими порциями, по одной-две горсти, просматривалось. Вся замеченная живность, в том числе и блохи, выбиралась и подсчитывалась, а затем, прежде чем попасть на исследование, определялась до вида под микроскопом. Разобранный субстрат в мешочках снова помещался в яму-бункер, где и хранился до следующего разбора. Даже, если все делать быстро, на просмотр одного гнездового субстрата уходило никак не меньше часа времени. Хранящиеся гнезда по инструкциям требовалось ежедекадно просматривать, чтобы проследить сроки начала и окончания появления личинок и молодых блох, и выяснить многие другие вещи.

Заехав сюда со всей зоогруппой в начале апреля, к середине мая мне приходилось уже каждые два дня, помимо массы других дел, перебирать по шесть-семь гнезд. Поручить такой ответственный и кропотливый труд бичам-сезонникам не представлялось возможным. Любыми путями надо было срочно найти подходящих людей для этой и другой технической лабораторной работы. Выбравшись снова в поселок, после очередного безуспешного обхода всех друзей-знакомых, с этой проблемой я обратился в районный комитет комсомола.

Утром, подходя к кабинету секретаря, через полуоткрытую дверь я увидел сидящих на стульях вдоль стены трех совсем молодых девчонок. Секретарь что-то очень строго им внушал, по отдельным узнаваемым тувинским словам можно было понять, что они недавно сильно провинились и им дается возможность не просто исправиться, но и помочь родителям материально. Что-то еще говорилось про почетное и ответственное звание комсомольца и так далее.

Девицы смотрели в пол и по очереди шмыгали носами. Увидев меня, комсомольский вожак вышел из-за стола, поздоровался и извинился в том плане, что больше никого не удалось найти, зато эти девушки хорошо говорят по-русски. Секретарь протянул мне три паспорта, и попросил вернуть документы либо ему, либо родителям, но ни в коем случае не отдавать хозяйкам.

Не очень понятно – что к чему, но времени на выяснение не оставалось. Шла середина мая. До приезда основного отряда оставалось две недели, своей машины у меня не было, да и не нужна она в горах, где вся работа выполнялась в пешем порядке. Базовый лагерь стационара находился в полусотне километров отсюда, за хребтом Цаган-Шибету, через который, увязая в снегу, я и пришел сюда два дня назад. Тащиться обратно через перевал с тремя девчонками в нагрузку мне совсем не хотелось – большой участок тропы в долине Тумзе проходил прямо под длинным склоном со множеством набитых снегом распадков. Вчера удалось проскочить его утром, по холодку, днем же там вполне можно было попасть под раздачу в виде внезапной лавины, что никак не входило в мои планы.

Случайно выяснилось, что через час «санитарка» из местной больницы направлялась на Барлык, там кто-то заболел и нуждался в госпитализации. Появилась возможность проехать больше половины пути на машине, и такой удачей, конечно же, следовало воспользоваться. Выйдя из здания райкома, я кратко объяснил девчонкам ситуацию, приказав резво бежать домой, собрать рюкзачки или сумки только с самым необходимым и быть через час возле больницы.

Времени оставалось мало. Быстрым шагом я направился в ближний магазин, купил плиту зеленого и коробку черного чая, кеды 41-го размера, заказанные одним из рабочих, и шесть упаковок сигарет «Прима». Курево, как и чай, почему-то в этот сезон тратились очень споро. Подумав, прибавил к покупкам пакет с карамелью. Хлеба в магазине не оказалось, пришлось, поймав мелкого пацана на мотоцикле «ИЖ Планета», мчаться на другой конец поселка, в пекарню.

Пожилой пекарь, с интересным именем Первомай, продал мне три еще горячие, хрустящие и восхитительно ароматные булки. Упаковывая рюкзак, я не выдержал, оторвал от одной из них корочку и, с наслаждением откусывая от нее маленькие кусочки и смакуя, медленно съел. На стационаре пекли лепешки, обычного хлеба мы не видели уже с месяц. Закинув на спину рюкзак, и уже никуда не торопясь, я направился к больничному городку.

Выезд задерживался – искали какие-то недостающие медикаменты. Открывая по очереди паспорта, я стал знакомиться с уже подошедшими девицами. Высокая, почти с меня ростом, прямая, с открытой улыбкой и правильными чертами лица с едва обозначенными азиатскими признаками, звалась Пиче-Кыс. По-тувински ее имя переводилось как «маленькая девочка».

Вторую, пониже, но также с хорошей стройной фигурой, звали Оюна. Это имя обозначало «веселая, беззаботная», хотя его обладательница среди всей троицы оказалась самой серьезной и рассудительной, несмотря на молодость. Имя третьей, пожалуй, более соответствовало ее хозяйке – Урана. Она была невысокой, крепко сбитой, с круглым лицом и переменчивым настроением. Чувствовалась какая-то необузданная стихия, пружиной сжатая в ее теле и характере. При всем этом, Урана была вполне славная и симпатичная девчонка, со своей «изюминкой», как и первые две.

Всем им было по семнадцать лет. Говорили они по-русски удивительно для местного населения свободно, но с каким-то несибирским диалектом, заметно «акая» и вставляя в свою речь слова, имеющие явное украинское или, может быть, белорусское происхождение.

Наконец, выехали. Тряская дорога, палящее солнце, нагревавшее санитарку, крутой перевал. По пути приходилось растаскивать завалы камней, упавших со склонов на полотно, лопатами засыпать поперечные глубокие промоины, образовавшиеся после прошедшего вчера ливня. В общем, три нудных часа как-то минули, и машина спустилась на Барлык. Проехав еще несколько километров, мы с девчонками вылезли и направились вниз уже пешком. Санитарка свернула в боковой лог, где и надо было забрать больного.

Каменистые террасы Барлыка, с яркой зеленью лужаек на понижениях, в его верховьях пересекаются извилистым руслом самой реки, здесь еще совсем маленькой, и сухими промоинами его притоков. С обеих сторон нависают километровые скалистые стены сжимающих долину хребтов, белеющие вверху и по распадкам еще не растаявшим снежным покровом. Через час пути стали попадаться и куртины деревьев – в основном лиственницы, самой распространенной породы в этих тяжелых для выживания растительности краях. По краям водотоков отдельными группами стояли такие же голые, еще без листьев, кусты тальника.

У моих новых сезонных рабочих были довольно объемные, но не тяжелые сумки, которые они упорно тащили, перекидывая из одной руки в другую. Примерно раз в полчаса я объявлял перекур и мы падали на нагретую землю, пахнущую полынью и еще чем-то неуловимым, но волнующе-приятным. Дойдя до широкого устья Эльды-Хема, сделали привал на невысокой террасе, прямо на травянистом ковре из мелких осочек и эдельвейсов. Разведя небольшой костерок из валяющегося повсюду плавника, я сварил чай в котелке, достал горсть карамели. В принципе, девчонки держались стойко, и темп движения удавалось поддерживать вполне подходящий.

Пройдя несколько узких прижимов, мы вышли на вытянутую вдоль реки поляну Узун-Хайыха. В конце поляны белела юрта бабушки Оюу. Ее муж, старый Картыг-оол, ушел на охоту. Бабушка угостила нас чаем и «хойтпаком» – тувинским самодельным кефиром с баурсаками – маленькими булочками из пресного теста, сваренными в жиру. Обсудив с бабушкой все последние новости Барлыка и мира, осудив начавшуюся в стране антиалкогольную компанию, мы снова двинулись в путь и еще до заката солнца достигли своего лагеря.

На первое время я определил девиц на житье в своей десятиместной палатке, отделив им половину и завесив простынями. Там поставили раскладушки с матрасами. В углу, из пары досок, пары жердей, нескольких ящиков из-под консервов и листа фанеры рабочие-бичи быстро соорудили неказистый, но емкий шкаф для одежды. Из толстой проволоки изогнули и скрутили десяток плечиков.

Каждому принятому на работу в полевых противоэпидемических отрядах полагалась спецодежда и многое чего еще. Перерыв углы в хозяйственной палатке-складе, проверив баулы и сундуки, удалось выдать все необходимое. Девчонкам досталось по два комплекта энцефалитных костюмов, по ситцевой пижаме с брючками, по ватной телогрейке, по паре кирзовых сапог, по две пары носок и портянок. Также они получили по паре полотенец, мыло, зубные щетки и пасты, по пачке стирального порошка «Новость», по два комплекта постельного белья, по подушке и ватному одеялу, а также по огромному, ватному же, спальному мешку.

Увидев растерянность в глазах девчонок, рассматривающих пижамы и энцефалитки, явно рассчитанные на более крупных хозяек, я вручил им коробку с ножницами, разнообразными нитками, пуговицами, иголками, предложив подогнать одежду как им нравится, что и было за вечер сделано.

После ужина я собрал мужскую часть зоогруппы на краю лагеря. Здесь всем, для большей наглядности, продемонстрировал огромную лиственницу, стоящую на краю речного обрыва, точнее, указал толстый сук, на котором будет немедленно повешен любой из присутствующих, кто посмеет обидеть любую из появившихся в лагере девчонок.

Так эта троица попала к нам на стационар. Все, что от них требовалось, освоили быстро, работали старательно и весело. Неизменным инициатором всяческих развлечений оказалась, конечно, Пиче-Кыс. Ее мама, по рассказам, занималась когда-то самодеятельностью в местном клубе и хорошо пела. Оюна больше старалась по хозяйству, она являлась старшей из шести сестер и двух братиков в семье чабана и привыкла нести на себе всю домашнюю работу.

Урана, вспоминая своего дедушку, известного местного шамана, рассказывала, что тот, помимо лечения людей, умеет даже изменять погоду, но надо точно знать слова заговора и очень сильно этого захотеть. У нее пока еще с погодой не получается, но, все равно, когда-нибудь она освоит и такой полезный навык. Узнав получше Урану, я в этом вообще перестал сомневаться.

Через несколько дней, когда перебирал бумаги, мне снова попались на глаза три паспорта, перевязанные вместе резинкой. Листая, наткнулся на штампы временной прописки – это было Подмосковье! Во всех трех паспортах! Девицы были немедленно призваны к ответу, и вот какую удивительную историю довелось от них услышать.

В прошлом году девчонки закончили предпоследний девятый класс средней школы. Как это принято в местных краях, почти на весь май старших школьников поголовно отправляют «сакманить» – помогать чабанам при окоте коз и овец. Вернувшись в поселок, наши девушки одновременно получили какие-то неплохие по тем временам деньги и, в связи с наступлением соответствующего возраста, новенькие паспорта.

Впереди маячили летние каникулы. Сидя на бревнах за школой, подруги принялись мечтать – что бы такое необычное им успеть сделать за это время. Самая шустрая, заводила в их компании, Пиче-Кыс, сказала, что больше всего в жизни хотела бы посмотреть Москву. На остальных это произвело сильное впечатление. Оюна, подумав, сказала, что затея трудная, сложная, ничего не получится – родители не отпустят и так далее. «А я… Я тоже хочу в Москву!» – вдруг выдохнула Урана. Решено было не откладывать, тем более, что пока стояла летная погода. Оставили дома записки, что, мол, в Кызыл с экскурсией едут, чтобы не волновались.

Начальнику аэропорта они соврали, что летят в город на неделю проведать родственников. Купили билеты и улетели из поселка. В Кызыле они побродили по улицам, сходили в кино и музей, потом снова в кино, первый раз в жизни поели мороженого. Нужно было что-то дальше делать.

Пиче-Кыс подошла к пожилой русской женщине на автовокзале – как в Москву доехать? Та объяснила, что надо на автобусе до Абакана, а там купите билеты, сядете на поезд и через шесть дней будете в Москве. Так они и сделали. В Абакане долго не решались подойти к «страшному» поезду, но Пиче-Кыс первой вошла в вагон, увлекая за собой подруг.

В столице нашей Родины они прожили около недели, ночуя поочередно на одном из трех вокзалов, а днем с жадностью знакомились с достопримечательностями, делая все более дальние выходы в разных направлениях. На третий день, замирая от страха, впервые в жизни спустились в метро, освоив, таким образом, и этот способ передвижения. Потом деньги закончились.

Какое-то время они перебивались, прося что-нибудь из еды у внушающих доверие пожилых женщин. Чаще отказывали, но случалось, что и помогали и едой и мелочью. Так прошло еще несколько дней. Одна из сердобольных женщин посоветовала – езжайте, мол, на электричке в Подмосковье, там фабрик много, ткацких или других, устроитесь, обживетесь. Не надо здесь по вокзалам шариться, нехорошо это, да и может плохо кончится, попадете в дурную компанию, покатитесь по наклонной.

Так и сделали, как она сказала. Едут, не знают – куда и зачем. Идет тетка какая-то по вагону, их увидела: «Девчонки, к нам? Давайте за мной!». Так они попали на фарфоровую фабрику, получили комнату в общежитии, стали расписывать кисточками тарелки да кружки. Родным написали, что все в порядке, весной приедут в отпуск.

По выходным обязательно в Москву катались. Освоились постепенно. За год и в театрах и в музеях во многих побывали, город весь исколесили вдоль и поперек. Совершенно потрясенный, я вдруг узнал, что эта троица Москву знает гораздо лучше меня!

Отработав положенный срок, подзаработав денег, они одновременно получили отпуск. Накупили подарков, и тем же путем отправились проведать родных. Понятное дело, что дома с ними провели, согласно местным обычаям, довольно жесткие воспитательные мероприятия. Паспорта отобрали, запретили даже думать о Москве. Так они попали к нам.

Просто поразительно – как эти совсем мелкие еще девчонки, которым только-только стукнуло по шестнадцать лет, плохо знающие русский язык, ни разу в жизни не выезжавшие из своего самого глухого района Тувы, решились на такое? Понятно, что им фантастически повезло, все сложилось удачно, плохие люди не встретились на пути, но все же, все же…