© Дмитрий Александрович Соснин, 2016

© Дмитрий Александрович Соснин, дизайн обложки, 2016

Редактор Михаил Александрович Соснин

Корректор Раиса Васильевна Соснина

ISBN 978-5-4483-5960-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От автора

Вместо предисловия привожу заметки из дневника героя моей повести, профессора Смолина Андрея Александровича, который начинал писать семейные хроники, но потом все передал мне для завершения.

«Вечный двигатель» изобретать не надо, теперь он никому не нужен. Зато есть вечный страх – его изобрели физики. Сегодня в страхе нас держат – ироды. На что они способны, – знает Япония. Это на всех людей – кара божья. Бог, говорят, есть и небесная кара – тоже. Так что живем мы под страхом, и пока ироды тоже под страхом – живем неплохо. Земля – наш уютный космический корабль.

Мы хитрые и умные, а теперь и ленивые. Вместо допотопной пишущей машинки – у нас современный персональный компьютер, вместо домашней библиотеки – интернет, вместо падающего с дерева яблока – прописные истины законов Ньютона или Архимеда. И еще совершенно неземная теория относительности Энштейна. И это всё наше, мы всему научились. Так что стихи за нас пишут роботы, и музыку тоже, и даже «научные» диссертации.

Но вот простую, понятную всем книгу, книгу-повесть, книгу-сагу, о том, как мы живем на этом свете, и что мы делаем на этой Земле, и кто наши друзья, коллеги, учителя, кто наши враги, почему мы любим и почему ненавидим, почему живем недолго, – такую книгу роботу написать не под силу, – нужен человек.

В старину говорили: «Если ты мужчина, – построй дом, посади дерево и вырасти сына». Но в наше время этого мало. Надо бы добавить: «И когда достигнешь всего, – напиши книгу».

Дом я построил, гараж тоже; сад посадил, даже колодец выкопал; сына и внука вырастил и внучку тоже. Так что пришло время.

Эта книга об отце. Его уже нет, но он всегда со мной, как и многие другие, кто впереди меня. Я верен их заветам:

«Живи и помни – в каждом живом – вечность, история предков. Свято сохраняй и продли»

Сказанное относится к каждому, кто верен своему предназначению. Меня это касается тоже. Пришло время и я исполняю свой долг перед потомками.

Вся суть сказанного профессором Смолиным в его дневниковых записях, сохранена в этой повести.

Д. Соснин

Часть первая. Так рождаются легенды

На Вологодчине есть озеро Белое, которое местные жители иногда называют морем. Еще в начале двадцатого века, незадолго до Революции, которую теперь окрестили Октябрьским переворотом, здесь на южном берегу озера между реками Кустовка и Мондома, находилось шикарное дворянское поместье Кроты с центральной усадьбой вблизи деревни Кустово. Гражданская война не обошла стороной эти места и в 19-м сельские пролетарии сожгли все хозяйские и жилые постройки дотла, и теперь Кроты мало кто помнит.

Но до того как вода в озере стала высокой, здесь находились прекрасные заливные луга, и выращивались сочные душистые травы на корм коровам, из молока которых производилось известное на весь мир вологодское масло. Остов каменного барского дома чудом сохранился в центре усадьбы. В тридцатых годах его подлатали, и здесь помещалась рыболовецкая бригада колхоза «Заря». После войны усадьбу отдали леспромхозу, где складировали древесину перед отправкой по Белому озеру. Потом, когда началось строительство Волго-Балтийского канала, усадьба Кроты и прилегающие к ней по побережью небольшие деревни попали под затопление. Берег озера ушел к югу почти на триста метров, а местами и больше. Бывший барский дом был заброшен, обветшал и по старой русской традиции, разграблен и загажен. Такая же судьба и у старой деревенской церкви: иконы разворованы, стена иконостаса сожжена, все стекла выбиты, но чудом уцелели дубовые полы, хотя доски местами вывернуты и унесены. С началом строительства здесь, в деревне Кустово, были построены бараки для заключенных «строителей коммунизма», небольшой причал и склад запчастей к механизмам. Пол в церкви привели в порядок, сколотили лавки и устроили временный клуб для собраний, кино и танцев. Еще до большой воды среди «зеков» прошел слух, что под древним каменным фундаментом церкви хранится дарственный заклад от хозяина усадьбы. Всё раскопали, но клада не нашли. Рядом с церковью тогда еще сохранялись могилы древних хозяев поместья и тех попов и поповичей, которые служили в этой церкви. Но слух о сокровищах уничтожил и эти святыни, они были разрыты и завалены разным хламом. Каменные надгробья украдены. Теперь здесь останки затопленных домов да маковка торчащей из воды старой церкви. Жилья вокруг, можно сказать – нет.

1. Капитан Андрес Маулвурф

По преданию название поместья Кроты от фамилии древнего рода, зачинателем которого был немецкий капитан-инженер Андрес Маулвурф, получивший в дар от царя Ивана Грозного православную фамилию Кротик, русскую жену Анну – дочь бомбардира Семена Лагутина, да земельный надел в 8 десятин, с тремя крестьянскими деревнями.

Царская милость не подарок, а награда немцу за успешный подрыв крепостной стены во время осады Казани в 1552 году. Тогда в подкоп под крепость было заложено 40 бочек с порохом в том месте, где русских меньше всего ждали.

2. Октябрь, 1552 год

После виктории царь Иван Четвертый позвал к себе в шатер, на веселое пиршество, бомбардира Лагутина и молодого немецкого инженера. В шатре, кроме царя, его ближайшее окружение: князь Александр Горбатый-Шуйский, руководитель осады Казанской крепости; костромской дворянин, хранитель царевой печати, постельничий Алексей Адашев, начальник инженерных работ во время осады Казани; князь-оружничий Александр Вяземский; князь Андрей Курбский, ближайший соратник и приятель царя Ивана; окольничий Алексей Басманов; провинциальный дворянин Малюта Скуратов; князь-воевода Турунтай-Пронский, охрана и прислуга. (Панорама «Внутри шатра»).

Бомбардир Лагутин и немецкий подрывник стоят в центре шатра.

Царь Иван, обращаясь к бомбардиру, разговор начал так: – Семен, ты где взял такого молодца? – Дьяк Федор Пряхин с порохом прислал, говорит дельный. – Ну, а ты сам как думаешь… – Думаю, что так, Государь. Растягивать подрыв в длинную волну мы не умеем, вот он (кивает в сторону немца) сделал как надо. Толковый немец и без злобы. В обозе у него порядок. – Ладно, прими чарку и ступай к своему делу.

Лагутин подходит к краю стола, берет кубок из рук Басманова, который застольный распорядитель в свите царя.

– За тебя, за твою викторию, Государь. – Пьет до дна и уходит.

Иван обращается к молодому немцу, который, не смущаясь, смотрит в глаза грозного царя. – Как зовут?

– Андрес Маулвурф, Государь. Из германцев я. Город Кенигсберг.

– Что означает твоя фамилия?

– По-русски, это маленький зверек, кротик, Государь.

– Лет тебе сколько?

– Двадцать три, Государь.

– Где обучен подрывному делу?

– Окончил школу морских минёров в Копенгагене. Это Дания, Государь. Имею диплом капитан-инженера.

– Кем зван в Московию?

– Я полагал, что Вами, Государь. Закупаю и храню порох для Вашего Величества по поручению князя Вяземского, что у Вас по военному делу.

– Сколько пороху подвез под кремль?

– В кремле пороха нет. Он хранится в Сокольниках в артиллерийских погребах. Теперь там пороху осталось…

Царь, повысив голос, перебил Маулвурфа:

– Где мой порох я и без тебя знаю, а кремль казанский, что под ним было?

– Сорок гражей, Государь.

– Что есть – гражи?

– Сорок гражей, это сорок небольших дубовых бочек по 5 ведер каждая с сухим английским порохом, с добавкой селитры. Каждая гража законопачена и залита воском для сохранности и безопасности перевозки. В затычке пороховой фитиль, можно подорвать каждую отдельно. Но можно и скопом.

– Ты сказал сорок бочек, но этого мало… Из Москвы привезено пятьдесят.

– Остальной заряд россыпью, Государь. В шурфах между гражами, для запала от свечи и подрыва волной.

– Почему подрыв задержался?

– Задержки не было, Государь. Свеча перед Вами сгорела чуть раньше, чем в холодном подземелье. Это должно быть так, Государь. Чтоб не случилось наоборот.

Царь долго молчал. Было видно и по лицу и по позе, что Иван сейчас не грозный, а скорее умиротворенный. Подняв глаза на немца, Иван продолжил:

– Вот что, немец, инженер ты дельный. И царево дело справил умело. В моей победе и твой успех. Мыслю так – заслужил награду. Только вот какую?

Царь опять умолк. Андрес воспользовался паузой, и вытянувшись по-прусски во фрунт, сказал:

– Государь! Германцу жить в России непросто. Мы для вас немые молчуны – немцы значит. Но я не молчун, и хотел бы остаться. Разрешите, Государь.

– А как же твоя Вера, немец? – Это подал голос, доселе молчавший, Алексей Адашев.

Андрес, переводя взгляд на царского любимца, ответил:

– Вера моя – это мое дело, да верная служба. Буду служить царю русскому, православному, так и Вера моя станет православной.

Поворачивается обратно к царю и заканчивает так:

– Бог един, но и царь один, Государь.

Царь лукаво прищурил глаза, посмотрел на инженера и продолжил:

– Немец мужчина обязательный и семьянин добрый – это нам ведомо. А что скажут твои фатер и мюттер, коль в России останешься?

– У моих родителей четыре сына. Я младший, и там, дома, я скорее им обуза, чем помощник. После окончания морской школы отец сам хлопотал о моей службе в Московии. На прощание, наставляя, говорил так: «Россы – народ молодой и держава их постоянно крепчает. Русский Великий князь – это Государь побольше, чем король прусский. За ним огромные земли, леса, реки, но главное – люди. Во многих ученых делах они пока еще младенцы. И им многому предстоит научиться. Особенно в военном инженерном деле. Ты минёр, капитан. Тут тебе и карты в руки». Маулвурф замешкался:

– Извините, Государь, так говорил мой отец.

Царь миролюбиво ответил:

– Ладно, немец, продолжай.

– Отец говорил также, что у ваших солдат крепкий дух и кулаки. Но русские пушки никуда не годятся и их всегда мало. И нет у россов теплого моря. Но вечно так не будет.

Царь с любопытством посмотрел на инженера. Тот умолк.

– А что это твой отец про нас так много знает? Бывал в наших краях?

– Да, Государь, бывал. Он торговец. Три года по Шведскому морю ходил с товаром к новгородцам. Подолгу жил у знакомца, с которым имел общее дело. Там и жену себе нашел, мою мать, она дочь новгородского купца Михайлова.

Царь спросил:

– Так ты, стало быть, на половину наш – русский. Что еще скажешь?

– Еще отец присоветовал: «Пока молодой, поезжай на Русь и постарайся стать там своим человеком. Такова отцова заповедь, Государь».

Маулвурф замолчал и, стоя перед царем навытяжку, ожидал продолжения разговора. Царь встал с дорожного трона, который больше похож на табуретку с резной спинкой, чем на царский трон, вышел из-за стола и, пройдя шатер из конца в конец, остановился подле немца.

– Ну а жена у тебя есть, кротик?

Царь переиначил немецкую фамилию инженера на русский манер. Маулвурф заметил это и с тайной надеждой на успех весело ответил:

– Жены нет, Государь. Но милая сердцу пассия есть – это дочь Вашего бомбардира, Семена Лагутина – девица Анна. Из Москвы в пороховом обозе стряпухой была и мне помощница по учету. Каждый день рядом, но без шалостей. Думаю, что я ей тоже по душе. Хотя о том не спрашивал. Дозволите, Государь, – спрошу, и Анну и отца ея.

Царь усмехнулся.

– Складно речи складываешь, немец. Где говору нашему научился?

– Мать русская. Да и в Москве я второй год, Государь. Нравится русский говор, вот и научился.

Иван Четвертый, помолчав, возвратился за стол, сел на трон и продолжил разговор так:

– Хорошо, гражник, это упрощает дело. Начни вот с чего. На Руси иноземцу без русской жены, да без православной веры – негоже. На все про все даю тебе полгода и мое дозволение. Но фамилию поменяй на русскую. Стань, например Андрей Крот. Это к тебе близко.

– Крёт на германском языке – жаба, Государь. Животное скользкое, пупыристое и отвратительное. – Гости царя весело засмеялись.

– А по нашему «крот» – это не жаба, а подземный копатель, хотя и слеп (царь грозно смотрит немцу в глаза), а ты вроде как нет, тебе эта фамилия впору.

– Государь! Но у русских «крот» – это тайный враг, шпион. Кличка хуже жабы. Пусть лучше Кротик, – по-русски – это мягкая шкурка для девичьей шубки.