Помню, на вопрос: «Уверены, что сможете остаться “над схваткой”, не свалившись в глубокую яму “pro” или “contra”»? – ответил не без раздумий: «Нет, не уверен вообще ни в чём!» Поэтому, мол, – по бессмертной, хоть и спорной системе Станиславского – стану упорно представлять себя неискушённым студентом из гордой, но бедной африканской страны. Учусь, мол, в «Патриса Лумумбы», изучаю славянскую филологию (хоть по-русски изъясняюсь исключительно в обнимку со словарём и разговорником). Пишу сейчас курсовую – первый курс, второй семестр – по творчеству, как его там? Запамятовал что-то… Один момент, сейчас взгляну – у меня записано. Вот: «Е-се-нин». Правда, с творчеством данного автора пока, увы, не знаком (и даже пока не знаю, кто он: поэт? прозаик? шоумен? этнограф? исследователь мистических глубин? всё вместе?). А сдавать курсовую всё равно придётся. Волнуюсь – успею ли к сроку? Благо у себя на жаркой родине считался журналистом средней руки – клепал очерки о передовиках кокосового производства, брал интервью у именитых шаманов и мелкоэтнических сказителей. Потому ничего нового придумывать и не хочу. Пусть говорят умные, компетентные в нужных вопросах люди, кто эту вашу знаменитость пристально изучал, кто познал со страниц пыльных фолиантов мемуаристики все перипетии её жизни и творчества, вдоль и поперёк. А я лишь потом возьму суровую нитку бесстрастного журналистского повествования – да и сошью все разноцветные, разномастные, изощрённо лоснящиеся и цветасто искрящиеся кусочки воедино. Чтобы получился классический такой африканский коллаж – из доступных подручных материалов. Дай бог, получится добротное лоскутное одеяло, с которым будет и не грех скоротать один-другой угрюмый вечерок. Ну а нет – так не обессудьте!

Помню, тогда меня обвинили чуть ли в неприкрытом цинизме. Мол, негоже так: не быть (хотя бы тайно, пусть глубоко в душе) ярым адептом Вселенской Есенианы – и пытаться что-то там такое выразить о Мастере! Да как вообще, мол, можно в таком случае притрагиваться к столь деликатному материалу своими грязными лапами! Возможно, мой непримиримый собеседник во многом и прав. Хотя скрупулёзно выписывать очередной «рерайт», что традиционно сгинет без видимого следа в почти вековой толще исследований о Есенине – как-то совсем не прельщает…

Поэтому, насколько это вообще возможно, попытаюсь самоустраниться от разного рода плетения объединяющей смысловой нити, модерирования заочной дискуссии, нанизывания на единый стержень замысла… ну и всего такого прочего. Благо все мои собеседники – люди далеко не случайные. У кого в наличии степени и звания, у кого – лауреатства и немалый вес в литературных кругах. А кто-то и вовсе медийной персоной оказался! Что в наши дни всё остальное с лихвой перевешивает. Ну, пусть знающие люди и рассуждают о многозначимых смыслах, отвергая попутно расхожие штампы и некомпетентные доводы! Диктофон запишет, бумага стерпит… авось и читатель прочитает. Или хотя бы «просмотрит наискосок». (Что в условиях всеобщего информационного пресыщения – уже неплохой результат!)

…А когда уже «ввязался» в проект – вдруг проникся: как там, в есениноведении, всё сложно и изысканно! Причём как в научном, так и в «любительском». Количество солидных монографий, популярных книжек и «чего-то среднего» просто зашкаливает! Все, кто инфицирован «есенинофилией», считают насущно необходимым издать книжку… другую-третью… пятую-десятую… Или хотя бы пёстрый пучок статей, причём размещая их где только придётся: от районных многотиражек и корпоративных буклетов до центральных СМИ.

Получаешь тут письмо из Минска: «Кем я считаю Сергея Есенина для себя? – Светочем моей жизни! Под его знаменем живу с юных лет. Собрал коллекцию в полтысячи его книг и о нём. Сам выпустил семь. Вырезок публикаций о нём в моём архиве несколько тысяч, множество всяких вещей с его именем». Такое вот скромное хобби… Кстати, появился повод представить нашего первого респондента, раз уж я упомянул его. Итак, встречайте – Пётр Радечко, гражданин братской Беларуси. Исследованию творчества и увековечивания памяти Есенина посвятил всю жизнь. Причём сугубо на общественных началах, в свободное от основной работы время. Но, несмотря на чистый энтузиазм, его впечатляющее подвижничество в есениноведении замечено и должным образом отмечено. О чём уважаемый Пётр Иванович охотно расскажет благодарным читателям: «Моя книга “Есенин и Беларусь” удостоена диплома лауреата Республиканского литературного конкурса “Лучшее произведение 2011 года в области критики и литературоведения”, а книга “Реабилитированный Есенин” удостоена диплома Международной литературной премии имени Сергея Есенина “О Русь, взмахни крылами…”. К тому же я награждён медалью “Сергей Есенин”».

Профессиональные есениноведы, впрочем, также не отстают. Как вам, например, такой капитальный научный труд: «Есенин и масонство»?

«Так ведь не состоял же!..» – робко запротестует доверчивый читатель.

«А никто и не утверждает обратного!» – только и остаётся ответить. Но вот о том, как именно Есенин «не состоял, не участвовал, не привлекался…» – и повествует сей серьёзный академический опус. А написала его Наталья Шубникова-Гусева – руководитель Есенинской группы Института мировой литературы имени Горького Российской академии наук. Профессор, доктор филологии. Более подробно о непростых есенинско-масонских взаимоотношениях можно будет прочесть в главе, повествующей о религиозных и мистических воззрениях поэта. А пока, для затравки, изящный сюжет от Шубниковой-Гусевой для раздумий: «В быту имажинисты обыгрывали не только костюмы, но и другие символы и обычаи масонов. Своё объединение они называли по аналогии с масонским: “Ассоциация вольнодумцев” и “Орден имажинистов”. А также учредили Верховный совет Ордена имажинистов, члены которого, в том числе Есенин, именовались Верховными мастерами Ордена… Угловой диванчик в есенинском кафе “Стойло Пегаса” имажинисты называли “ложей”. Имелась у Есенина и изящная чернильница с масонским символом – черепом Адама, что ныне хранится в Государственном литературном музее».

Уф, вот и представил второго участника настоящего издания. Дело осталось за малым – обозначить и достойно представить разноплановыми суждениями и предположениями оставшиеся четыре дюжины респондентов. Хотя, пожалуй, для удобства можно их и торжественным списком представить, как при выдвижении в дежурный Почётный президиум. Своеобразный междисциплинарный коллоквиум, посвящённый великому поэту. (Такой список смотрите в начале настоящей книги. – Прим. ред.)

…А теперь – о самом наболевшем. Ведь терзания из разряда вечных, проклятых вопросов: «А стоит ли участвовать в ещё одном “есенино-рассматривающем”» опусе?» – смущали меня не один день! Что, мол, можно в принципе написать такого, что до меня никто – ни из классиков, ни из современников – не обозначил? Имеет ли смысл плодить перепевы одного и того же? Ответ на первый взгляд очевиден. Но мой юношеский максимализм (на шестом-то десятке!) не позволил так вот, без боя, спасовать.

И потому – представляю заветный алгоритм «подачи материала», найденный в муках и терзаниях. Пусть многочисленные исследователи и ценители жизни-творчества Есенина (а заодно – и осторожные в формулировках оппоненты) высказывают свои заветные мысли вслух. Почему именно вслух, а не письменно, что привычнее? Прежде всего чтобы, не дай бог, не выдать ненароком «на-гора́» подобие заунывной филологической диссертации (где основными инструментами выступают ножницы и клеящий карандаш, пусть и в их виртуальном аналоге: настрогал цитат из чужих книжек, скрупулёзно переклеил на новые листы… Главное – не забыть проставить сноски. И указать цитируемые источники, общим массивом до полутысячи). А так – всё же будет хоть какая «добавочная стоимость» у издания – широкий срез мнений современников. А я, со своей стороны, всё аккуратно зафиксирую, перенесу на бумагу… и постараюсь подбить под общий знаменатель. Ну… и всё на этом!

Итак, резюмирую: перед вами, уважаемый читатель, книжка-интервьюшка. Что наговорили на диктофон мои уважаемые собеседники – то я и вставил в конечный текст. (Как традиционно оговаривается в шаблонно-газетной традиции: «Оригиналы аудиозаписей в редакции имеются!»)

В результате формат книги можно попытаться обозначить как «актуальные беседы о жизни и о творчестве на примере Сергея Есенина»). Если нужно уточнение, пожалуйста: «о нём», «на тему него», «вокруг да около некоторых его качеств». А всё остальное (жизнь-любовь-творчество-гибель и прочее) – это сопутствующий повествованию креатив. Без этого не обойтись, но сразу оговорюсь: слишком уж разный, не похожий один на другого, у моих собеседников получается Есенин. Не знаю даже, увы или к счастью, довольно много набралось разношёрстных да разномастных Сергеев Есениных! И каждый – со своим колоритом, особенностями, талантами и странностями.

Иногда, особенно когда только начинал брать интервью, я недоумённо перебивал собеседников: «Это вы сейчас про кого, про Есенина рассказываете?!» Иногда получал утешительный ответ: «Нет, это уже о Троцком, который Есенина особо привечал…» Тогда я облегчённо вздыхал: «Уф, от сердца отлегло!» Но порой слышал и обескураживающее: «Да, про него, про Сергея Александровича, – а что именно вас смущает?» Тогда старался совладать с дрожью в голосе и открывал личный сезон соглашательских киваний: «Нет-нет, продолжайте!»

Порой в один день случалось взять два совершенно разных – не просто непохожих интервью, но, как казалось, не имеющих даже общих точек соприкосновения. Во всяком случае, такими получались ответы на вроде бы одинаковые вопросы. Но в результате создавалось ощущение, будто беседуем не только о разных людях, но и про совершенно не похожие друг на друга культурные эпохи… В такие моменты ускользающий облик Сергея Есенина представлялся сугубо мифическим, выписанным в разной цветовой и смысловой гамме. (Правда, потом вечером переслушивал записи… и судорожно размышлял: как вот «это всё великолепие» сшить в некое единое целое? Есенин представлялся мне то двуликим Янусом, то тысячеликим Шивой, а то – по всем правилам нигилизма – растворялся в безучастной вселенской пустоте. Впрочем, обо всём этом и будет подробно рассказано в книге).

Ещё раз подчеркну, но без этого никуда: повторов в книге планируется много. По идее – каждый новый ответ моих уважаемых соавторов должен «ощупывать» требуемую панораму с разных фокусных точек. Магистральный подход к изложению полученного материала будет следующим: существует некий «чёрный ящик» с аббревиатурой «С.А.Е.» на боках (наподобие тех, что находят на дне океана после трагических авиакатастроф). Ящик повреждён, долго пролежал на илистом дне… но существуют сонмы специалистов по аэронавтике, баллистике, записывающим устройствам, криптографии, моделированию полётных ситуаций, – что смогут попытаться дешифровать отловленные данные.

Конечно, степень удачности предприятия заранее не известна, и реконструкция событий сможет произойти лишь в некоем приближении. Ведь исчерпывающую информацию мог бы дать лишь сам командир величественного трансконтинентального лайнера «С.А.Е.». Но тот уж больше чем девять десятков лет назад трагически закончил свой суборбитальный полёт в питерском «Англетере». Сам ли вывернул руль в безвозвратный «штопор» или его предательски «сбили» – так до сих пор и не ясно. За давностию лет уже ничего не доказуемо в той степени, что не допускает сомнений. Разве что может быть высказано в качестве предположения, с большей или меньшей степенью убедительности. Но все версии выслушаем, факты и догадки аккуратно задокументируем. И, как говорят на Востоке: «Пусть расцветают тысячи цветов…» Тем более что распускаются эти цветы-мнения на могиле великого поэта.