© Дмитрий Гавриленко, 2021

ISBN 978-5-0055-7450-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Д. С. Гавриленко, автопортрет

ОТ АВТОРА

Семнадцатилетним студентом Суражского педагогического училища я отправил почтой свои стихи в Москву известному поэту, литературоведу, профессору Литинститута имени М. Горького Льву Озерову. У меня почти не было надежды на отклик маститого писателя. И тем не менее ответ не заставил себя ожидать. Не просто письмо, а крепкая серая книжечка с избранной лирикой и дарственной надписью под портретом: «Дмитрию Гавриленко на добрую память от автора». Размашистая, округлая подпись сделана синим стержнем шариковой ручки. У меня же сохранилось впечатление, что поэт подписался по старинке, гусиным пером. Быстро выведенные буквы как будто представились живым ощущением связи с неувядающим, цветущим садом русской классики. Строгих её традиций я старался придерживаться и в собственном творчестве, которое сполна отразило не только личные, но и общественные потрясения, переполошившие всех.

Л И Р И К А

ВОРОБЬИНАЯ СТАЯ

 
На январском снегу
Воробьиная стая
Неостывший навоз
Торопливо клюёт.
Скрипнет жалобно снег —
То команда простая:
Упорхнуть,
Иней с веток
Стряхнуть
И растаять,
Где бесстрашный мороз
В резком ветре живёт.
 

1972

БЛАГОДАРНОСТЬ

 
Дебрянскому лесу спасибо
За воздух
И дух этих брёвен:
Когда-то деревьев красивых —
Цветущих осинок болтливых,
Растущих дубков несуровых.
Немного в старинном краю
Соседей донельзя знакомых.
Шумят они песню за домом,
Я с детства её узнаю.
Но эти, что стали избой,
От стуж охраняли и вьюги,
Меня заслоняя собой, —
Навечно надёжные други!
В глуши беспечальной росли вы,
де климат простой да здоровый.
Дебрянскому лесу спасибо
За воздух
И дух этих брёвен.
 

1973

ПРОСТОТА

 
Я увидел: вовсе не красивы
У неё лицо, походка, стать.
Волосы свисают, как у ивы,
Спутались – попробуй расчесать.
А ещё, похожая на встряску,
Простота её в любые дни
Граблями ныряет, ловит ряску
В тинистой речушке для свиньи.
 

1974

ДЕТСТВО

 
Вечереет. Прохладно за дверцей,
А в кабине – тепло и уют,
Запах сена приятен для сердца,
Струны сердца здесь песню поют.
Лес, шатаясь шумней и быстрее,
В кузов лапу протянет сухую
И бросает метёлки пырея
То в одну колею, то в другую.
Как живые, деревья, и в прятки
Разыгрались в древесной мечте,
Наступая друг другу на пятки
В надвигающейся темноте.
А когда мы в деревню приедем,
Я, свернувшись в машине как прут,
Засыпаю… И снится, что следом
Сосны наши потери несут.
 

1974

СОСУЛЬКИ

 
Нежданно вспотели
Сосульки на ели.
Слепые, горячие
Солнышки плачут!
Ни поздно, ни рано,
И мы подождём,
Когда они станут
Весёлым дождём.
 

1974

ВЕСЕННИЙ ДОЖДЬ

 
Высокий дождь прошёл селом
Да за околицей по ямам,
И снова солнце расцвело,
И одуванчик засветил упрямо.
Весенний дождь не плачет, а поёт.
Он улыбается сквозь грозы
И отправляется в полёт
В тот мир, куда растут берёзы.
 

1974

ДЕРЕВЬЯ В ГОРОДЕ

 
Здесь не слышно щебета и гвалта.
Шорох шин прервётся на минуту —
Ветви шелестят, к земле пригнуты:
Благодарность вечному приюту,
Благодарность прочному асфальту.
Но и эти ветви как свирели!
И природе кажется самой:
Из лесу деревья прилетели
И вот-вот отправятся домой.
 

1975

* * *

 
Ботва сгорела и листва,
Пошли дожди по бездорожью,
И паутины неспроста
Волнуются последней дрожью.
Блестит на окнах пластилин,
Блестят антенны и деревья,
И за собою птичий клин
Зовёт усталую деревню.
 

1975

У ПОГИБШЕЙ ДОРОГИ

 
Я стою у погибшей дороги.
На колдобинах жёлтых и серых
Нет машинных следов – только ноги
Человека и зверя.
Шелестят на обочине вязкой
Три берёзы, а рядом – могилки.
Спят кресты в рушниковых повязках
Да пустые бутылки.
И не верится без колебаний,
Как смогли незаметно исчезнуть
Все дома, и антенны, и бани?!
Словно канули в бездну…
 

1975

ЧЕРЁМУХА

 
За околицей
Блестит черёмуха,
С рассветом солнечным
Одна у омута.
И пусть в волнах она
Вся чёрной кажется —
Соцветья белые
В узоры вяжутся.
В узоры вяжутся,
Как будто вышиты
На фоне розовом
Под синей крышею.
Внизу мальчишками
Порой изломана —
Как церковь светлая,
Царит у омута.
И беззащитная,
И безответная,
Для злых и добрых глаз
Равно заметная.
Моя здесь родина,
Леса знакомые,
И сердце каждый раз
Цветёт черёмухой.
 

1975

***

 
Один в лесу. И тишина вокруг.
В руке зажата гулкая граната.
Подует ветер, светел и упруг, —
Осины зашумят листвой крылатой.
Он, партизан, стремился в том бою,
Сберечь не только собственные тропы,
Спасти не только Родину свою —
Освободить от варварства Европу.
И длится память, время теребя,
У подвига бессмертного масштаба.
Ведь никого из вражеского штаба
Он не оставил жить после себя!
 

1975

***

 
И тихая, а ночь живёт.
Укрытая тяжёлым ветром,
Она, мне кажется, вот-вот
Воспламенится чёрным светом.
Луны и Сириуса нет,
А на снегу сияют тени,
Как продолжения корней,
Растущих в космосе растений.
 

1976

В ФЕВРАЛЕ

 
А зима торопливо
Горячится сильней.
Как следы от полива —
Углубленья у пней.
Наст на солнце горит,
И сугроб оседает.
Всё, что светит и тает,
О весне говорит.
 

1976

***

 
Твёрдой тропке не десять годков,
А наверное, десять столетий.
Охраняют её с двух боков
Зимы, осени, вёсны и лета.
Но тропинка выводит к мосту.
Раньше ветхим он был, деревянным,
И берёг под собой красоту,
Разливавшуюся океаном.
Нынче речка – один из ручьёв,
Мост над нею висит из бетона.
Здесь услышу не грохот и рёв,
А подобье железного стона.
И увижу с моста в полный рост
Времена, что давно миновали.
Много было страданий и слёз,
Но и тропка, и речка, и мост
Гармонично сосуществовали.
 

1976

***

 
Терпко пахнет зелёный укроп
В конце огорода,
Нарублю я поленницу дров,
Поправлю ворота.
Вот корова пришла с молоком —
Символ, всюду понятный.
Этот мир называют мирком.
А он – необъятный.
 

1976

***

 
Вся жизнь в труде, и труд ей даже снится,
Как бригадир, стучавшийся в окно.
Приподнята в избушке половица
Над ямой, где картофеля полно.
Знакомы только местные названья
Лесов и трав, речушек и канав,
А родила и вырастила Ваню,
И он теперь – всемирный космонавт.
 

1977

ЗА СОШКОЙ

 
Ложку к чёрту – за сошку
Я возьмусь за свою,
Посажу я картошку
И её воспою.
Не для денег работа,
Не для славы стихи.
Тяжко – каплями пота —
Искупаю грехи
Тех, кто в город уехал,
Кто деревню губил,
Кто находит утеху
В переводе чернил.
В этом есть постоянство,
С ним придёт мастерство.
Я от плоти крестьянства,
Я – от сердца его.
 

1977

***

 
От холода дрожали ветки,
Как угольки в седой золе,
А школьники из восьмилетки
Уставшей кланялись земле.
Солоновато это море,
Большими клубнями зовёт.
Мороз проказил поневоле,
Картошку сдал на спиртзавод.
Вот-вот зачертят вьюги мелом
На чёрных берегах реки
И станет поле белым-белым.
Ищи и лыжи, и коньки!
 

1977

(Это стихотворение – одно из немногих, публично прочитанных мною. Случилось это давным-давно на областном совещании творческих работников в Брянске).

***

 
И лапы у ёлок упруги,
И крик бесполезен, и ругань.
Сбивается конь от натуги
Не криком, а лешим напуган.
Тут сумрачно всё, и усилья
Копыт и колёс незаметны.
Взметнулся из лужи на крыльях
Закат угрожающе-медный.
Но в березняке грязь подсохла,
Валежник трещит, а телега…
Обмотаны оси осокой,
Да это уже не помеха.
 

1978

ПОРОША

 
Узнал её глаза. Вернулся в детство сказкою,
Схватил за луч знакомый. Вот она со мной.
Всем холодом, и теплотой, и ласкою,
Всем космосом и щедростью земной.
То звёздочкой, то искрой, то соринкою,
То спаренной пушистою звездой…
Пороша нежная, как ноша материнская,
Пороша мягкая, как матери ладонь.
 

1978

БАБЬЕ ЛЕТО

 
Бабье лето плывёт
Паутиною в долы.
Вот весёлый народ —
Ребятишки из школы.
Выпускник за рулём,
Он шофер экстра-класса.
«Эй, садись, подвезём
До десятого класса!» —
Крикнет он малышу,
Пятикласснику Феде.
Тот залезет под шум,
На машине поедет.
И ни капли вражды,
Ни обид, ни печалей.
У большой борозды
Дружно слезут вначале,
По два станут на ряд,
Солнцу выставив спины,
Поля пёстрый наряд
Убирая в корзины.
И пройдут до конца —
До опушки осенней,
До златого крыльца
В золочёные сени.
«Можно и отдохнуть», —
Только скажет учитель —
Свой у каждого путь,
Диким хмелем увитый.
Федя ягоды рвёт,
Собирает орехи.
Бабье лето плывёт
И в лесу – без помехи.
 

1978

ЛЕС ЗИМОЮ

 
Маленький, сверкающий,
Добрый, как уют,
Зайчикам напуганным
Он даёт приют.
А вблизи присмотришься —
Кажется: застыл
На границе с небом
Белый богатырь.
 

1978

ПЕРВОПУТОК

 
По первой пороше
На лыжах скользят
Цепочки упрямых,
Румяных ребят.
Задорных мальчишек
Совсем не страшит,
Что снег мокроватый
Для лыж как магнит.
Толпой посмотрели
В усталом бору
Рябинку с плодами
На знобком ветру.
Вот гриб разглядели
У ветхого пня…
Как чёрная лента —
За ними лыжня.
 

1979

***

 
Автобус тащится едва
Из города без торжества:
Он переполнен до отказа.
Здесь неуютно головам,
Ногам, и мыслям, и словам —
Всё просит о просторе разом.
Там трактора и птичьи трели,
Искрится пашня, как стекло.
И шум, и тихо, и светло,
И собрались на пир апрели.
 

1979

***

 
Не убьёте меня. Не найдёте.
Я живу в тёмных водах Лох-Несс.
Снятся волны до самых небес,
Ну а в небе – русалка в полёте.
Обожжённые солнцем народы!
Как спокойней, светлей и вольней
В ненадёжной стихии моей
Вне надёжных законов природы!
 

1979

***

 
Словно я весенней гулкой ранью
Проскакал на розовом коне.
Сергей Есенин
«Ходить здесь надо осторожно.
Вот в лёгкой зелени пырея
Сверкает будто бы дорожка —
Канава топкая, чернея,
Где трактор землю грыз, а ныне
Стена отвесная нависла.
Здесь летом душно, как в пустыне,
И воздух тут от пыли кислый,» —
Рассказываю терпеливо
Ученикам про жизнь болота,
А солнце сверху – с рыжей гривой:
От пыли стёрлась позолота.
Раскрылась пасть – корми машину.
Мелькает торф, как будто птица.
Я в передышку фото выну —
Миг, что ушёл и ночью снится.
И в нём, беспечный и бездумный,
Устойчиво, как скифский камень,
Стоит мальчишка, чуть угрюмый,
С привычными к труду руками.
Ходить не будет осторожно:
Он знает, где среди пырея
Сверкает будто бы дорожка —
Канава топкая, чернея.
Он видел, как слегка у края
Уж воду колыхнул в карьере.
Он рос трудясь, а не играя,
Открыт добру, любви и вере.
Когда менялся запах лета
На предосенний, предморозный,
Для девочки чернявой Светы
В болото лазил за рогозом.
Но вот крутнулась пыль по следу,
И торф – на новую машину.
Работают устало дети,
Я с ними гну на солнце спину.
И кажется, что на коне…
Так нет, здесь кони не проскачут.
Живёт и будет жить во мне
Мальчишка, верящий в удачу.
 

1979

ВОЗВРАЩЕНИЕ

 
Были клятвы, но не было крови.
Помню, в тенях широких стволов
Первый раз целовал твои брови,
Растерявшись от счастья, без слов.
И теперь вот последние метры,
Вот и свет сквозь вечернюю мглу.
Здесь по-прежнему тёплые ветры
Те же песни поют на углу.
Длинной кроны дырявые тени,
И в тени, под заборной доской,
Слабый голос – красавицы Жени,
Сильный голос – мужской.
Стал я тихо в глуши поворота.
Да, бесспорно, целует она
Да и, кажется, глупое что-то
Шепчет в ухо, совсем как жена.
На пороге двусмысленной славы,
Как за пазухой Бога, лежит,
А над ними, как страж многоглавый,
Вяз раскинул взволнованно щит.
Сквозь обиду, и злобу, и муку
Мщенье в сердце просилось, маня.
Положил я тяжёлую руку
На холодную пряжку ремня.
Но меня одолела измена,
Сокрушила коварством она,
Неожиданная непременно
И, как волчья натура, темна.
Неувядшую ветку сирени
Пронесу до вокзала в руке.
Ты – прощай, их защитник смиренный,
В неуютном, пустом городке.
 

1979

***

 
Я спросил – да сам же и ответил.
Жил слепым, а ныне – как провидец.
Понял всё, что раньше не заметил,
От чего смутился бы Овидий.
Подменили у тебя ресницы,
Вцеловали новый запах в шею.
Мир такой открылся – не приснится
Ничего безжалостней, страшнее.
 

1980

***

 
А в сумерках молодой мотылёк
Бросался на свет, по стеклу скользя.
Я от тебя безнадёжно далёк,
Ни прозреть, ни увидеть нельзя.
И помнится, в давние времена
Без ложнозначительных фраз
Я по стеклу твоих глаз
Понял – нас разделяет стена.
 

1980

***

 
Я в светлой роще шёл с тобой,
Шли вперемешку с листопадом,
И лес казался чёрным адом,
Весёлым солнцем залитой.
 
 
Опять гуляю в роще той,
Нахмуренной, с печальным взглядом,
С созревшим на растеньях ядом,
Но в сердце праздник золотой.
 
 
Не потому, что без тебя
Согреет холод ночи лютой
С промокшей неживой листвой.
 
 
Под взоры тёмные опят
Я понял в тихом неуюте,
Что без тебя я – сам не свой.
 

1980

ЗДЕСЬ МНОГО ПРОСТОРУ…

 
Здесь много простору, и тихо,
И вовремя кончился снег.
Метель осторожной портнихой
Поправила шубку сосне.
С утра без тепла – мы устали
И самую малость грустны.
На небо похожими стали
Опушки, поляны, кусты.
 

1980

НЕПОКОРНАЯ

 
Ах ты, черноволосая,
Светлоглазая!
Солнышко моё росное,
Ноченька ясная.
И непокорная,
Да крылья – новые.
Вокруг всё леса сосновые,
Ты – как берёзка чёрная.
 

1980

НЕКСТАТИ

 
Опять некстати выпал снег.
В морозном воздухе апреля
Замолк беспечно детский смех,
Молчат капели-менестрели.
И только мы с тобой вдвоём,
Мой вечный друг, теперь в ударе.
Под ослепительным окном
По очереди – на гитаре.
Но я играю про весну
И радость бытия и встречи,
Ты – про неверную жену,
И у тебя рыдают плечи.
Ведь сила в музыке трубит,
Грудь разрывая, как осколок.
И дом ваш надвое разбит,
И на куски твой дом расколот.
 

1980

Я СПРЯТАЛСЯ В ДОЖДЕ…

 
Я спрятался в дожде, я в камышах,
Я очутился там, где мокрый ветер.
Со мной слух, зренье, тело и душа.
И представленье о померкшем свете.
Неясно вижу голос далека,
Прекрасно слышу стебля колыханье
И знаю: для меня струит река
Серебряное чистое дыханье.
В душе моей шумит широкий дождь,
В дожде шумит душа, дыша над ухом.
Замёрзну я – всех сотрясает дрожь,
Хотя вокруг нехолодно и сухо.
 

1981

ОСЛЕПЛЁННЫЙ ТОБОЮ

 
Нет гармонии – есть красота.
Ты живое тому подтвержденье.
Воду пить и с лица, и с листа,
Если лес – это месторожденье.
Дама в белом, а ты – в голубом,
Улыбаешься критской мадонной.
Слышен шёпот: «Совет да любовь!» —
Из какой-то эпохи бездонной
На исчезнувшем праязыке.
Я стою, ослеплённый тобою,
Возле древности и вдалеке,
Без доспехов и рядом с толпою,
Созерцающей сфинкса впотьмах.
Силу львиную в теле любимой,
Силу страсти и чувства размах,
Страсти южной и неистребимой.
Где гармония? В чём красота?
Для кого сотворили кумира
На печати не шире перста,
Удлинившегося на полмира?
Перси, плечи – и всё на века
Уцененное пыльной планетой.
Если место рожденья – река,
Легче лёгкого быть неодетой.
Прошептать неживые слова,
Оживить их своей ворожбою,
Не догадываясь сперва,
Что воспрянут они над собою.
 

1981

***

 
И луна, словно фара, светит,
Затмевая подфарник-звезду,
И морозный январский ветер
Яблонь пальчики трет в саду.
Мне с тобой эта ночь – как в мае,
Только в нём – ни в каком другом.
По-весеннему принимаем
Жуткий мир, ледяной кругом.
 

1981

***

 
Я – исконный, упрямый прохожий,
Беззащитен, одухотворён.
Все дороги на свете мои,
И леса исхожу, и тропинки.
Ведь оседлая жизнь – для звезды,
Да и то я узнал, наблюдая, —
Звёзды, падая, ярче горят.
И в груди – неуёмное счастье!
Отпылают цветы на полянах —
Наливаются золотом листья,
И тогда уж непросто берёзку
Отыскать в этом тихом костре.
Ну и главное я понимаю:
Путь не в небо ведёт человека,
Но всегда – к человеку другому.
 

1981

***

 
А хорошо звездой далёкой быть,
Как островком, и в океане плыть.
Не в луже на машине-развалюхе,
Не в утлой душегубке по реке —
Стать полноправной частью мирозданья,
На зависть людям с неба засиять.
Но существуют здесь и неподвластны
Земному, пусть и дерзкому, уму:
Большое солнце, прячущее звёзды,
Песчинки-звёзды, прячущие тьму.
Не так ли мелочь жизни – суета?
Она, невзгод скрывая темноту,
Одновременно заслоняет небо.
И только ночью может вдруг присниться
Порнозвезда (её другим не видно).
Звезда, хотя её в пространстве нет.
 

1981

***

 
Берёза чёрная растёт,
Ко мне протягивая ветку
И листья грустные на ней.
Ты для меня – святая ночь,
Я кланяюсь всему святому.
Я вслушался в её слова:
«Ты негр своей семье и другу,
Я – негритянка для сестёр,
И потому на тень похожа
И закрываю травам небо».
Деревья говорить не могут!
Берёза чёрными устами
Не верещала, а вещала
Простое устное враньё.
И чувствую: на голове
Фуражку поднимают волосы,
Как будто я на тень похожий
И закрываю людям солнце.
 

1981

ПРЕД ЗАКОНАМИ ЖИЗНИ

 
В прошлом году
Ты казалась мне
Ёлкой в лесу,
А теперь —
Ёлкою в комнате.
Это такая ужасная разница,
Такой ужас,
Что даже игрушечный Дед Мороз
Скорчил гримасу,
Осознавая
Мою беспомощность
Пред законами жизни
И хаосом в них.
 

1982

СУЩНОСТИ

 
Иду пешком,
А ездил
На телеге и в автобусе,
Троллейбусе и метро.
Летал
На качелях и в самолёте,
Что столетье назад
В совокупности
Было бы невозможно.
В этом я вижу
Сущности
Не человека, а века:
Практичного и эклектичного,
Шумного и умного.
 

1982

ПОД ВЯЗОМ

 
Мы с тобою ничуть не стареем.
Осень, осень, приди поскорее,
Осени эпохальным крылом.
Этот вяз молодой под окошком
Мне приходится близким немножко:
Мы с рождения рядом живём.
Ну и корни мои глубоки!
Здесь мы с вязом совсем как дружки
Средь извечных полей золотых.
Пусть лепечет дряхлеющий клён —
Не под ним, а под вязом рождён
Мой занозистый, истинный стих.
 

1982

***

 
А много ль значит
Дерево одно?
Обнесено оградой,
Да не защищено.
Сейчас его спилили,
И детство,
Что прошло под этим клёном,
Широким в роскоши,
Роскошным в широте,
Раскинуло
Зелёные ладошки,
Цепляясь
За чугунную ограду.
 

1983

***

 
Расцвели засохшие сады
Не от солнца, не от Первомая.
Почему – я сам не понимаю —
Расцвели засохшие сады.
Может быть, весенняя вода
Корни и сердца их воскресила.
Всем на свете, как святая сила,
Может быть весенняя вода!
 

1983

***

 
Родничок – не волшебник, а чудо.
Он растёт неизвестно откуда
В ослепительных залежах мела,
Над которыми круча присела.
Здесь тропинка – с пути не собьёшься,
Сердцу – холодно, если напьёшься.
Я стою, очарован избушкой,
Что побелена вечной старушкой.
 

1984

***

 
В небесах – опустевшая синь,
Полетела листва на опушки.
Знаю я, что от горьких осин
Горьковаты подружки-волнушки.
Но светло и просторно в лесу,
Будто солнце весну воскресило.
Здесь не волка спугнёшь, не лису,
А раздетую осень России.
 

1984

***

 
Я всё позабытое слышу.
Созрели тяжёлые сливы
И падают гулко на крышу
К ногам лопухов и крапивы.
Избушка похожа на терем,
Высокие окна светлы.
Добавились к прежним потерям
Когда-то жилые углы.
Я слышу: умывшись росой,
Бегу на рыбалку босой…
Внести бы охапку пырея —
Постели не нужно иной,
Прилечь да забыться скорее
За чистой и прочной стеной.
 

1984

***

 
Ветер воет, играя ветвями,
В лапах сосен теряясь, метёт,
Надувая сугробы и ямы,
Нам суля от ворот поворот.
Вот промёрзшая пушка-опушка
Бьёт картечью и в очи, и в рот,
Лошадь тащится всё же вперёд —
Значит, близко лесная избушка.
Скоро будем, любимая, в ней
Губы греть у дымящейся кружки,
Становясь и теплей, и сильней.
 

1984

БЕССМЕРТНИК

 
Лошади и коровы
Обходят в песках бессмертник,
Мягкий и золотистый —
С запахом крови.
Стебель почти без листьев,
Так для кого же зонтик?
Песок сухой, а в небе —
Ни тучки на горизонте.
Слышал я: немцы когда-то
Скупали за соль соцветья.
В России своим солдатам
Пытались найти бессмертье.
А лошади и коровы
Обходят в песках растенье,
Которому нет соседей…
Лишь сверху – печальные тени.
 

1985

РАЗЪЕХАЛИСЬ ГОСТИ…

 
Разъехались гости, а вот
И первый снежок на деревья.
В деревне Прасковья живёт
Да с ней по соседству Лукерья.
К Прасковье приходит она,
Как только подоит корову,
И проговорят до темна:
От слова – к безмолвному слову.
 

1985

***

 
Какая скудная зима!
И бездорожье – как болото.
Ругая Господа и мать,
Шофёр торчит у поворота,
Машину сторожит свою.
И даже будь ему друзья,
Мы всё равно помочь не сможем.
Леском объедем колею,
По гололедице скользя,
Шепча тайком: «Спаси нас, Боже».
 

1986

ПУЗЫРИ ПЛЫВУТ

 
По асфальту вдруг зашлёпал дождь —
Ноги туч, могучих и сырых.
Как хозяин, осмотрел дворы,
Дал ручьям команду, словно вождь.
Заглянул он даже и туда,
Где живёт озлобленно собака,
Хоть и сообщившая о том.
Но торчит у вспухшего пруда
Перед земляникой в полном баке
Женщина под проливным дождём.
Дом её от города далёк,