Сегодня ночью она смогла вернуть ему веру в собственные силы и заставить – возможно, на время, но все же – выбросить из головы страхи, за которые ему было стыдно. Венский будто обрел потерянную частичку себя. Он снова стал единым, целостным, как там, на войне, где он мог многое, если не все.

– Как она это сделала? – произнес он одними губами и счастливо улыбнулся. – Спасибо, любимая.

Уходить не хотелось, но идти было нужно. Он дотронулся до ее волос, которые всегда пахли свежестью. Лена тихонько заворочалась и приоткрыла глаза.

– Уже уходишь? – прошептала она, смотря на Александра сквозь прикрытые веки с длинными сонными ресницами. Он кивнул. Она потянулась к нему теплой, мягкой рукой и коснулась щеки.

– Будь осторожен, воин.

– Обещаю.

– Не пропадай надолго.

– Обещаю.

Она довольно улыбнулась.

– Обманешь – убью, – тихо и очень непосредственно заявила она и, повернувшись на бок, снова закрыла глаза.

Венский нежно посмотрел на нее.

– Не обману.

Он еще раз коснулся ее волос, затем поцеловал в спрятавшуюся под дремлющими густыми локонами щеку и направился к выходу.

11

Игорь Георгиевич Ридгер продефилировал мимо поста службы безопасности, не обращая никакого внимания на уважительные приветствия. Он был возбужден предвкушением легкой победы над кучкой бездельников, именуемых себя банкирами, а на самом деле являющихся пройдохами и жуликами.

Ридгер не любил банкиров – он считал, что из всех предпринимателей эта категория является особенно нечистоплотной: они ничего не производят, ничего не продают и, вообще, не приносят никакой пользы. Но так уж получилось, что сложившаяся финансовая мировая система нуждается в услугах банков, хотя без них бизнесом заниматься было бы проще и выгоднее. Ридгер полагал, что владельцы прокатных пунктов, предоставляющие людям на время автомобили, предметы спортивного инвентаря или бытовую утварь, куда более полезны, чем те, кто предоставляет на время деньги, да еще и не собственные, а позаимствованные у вислоухих граждан, которые, не стремясь самостоятельно преумножать свое состояние, доверяют прохиндеям. Но отдавать свои сбережения в чужие руки – это прерогатива бездельников и глупцов, не желающих трудиться, чем грамотно пользуются владельцы банков. Лень – двигатель прогресса, а лентяи – самый полезный инструмент в руках умелого манипулятора. А ведь именно закрепившийся за банкирами статус умелых манипуляторов делает их наиболее уязвимыми. Они так уверовали в свое могущество, что напрочь забыли: кроме обязательств и долгов у них вообще ничего нет. Они слишком зависимы! Зависимы и от тех, кто дозволяет им владеть «большим кошельком», и от тех, кто этот кошелек пополняет. Они зависят от слухов, от настроений общества, от политической ситуации и даже от погоды. Лишиться того или иного банкиры могут в любой момент и боятся этого до смерти – именно на этом собирался играть Ридгер. Он заставит их сомневаться – это все, что ему необходимо!

Скупо кивнув секретарю, которая с порога принялась излагать ему информацию о полученных звонках и письмах, о планах и встречах на сегодняшний день, Игорь Ридгер проследовал в свой кабинет и, пропустив мимо ушей ее доклад, буркнул:

– Кофе.

– Да, конечно, одну минуту, – обескуражено ответила девушка.

Ридгер был у цели, и его сейчас интересовала лишь скорейшая победа в переговорах. Он четко представлял свое аргументированное выступление, которое подтолкнет финансовых божков к отказу от предоставления кредита МЗПО.

Он сделал глоток кофе, приготовленного старательной сотрудницей и криво ухмыльнулся.

– Змеи, змеи… змеи… – пропел он удовлетворенно. – Пожалуй, нужно завести личную гадалку.

Телефон нежно оповестил о входящем вызове. Ридгер включил громкую связь.

– Игорь Георгиевич, все собрались в зале заседаний.

Ридгер еще раз усмехнулся, с энтузиазмом потер ладони:

– Уже иду, – и направился в зал переговоров.

Слова приветствия он произнес негромко, без резкости в голосе, но в манере истинного хозяина ситуации.

– Доброе утро, господа! Надеюсь, что дальнейший день будет так же добр.

Ожидающие немного оживились, и по помещению пронесся едва уловимый заискивающий трепет. Раздался негромкий, тактичный и одобрительный смех. Ридгеру показалось, что он легко, словно чародей, развеял царившее здесь до его появления напряжение.

– Я рад, что уважаемые партнеры и коллеги согласились на эту встречу. Уверен, она будет плодотворной.

Голоса одобрения и поддержки.

Ридгер только теперь бегло оглядел собравшихся.

– Разрешите начать? – вопрос прозвучал, скорее, с утвердительной интонацией.

Он вмиг посерьезнел, раскрыл папку и наскоро просмотрел распечатанные листы с текстом, цифрами, графиками, диаграммами. Ридгер нарочито демонстрировал свою особо тщательную подготовку к данному мероприятию, хотя давно знал наизусть все, что ему было необходимо: что поделаешь, демонстрация приложенных усилий – неотъемлемая часть церемонии. Собравшиеся должны думать, что ради них он потратил массу времени и нервов. Они должны находиться в плену собственных иллюзий, возносящих их на пьедестал первостепенной значимости. И тогда их собственное тщеславие не позволит принимать решение разумом, заставив чувства занять главенствующее положение.

«Смешные, – рассуждал про себя Ридгер, делая вид, что заканчивает последние приготовления к докладу. – Думаете, от вас здесь что-нибудь зависит? Считаете свое слово последним? Хм… я покажу, кто в этой комнате принимает решения».

Он снова поднял взгляд на финансистов и заговорил:

– Уважаемые господа! Каждый из нас точно знает, что делает, и точно знает, для чего. Я лишь постараюсь объединить наши устремления в едином, выгодном для всех потоке. Ваша репутация не позволяет мне приводить излишние доказательства – вы и сами понимаете очевидность моих доводов и, уверен, разделяете мою точку зрения.

Ридгер сделал паузу и скользнул глазами по собравшимся. Он не всматривался в лица – он был убежден, что слушатели поддерживают его.

– Вы знаете, что речь пойдет о финансировании Московского завода приборов и оборудования. Это предприятие в списке кандидатов на получение государственного заказа, и от вашего финансового участия во многом будет зависеть решение комиссии Министерства Обороны. Завод нуждается в средствах на приобретение необходимого оборудования и увеличения производственной базы. Если же деньги не поступят, то государственный заказ, скорее всего, уплывет из-под носа, и тогда завод полностью утратит коммерческую привлекательность. Я могу оказать некое влияние на решение комиссии, а посему мне бы хотелось понимать, насколько вы расположены участвовать в данном проекте.

– Прошу прощения, Игорь Георгиевич, – председатель правления «ТехноБанка», сам не ведая того, оказался невольным участником в постановке Ридгера.

– Да, Семен Варламович? – Ридгер являл собой само почтение и чуткость.

– Мы, безусловно, обладаем нужными сведениями, но хотели бы от вас услышать о гарантиях. Ведь сумма немалая, и вкладывать такие средства в воздушный замок, сами понимаете, не слишком осмотрительно.

Ридгер понимающе покачал головой и, подняв перед собой руку в знак полной готовности, принялся зачитывать и озвучивать цифры и выдержки из подготовленных документов. Он предоставил сведения о состоянии дел на предприятии, нарочито приукрасив свое выступление несколькими заведомо завышенными показателями, которые должны были склонить собравшихся к выводу о положительном решении комиссии, но одновременно с этим посеять сомнение в правдивости цифр. Он постарался заверить всех в своей возможности повлиять на принятие нужного решения, но мастерски оставил пробелы – все с той же целью. А в завершение Ридгер сообщил новую, скорректированную сумму кредита, которая превышала ранее озвученную. В этом вопросе он сослался на информацию, полученную из достоверных источников, которым он безмерно доверяет, и внес свои компетентные пояснения.

Ридгер пытался выглядеть убедительно – на девяносто девять процентов. Он говорил со знанием дела, почти не позволяя усомниться в своей полной осведомленности, но все же оставил микроскопические черные точки, совсем немного портящие идеальный блеск.

– Таким образом, господа, смею вас заверить, что выделенные вами средства позволят значительно укрепить ваши финансовые позиции. Хотя… – Ридгер манерно улыбнулся, – хотя понимаю, что они и без того весьма надежны.

В душе Игорь ликовал. Все прошло именно так, как он и рассчитывал. Нет ничего хуже противоречивых сведений, заставляющих людей искать подвох там, где его нет. Много правды и совсем немного лжи – это все, что требовалось. Теперь информацию станут перепроверять, и даже если сухие факты будут говорить в пользу выделения средств, у банкиров закрадется сомнение в верности этого решения.

Лица представителей финансовых организаций были несколько обескураженными. А лицо Игоря Ридгера сделалось немного заискивающим, совсем чуть-чуть. Он продолжал свой спектакль, и теперь ему нужно было выглядеть не таким уверенным в себе, чтобы еще больше укрепить сомнение в сознании потенциальных партнеров.

– Благодарим вас, Игорь Георгиевич, за предоставленную информацию, – Семен Варламович Райзмон снова взял на себя смелость озвучить общее мнение. – Надеюсь, вы понимаете, что нам потребуется время для принятия решения. Ваша репутация практически является гарантом истинной обстановки дел, тем не менее…

Райзмон окинул взглядом коллег, ища одобрение своему резюме.

– Да…

– Конечно…

– М-м-м… да… – прозвучали голоса банкиров.

– Благодарю, вы были убедительны.

Последние слова принадлежали представителю банка «Слава». Ридгер только теперь хорошо рассмотрел его. Это была пока неизвестная в финансовом мире личность. Человек, занявший пост президента банка совсем недавно. Янсон Эдуард Карлович, – Ридгер отчетливо вспомнил его имя. По обыкновению, Игорь не занимал свое внимание персонами, которые, как он считал, этого не заслуживают. И Янсон был одним из тех, на кого это правило распространялось. Пожилой, полный, с маленькими невыразительными глазками, в дорогом костюме, хорошо скрывающим лишний вес, Эдуард Карлович сидел на встрече молча, и только теперь позволил себе произнести слова благодарности. Лучше бы он и дальше молчал! Лучше бы ушел такой же серой мышью, как и появился. Но он высказался, и высказался подчеркнуто вежливо, поэтому Ридгер не сумел пропустить мимо ушей его реплику. Игорь смотрел на Янсона, судорожно перебирая в памяти обстоятельства, при которых он мог встречаться с этим господином. И он вспомнил. В момент рукопожатия Ридгера словно ударило током. Он лишь диким усилием воли заставил себя сохранить внешнюю невозмутимость.

– Всего хорошего, Игорь Георгиевич. Уверен, мы примем положительное решение по вашему вопросу, – учтиво склонов голову, Янсон направился к выходу.

На этом встреча была завершена. Обмениваясь скупыми рукопожатиями и дежурными фразами, Ридгер слепым взглядом провожал каждого визитера. Он так и остался стоять неподвижно после того, как дверь за последним медленно затворилась.

– Все хорошо? – своим обычным, лишенным эмоций тоном, спросил Северцев.

Ридгер не повернул голову в его сторону – он смотрел на закрытую дверь. Веко его подрагивало.

– Все хорошо, Игорь Георгиевич? – повторил Северцев.

– Что? А, да… все хорошо, – растерянно пролепетал Ридгер. – Ты… знаешь… Ты выясни мне все про этого Янсона. Кто? Откуда? С кем? Как? В общем, все. Ты понял меня, Альберт?

– Что-то не так? – Северцев, тон которого не позволял судить о степени его обеспокоенности состоянием шефа, как и Ридгер, уставился на входную дверь.

– Надеюсь, что нет… хотя да, что-то не так. Поэтому выясни все, и немедленно. И еще… Хотя ладно, пока все.

Северцев несколько секунд смотрел на дверь, стараясь разглядеть причину беспокойства, затем молча покинул комнату переговоров.

– А вот это уже неприятности, – вслух пробормотал Ридгер.

Он покачался на пятках, медленно обошел переговорную и присел на стул, где только что сидел Янсон.

– Ну надо же, а я даже ни разу не взглянул на него, – посетовал он незримому собеседнику.

Неожиданно он рассмеялся. Не от огорчения, не от досады, а от закипающей злости. Злости на себя за излишнюю самоуверенность, затмившую очевидное: именно Янсон ужинал вчера с предполагаемым покойником Всеволодом Славиным или с его братом-близнецом, что вовсе не делает создавшееся положение проще. Сегодня же Эдуард Карлович пришел в офис к Ридгеру и практически повторил слова Славина, которые для последнего оказались фатальными.

Всеволод Анатольевич Славин был первым, кто, поняв выгоду, решил кредитовать МЗПО. Тогда и Ридгер решил, что Всеволод Славин должен умереть, иначе весь его план рухнет.

Для скупки акций Ридгеру требовалось время. И чтобы его обеспечить, он подкупил заместителя председателя комиссии Министерства Обороны Возняцкого Валерия Викторовича, который был готов предоставить Ридгеру необходимый срок при условии, что МЗПО за это время не поступит ни копейки инвестиций. В противном случае Возняцкий мог попасть в довольно затруднительное положение, ведь тормозить планы Министерства Обороны, зная, что предприятие обладает достаточными средствами для реализации этих планов – не что иное, как преступление. За которое в рамках развернувшейся борьбы с коррупцией, могли показательно определить в места, где деньги хоть и имеют значение, но не такое, как дома. Ридгер различными способами пытался не допустить преждевременного финансирования до получения им контрольного пакета акций завода, и кроме Славина никто не вмешивался в его игру. А Славин вмешался и… умер.

Или все-таки не умер?! И почему банк Янсона называется «Слава»? – Ридгер подскочил, словно на него выплеснули ведро ледяной воды.

В ярости он изо всех сил стукнул кулаком по столу, больно ушибив кисть о его поверхность, скривил от боли и негодования лицо и опустился на стул с мучительным стоном. Часы на стене оглушительно отстукивали уходящие в никуда секунды.

Игорь поймал себя на том, что уже довольно долго наблюдает за их исчезновением: «…пятьсот сорок пять, пятьсот сорок шесть…» Он поднялся со стула. На лице его теперь не было ни гнева, ни растерянности – лишь холодный блеск стальных глаз.

Ридгер вновь усмехнулся невидимому собеседнику. Нехорошо усмехнулся, недобро.

– Ну что ж, посмотрим, – произнес он в пустоту, за которой прятались пока неизвестные ему персонажи; затем взглянул на распухшую руку, неторопливо собрал со стола свои бумаги, на несколько секунд замер в раздумье и уверенно направился к выходу.

12

«Хороший двор! Тихий, зеленый», – подумал Венский, остановив машину у дома одного из своих бывших сослуживцев.

Он вышел из автомобиля и мягко захлопнул водительскую дверь. Коротко пропищал сигнал центрального замка.

Подъезд хрущевской пятиэтажки, в которую он направлялся, был, как и двор, тих и чрезвычайно чист. Таких домов на севере Москвы предостаточно, но не все жильцы могут похвастаться казарменным порядком в помещениях общего пользования. Венский любил порядок, поэтому, оценив обстановку, он одобрительно кивнул.

Легко поднимаясь по ступенькам, он скользил рукой по прохладному дереву перил, но мгновенно остановился, как только его ладонь соприкоснулась с чем-то липким и влажным. Венский брезгливо отдернул руку, морщась и шумно выпуская воздух из легких.

– Ну что за гады? – негодующе прошипел он, просматривая сверху донизу лестничные пролеты.

Запах машинного масла отчетливо ударил в ноздри.

– Ну что за люди? – каким-то плаксивым тоном повторил Венский.

Дальше он поднимался не торопясь, внимательно осматривая перила, а на четвертом этаже остановился и некоторое время изучал информативную надпись, выцарапанную на побелке возле одной из квартир: «Здесь живет Катька».

Венский покачал головой, хотел было произнести слова осуждения, но вместо этого у него получилось длинное:

– За-а-ануда…

Он глубоко вздохнул, расстроенный противной противоречивостью собственных мыслей. На секунду закрыл глаза… открыл… еще раз шумно и резко выдохнул, и уже не останавливаясь и ни на что не заглядываясь, в несколько прыжков преодолел последние два лестничных пролета и с силой нажал на кнопку звонка нужной ему квартиры.

В квартире долго ничего не происходило, затем из ее глубины послышались тяжелые, медленно приближающиеся шаги, потом долгая возня с замком, и, наконец, дверь медленно приоткрылась. Из-за нее на полкорпуса высунулся небритый и сильно помятый здоровенный детина.

– Чо-о-о надо? – спросил амбал, даже не взглянув на гостя.

Венский криво усмехнулся. Ухватившись рукой за край двери, он резко потянул ее на себя. Амбал не успел среагировать и вывалился из квартиры, потеряв опору, но тут же вскочил и, приняв угрожающую позу, уставился на Венского. Тот стоял спокойно, и довольная улыбка расплывалась по его лицу.

– Саня! Венский! – радостно, срываясь на визгливые нотки, прокричал здоровяк и распростер руки для объятий.

Венский перестал улыбаться и сурово сдвинул брови:

– Давно пьешь?

– Да ты ч-о-о? Я… нет… несколько дней.

Он еще сильнее взъерошил и без того лохматую голову и виновато пожал плечами. Венский снова улыбнулся и покачал головой:

– Ну ты чудовище! У тебя похмелиться-то есть чем?

– А как же! – радостно произнес амбал, и глаза его заблестели.

– Ну тогда пригласи войти.

– Конечно, заходи – какие вопросы, командир! Я ж тебе всегда… ты ж знаешь… в любое время, – он заговорил быстро и невнятно, бурно жестикулируя здоровенными ручищами.

Квартира Миши Данилина, носящего кличку Медведь, выглядела, как настоящая берлога. По сравнению с ней в жилой комнате нежилой квартиры Венского царил образцово-показательный порядок. Александр не торопясь проследовал сквозь заваленный непонятным хламом коротенький коридор и оказался на кухне, где Миша рьяно принялся разгребать стол, заставленный пустыми бутылками и грязными тарелками.

– Командир, ты иди погуляй по комнатам, а я за пять минут наведу здесь блеск, – сказал он, не прекращая складывать в уже переполненную раковину посуду с засохшими остатками трапезы.

– Наведу блеск! – иронично передразнил его Венский. – Ну наводи.

Александр обследовал квартиру Данилина. Одна комната оказалась заперта на ключ, другая, по-видимому, выполняла все функции сразу, являясь и спальней, и гостиной, и кладовой. Кровать была не заправлена, и затхлый запах постельного белья ударил в ноздри. В углу располагался телевизор – вероятно, один из первых цветных аппаратов, произведенных за рубежом. У одной стены было сложено несколько больших коробок, другую почти полностью занимали шкафы и полки, плотно уставленные книгами. Пыльный стол был завален то ли исчерканными, то ли исписанными листами бумаги и книгами с многочисленными закладками.

Венский задержался у стола. Элифас Леви «Книга Мудрецов», Карлос Кастанеда «Путешествие в Икстлан», Елена Блатавская «Разоблаченная Изида»… Александр прочитал еще несколько названий книг – все они являлись произведениями эзотерическими и отчего-то немного пугающими: «Бхагавад Гита», Михаэль Лайтман «Вавилонская Башня».

Венский издал цокающий звук языком, поражаясь странным увлечениям своего товарища, и вынес вердикт:

– Допился!

По возвращению на кухню он был удивлен неожиданно быстрому выполнению, казалось бы, неразрешимой в такие сроки задачи. Кухня преобразилась. Нельзя сказать, что окна стали чище или шкафы заблестели, но ноги к полу уже не прилипали, стол был протерт, и грязная посуда исчезла из поля зрения.

– Оперативно, – одобрительно произнес Венский.

Данилин сиял.

– Давай, командир, присаживайся. Есть будешь? А пить?

Венский сухо зыркнул на Медведя, и того немного передернуло от сурового взгляда бывшего командира.

– Да ты ж сам про похмелку спрашивал…

Венский продолжал молча смотреть на него.

– Да что не так-то, Сань? Ты чего меня, как перед казнью, рассматриваешь?

– Я пытаюсь разглядеть, что в тебе от прежнего Медведя осталось, и пока ничего не вижу.