Очень странно представить себе, что главная мысль романа сформулирована в четырех строчках, в последнем стихотворении, кусок о том, что
Не потрясенья и перевороты
Для новой жизни очищают путь,
А откровенья, бури и щедроты
Душе воспламененной чьей-нибудь.
И вот это «душе воспламененной чьей-нибудь» многомиллионно важней, чем любые потрясения и перевороты.
Вот к этой странной постановке телеги впереди лошади русский читатель абсолютно не был готов, он привык к тому, что все-таки общественное гораздо выше личного. И тут в романе мы вдруг узнаем, что все оправдание эпохи – это Юра, что все, что должно было там произойти, – это его встреча с Ларой и их счастье, что революция была устроена для того, чтобы эти двое оказались вместе, и чтобы Лара, чья судьба оплетает судьбу доктора как плющ, вьющийся вокруг дуба, чтобы Лара его нашла и осталась с ним надолго. И чтобы они родили девочку. И девочка эта потом прожила такую страшную жизнь.
Все это только для того, чтобы во всей полноте осуществились два дара: дар любви – в случае Лары, дар творчества – в случае доктора. Для того, чтобы были написаны эти волшебные главы «Рябины в сахаре». Почему «Рябина в сахаре»? потому что сочетание терпкости, горечи и сладости в этой их обреченной, бесконечно трогательной и прекрасной любви.
Роман весь – это раздраженный крик частного человека, настаивающего на том, что он есть цель и смысл истории. Как это получилось у Пастернака?