Семнадцать страниц – много это или мало? В масштабах печатного дела – незначительная стопка, в масштабах литературы – малая взлётная полоса (и все же взлётная), в масштабах Дины Рубиной, милой моей Дины Ильиничны, - это живой портрет, фотокарточка на плотном картоне, это повод для размышлений, переживаний и воспоминаний.
И это, на самом деле, замечательное свойство: уметь как она – в крупной форме писать панорамную композицию, воссоздавая и личность, и дух эпохи, а в малой, вот как в этом рассказе… Ослепительная вспышка! Щёлк!... Быть фотографом. Понять соотношение света и тени, уловить характер и подарить читателю еще один снимок по памяти – волосы на прямой пробор, шуршащее облако оборок, томный взгляд и какая-то удивительная сила в позе, в повороте головы, во всем. Цыганка. Прапрабабка. Родная душа и тень за плечами.
Никакой нарочитости, никакой натужности. Было бы слишком искусственно, если бы Дина Ильинична вспоминала родственницу по шаблону – так жила, так померла… Это не ее формат. И потому степенно, сквозь пелену личных и чужих воспоминаний, вереницу диалогов, она выплетает образ, окружает его невероятным ореолом мистики (в которую хочется верить) и заставляет, заставляет ностальгировать….
И мне вдруг так кстати, как озарение, вспомнилась моя далёкая близкая бабушка. Далёкая, потому что познакомиться нам с ней почти не пришлось, а близкая потому, что порой достаточно иначе взглянуть, убрать волосы в пучок или надеть необычное платье, чтобы родители замерли на месте и лишь спустя мгновение выдали синхронно «Господи, ну прям баба Поля!» Не ждите чудных совпадений. Бабушка моя была военной медсестрой, а за книгой коротали время едва ли не все родственники по отцовской линии. Только в минуту памяти папа достанет старый фотоснимок, блеклый, с загнутым уголком, укажет на хрупкую девушку в берете и длинном пальто, прислонившуюся к белому постаменту, и в голове пронесется секундное узнавание. Может, вот они – истоки моей меланхолии и вечных поисков творчества? Может, вот она – причина моей неспособности быть безучастной к чьей-то боли? В этом насмешливом взгляде, в этой грациозной позе… То ли я отражаюсь в ней, то ли она во мне.
Нам не понять связь времен. И даже в строгом и требовательном к себе авторе-наблюдателе нет-нет, да и обнаружится тяга к переменам и суете, резкость жестов и нетипичная энергия движений. И даже в самом себе нет-нет, да и можно найти что-то удивительное, словно бы и не твое, но все же твое всецело. То что бьет ключом в крови, то что удивляет, то что вновь и вновь заставляет выискивать сходство. И оно будет с тобой и останется. В этой жизни. И в следующей. В веках.