© Лушников Д. Ю., свящ., 2023

© Издательство Санкт-Петербургской Духовной Академии, 2023

Посвящается моему духовному наставнику протоиерею Георгию Полякову и моему учителю, профессору протоиерею Владимиру Мустафину

Предисловие автора

Основному богословию как специальному теологическому предмету в системе богословского образования по праву может быть отведено одно из центральных мест. Появившись в XIX в. в структуре теологии и куррикулуме теологического образования западных христианских конфессий, этот предмет, нацеленный на рационально-философское обоснование христианского вероучения, завоевал прочное место в учебных планах семинарий и академий России синодального периода, а также превратился в научное направление в русской богословской академической мысли.

Заметим сразу, что «основное» не означает наличие неких «второстепенных» «богословий», но определяет характер и место этой дисциплины в семье богословских наук – догматического, нравственного, литургического, пастырского богословия, патрологии, церковной истории и т. д. Прилагательное «основное» следует понимать буквально в смысле фундамента (что этимологически коррелирует с оригинальным немецким названием – Fundamental-theologie), на котором строится все богословское здание христианской Церкви.

Как дисциплина «основное богословие» призвано рассматривать базовые истины религиозной веры, без усвоения которых сложно переходить к изучению других богословских наук. Оно является тем богословским предметом, который имеет дело с «фундаментальным», т. е. с фундаментами для богословия и веры, с положениями, соответствующими проблематике разумного их обоснования. Соответственно, метафора фундамента как содержательно, так и методологически показывает область деятельности этой дисциплины. Основное богословие в буквальном смысле может считаться основополагающей учебной дисциплиной для изучающих теологию, и / или вводным разделом теологии, который в научном плане имеет характер пограничной, переходной дисциплины между философией и систематической теологией. Его важное посредническое положение решает миссионерско-апологетическую задачу гуманитарного, философского введения в теологию.

С точки зрения богословской науки вопрос идентичности предмета основного богословия в значительной степени восходит к Первому посланию апостола Петра (1 Пет 3:15), в каковом послании, по нашему мнению, определяется как направление, так и формальный настрой основного богословия. Апостол говорит о необходимости верующим христианам быть готовыми к апологии своей веры. При этом имеется в виду ответственность, отвечающая самому содержанию веры. Сказанное Первоверховным апостолом стало фундаментом всей дальнейшей апологии христианства и основным стержнем апологетической теологии, как части основного богословия. Совершенно очевидно, что христианство в своём, если так можно выразиться, содержательно-определенном состоянии несомненно должно быть способно к апологии. Поэтому, в первую очередь, именно в своем содержании бытие христианской Церкви должно быть готово к ответственности.

Следует отметить, что в исторической перспективе текст 1 Пет 3:15 содержит все необходимые и достаточные компоненты теологической ответственности христианской веры, указывая на апологию как на форму отчета, рассчитанную на оправдание себя. Особо подчеркнем, что апостол Петр отнюдь не апеллирует к т. н. толерантности, содержательно совершенно индифферентной. Первоверховный апостол призывает христиан именно к публичной ответственности и осознанному, разумному свидетельству о Христе, которое должно быть понимаемо не просто как своеобразный рефлекс защиты, но, прежде всего, как некая форма мысли, дающая возможность разумного оправдания дела, о котором идет речь.

В данном контексте необходимость существования такого теологического предмета как основное богословие, которое направлено на аргументированную передачу содержания христианского благовестия в иные нехристианские ценностные миры и пространства, обуславливается также и тем, что во внутренней жизни самой христианской Церкви достаточно часто встречается такое восприятие либо понимание веры, при котором верующему человеку нет нужды ни в понимании ее подлинного, глубокого содержания, ни, тем более, в ее рациональном обосновании. Именно потому научная дисциплина «основное богословие» в противовес данной позиции все свои усилия направляет на утверждение «гармоничного сосуществования» веры и разума, которые не исключают друг друга, более того, они – и все основное богословие в целом – подтверждают, что «человек верующий» суть «человек разумный».

Особо следует подчеркнуть значимость понятия ответственности применительно к усилиям основного богословия обосновать разумность христианской веры. Ответственность в данном контексте понимается как обязательство верующего человека по отношению к истине, поскольку каким-либо образом передать другим свою веру, ее основные пропозиции и т. д. возможно тогда и только тогда, когда сам верующий относится к истине, лежащей в основе его веры, добросовестно. Можно даже достаточно обоснованно утверждать, что в подлинной христианской вере само ее – веры – утверждение и какие-либо рациональные аргументы не только не исключают друг друга, но, напротив, вполне согласуются, прежде всего в дискурсе ответственности самого верующего.

Поэтому используемый в основном богословии метод философского исследования становится единственно оправданным для того, чтобы основополагающее качество христианского Откровения – его универсальность – могло быть убедительно обосновано. Во многом, хотя и не только, с помощью мышления, с использованием рационального дискурса Божественное Откровение оказывается доступным для инакомыслящих, когда христианское благовестие в целом становится предметом аргументативного объяснения и проявляется в качестве универсальной, безусловно относящейся по сути своего предмета ко всем людям истины^[1]. Заметим, что указанный подход не имеет ничего общего с новоевропейским т. н. философским рационализмом, пытающимся все строить из самого себя. В рамках основного богословия мы говорим именно о сознательно понимаемом и глубоко уразумеваемом восприятии веры.

В силу этого основное богословие, несмотря на свою близость к философии – с ее необходимыми задачами фундирования – и философским формам мышления, не является каким-то отвлеченным философским теоретизированием, но мышлением, тесно связанным с жизненной функцией самой христианской веры, которая, в свою очередь, становится и субъектом, и объектом этой науки. Основное богословие скорее предстает как философско-теологическая дисциплина или, по выражению Д. В. Шмонина, как «пропедевтика теологии через философию». При этом «важная роль основного богословия в процессе обучения, – отмечает Д. В. Шмонин, – состоит в использовании ресурса и демонстративных средств философско-гуманитарного и естественнонаучного знания для рационализации принципов христианской веры. Эту дисциплину можно считать теологической постольку, поскольку она разработана теологами и излагается с теологических позиций. Она представляет собой комплекс философских, лингвистических и историко-критических приемов, иллюстрирующих основные истины веры в апологетико-образовательных целях»^[2]. В последнем смысле, одной из главных функций основного богословия наряду с защитительной является и сообщение (транспортирование) потенциала познания и истины христианского благовестия в нехристианские сферы познания в той степени, которая необходима для приобретения там когнитивной убедительности.

Трагический перерыв в развитии основного богословия в России XX в. делает особенно актуальным обращение к дореволюционному опыту преподавания данной дисциплины. Вполне очевидно, что дальнейшее полноценное развитие столь важного для всей отечественной богословской науки предмета в настоящее время будет совершенно немыслимым без критического анализа процесса становления и развития его в прошлом.

Однако, несмотря на то что в конце прошедшего и начале нынешнего столетия немалое число диссертаций и научных статей были посвящены изучению наследия отдельных представителей отечественного основного богословия, все же полномасштабного и всеобъемлющего специального исследования истории данной богословской дисциплины в русской богословской науке до настоящего времени еще не предпринималось^[3].

Книга, которую читатель держит в своих руках, представляет собой один из первых в современном отечественном богословии опытов системного историко-аналитического исследования преподавания основного богословия в России синодального периода. На примере Санкт-Петербургской Духовной Академии – столичного и, в силу этого, ведущего духовного учебного заведения – автором предпринята попытка реконструкции исторического процесса институализации данного богословского предмета, а также выявления логики его развития как академической дисциплины и раздела теологического знания.

Особенное внимание в монографии – в основу которой положено диссертационное исследование автора^[4], а также ряд его специальных статей, посвященных рассмотрению фундаментально-теологического наследия отдельных представителей духовно-академического богословия^[5] – уделено рассмотрению вопросов методологии преподавания основного богословия исследуемого периода, анализу содержания курсов лекций по данной дисциплине, с акцентом на один из самых главных тематических разделов, входящих в ее предметную структуру – доказательства существования Бога.

Отметим, что источниковедческой базой исследования стали опубликованные и рукописные курсы лекций, сохранившиеся в библиотечных и архивных фондах Центрального государственного исторического архива, Рукописного отдела Российской национальной библиотеки, Научно-исследовательского отдела рукописей Российской государственной библиотеки, Архива Санкт-Петербургской Духовной Академии, в частности – «Курс лекций по основному богословию» прот. Нила Малахова, «Введение в круг богословских наук» протопр. Евгения Аквилонова, журналы и отчеты Санкт-Петербургской Духовной Академии.

В заключение хотелось бы выразить сердечную благодарность тем, кто так или иначе содействовал появлению этой книги. Уважаемому коллеге и научному руководителю Дмитрию Викторовичу Шмонину, вдохновившему автора на написание данного труда. Рецензентам – игумену Мефодию (Зинковскому) и Владимиру Кирилловичу Шохину за ценные замечания, позволившие значительно повысить качество текста. Дмитрию Андреевичу Карпуку и Никите Юрьевичу Дубову за предоставление важных исторических сведений и архивных материалов. Священнику Александру Ямкову, клирику храма Сретения Господня на Гражданском проспекте Санкт-Петербурга, а также всему коллективу Издательства СПбДА за помощь и поддержку в издании монографии.