– Ла-й-й-ина, Ла-й-й-иночка! – нежно протягивает Даниил в интерфон басистым голосом. У него получается из низкого тона слепить фантазийную мелодию. – У меня завал на кухне! Я приду позже, детка.

Лиза Гладкина мастерски обводит контур губ красной помадой, когда я вхожу в переднюю кухню. Старший бортпроводник добавляет звук на телефоне:

«Со следующего года авиакомпания “КиЛайн” увеличивает количество рейсов на дальние расстояния», – сообщают новости.

– Южная Америка. Теперь у нас будет новое направление. – Позитивное настроение отца никак не сочетается с тем безразличием, с которым приходится сталкиваться его дочери. Увидев меня, он просто кивает.

Я раскладываю накладные на столешнице, чтобы не запутаться в куче бумаг.

– Несправедливость заключается в том, что вы расширяете горизонты, а сами уходите работать в офис, – мило произносит Лиза, сидя с ровной спиной.

Месяц назад после плановой медицинской проверки врачи рекомендовали моему отцу заканчивать лётную работу. Смотрю на него и удивляюсь всего лишь нескольким седым прядям на голове. Лицо не усеяно морщинами, как это обычно бывает у людей его возраста. Командир воздушного судна, лётчик со стажем, основал со своим партнером крупную авиакомпанию «КиЛайн», но не стал для меня любимым отцом.

– Да, это мой крайний рейс. И я нисколько не расстроен. – Отец берет со стола пластиковый стакан с кофе и делает глоток.

Ощущаю аромат напитка по всей кухне.

– Сколько достойных пилотов сейчас у нас работает. Хороший пример подает Димка Беляев, сын моего друга. Парню всего двадцать семь, а он уже добился звания командира.

– Ты так громко это сказал, что мы теперь точно не сомневаемся в его способностях, – язвлю я, прочистив горло. Шариковая ручка в моих пальцах вздрагивает невидимым тремоло.

За нашей шторкой завывает пылесос, уборщицы готовят салон к приходу пассажиров.

– Я знаю, что уходите вы не по своему желанию. Мы очень-очень не хотели бы вас отпускать! – Голос Лизы звучит громко из-за шумной уборки. Она еще и заморгала прокрашенными ресницами.

Ну и спектакль!

Зная деловую Лизу, так позорно наблюдать ее прислуживание. Очень многие бортпроводники стараются угодить моему отцу, ведь он здесь главный.

– Южная Америка… – отрываюсь я от письма, вздыхая. – Всегда опасаюсь таких стран, где торгуют кокаином. Правильно, что сбегаешь, – выдавливаю тупую улыбку.

Брови отца ползут вверх. Конечно же, мой комментарий предназначался ему.

– Тебя что-то не устраивает, Кристина? – спрашивает он спокойно, будто я только что не подтрунивала над ним прилюдно.

– Ты действительно хочешь знать, чем я недовольна? – Даже удивительно, ведь отец никогда не интересуется моими делами.

Он кивает в своей обычной манере.

Пылесос затих в первом классе, и мы можем говорить уже не так громко.

– Хорошо, погнали, – выпрямляюсь, предвкушая интересную беседу. – Я ненавижу твои самолеты и эту компанию, потому что ты заставил меня здесь работать. В твоих салонах застоявшийся запах химии, который тянется прямо из «биотуалета», – на этой фразе мой голос звучит с грубым сарказмом. – На несвежем ковролине можно разглядеть следы былой блевотины. Тупоголовые родители очень любят своих детишек и поэтому позволяют чадам делать свои дела, не отходя от кресел. А пассажиры настолько отвратительные люди, что один из них сегодня читал мне лекции по оказанию первой медицинской помощи. И хоть бы сказал что-то полезное, но он то и дело насмехался. А эти стюардессы, откуда ты их берешь?

– Я не понял, что ты имеешь в виду? – Отец сжимает губы, дотрагиваясь до них пальцами. – Подбором персонала занимаются специальные отделы, как и организацией чистоты в самолете…

– Они шепчутся за моей спиной.

– Кто, уборщицы?

Усмешка Лизы не укрывается от моего внимания.

– Я говорю о бортпроводниках!

– Может, потому что есть причины? К примеру, скандальные новости. Вчера на тебя поступила жалоба.

– Ты оскорбила свою коллегу, – комментирует Лиза.

Я четко вижу, как на ее лбу собираются складки.

– Вы говорите о той, что губы себе надула? С таким количеством взлетов и посадок ее филлер скоро начнет двигаться.

Лиза быстро задергивает распахнувшуюся тяжелую штору, будто теперь нас гарантированно не будет слышно.

– Я просто устала!

– Ты устала от задач, которые выполняет каждый человек в этой компании? А от вечеринок с такими же друзьями-неудачниками ты не устаешь.

Из-за громкого голоса у меня дергаются плечи. Я вызываю у отца либо негативные эмоции, либо ничего. Это «ничего» выражается лишь киваниями в мою сторону.

– Ты даже «эмбраер» не смогла угнать, бестолочь. А теперь у СМИ открылось второе дыхание – и вот мы постоянно в сети, куда ни глянь. Ты позоришь основателя «КиЛайн», который решает вопросы посерьезнее твоих вечеринок, – указательным пальцем отец тычет мне в ключицу, оставляя в этом месте свой гневный след.

Его грудная клетка интенсивно опускается и снова поднимается. Находящаяся в кухне Лиза не может найти себе место в суете.

– Ты часто летаешь к ней? – осмеливаюсь задать вопрос. Я не должна тонуть в болоте в одиночку.

Он молчит и вряд ли станет продолжать дискуссию, когда нас слышит почти весь самолет. Разговор отклоняется от курса, и я вдруг осознаю, что решить проблемы нашей семьи куда сложнее, нежели уладить ту ситуацию, когда я ударила пассажира на прямом рейсе³. Странно, но парень при выходе из салона не пожаловался на поведение стюардессы. Ни отец, ни Лиза до сих пор ничего не высказали. Что ж, тем лучше для меня.

Спустя некоторое время отец произносит с явным нетерпением:

– Больше не желаю слушать твое нытье. Если ты не стюардесса, то – уборщица. Помни это!

Складываю руки на груди. Мое желание – покинуть кухню, чтобы больше не видеть вершителя судеб. Он может с легкостью поменять мою жизнь и сделать ее невыносимой.

– Кристи, доложи о загрузке, – командует Лиза, но я не отрываю от отца задумчивого взгляда. Его синие глаза прожигают уверенным скрытым коварством.

– Зачем стоять под самолетом, если здесь уже прописан весь тоннаж?

Когда привезли накладные во второй раз, информация о количестве загрузки была указана без моего подсчета.

Больше не гляжу на отца. Тяну тяжелую дверь в кабину пилотов, приветствуя Арнаса в сверкающих авиаторах. Мой знакомый сегодня работает с отцом.

– Лиза, как вам нововведения? – слышится из кухни. Отец не торопится заходить в кабину, пока я здесь.

– Вы про врача на борту?

– Все же спокойнее, когда работает настоящий медработник. Он сможет оказать первую помощь, поэтому доверяйте ему. Я его хорошо знаю – этот молодой человек с высокой квалификацией.

– Давай мне документы, – протягивает руку пилот, забирая стопочку бумаг. – Попробую сам разобраться.

Он снимает солнечные очки, в которых нет никакой надобности в темное время суток.

– Мы не часто пересекаемся. Как у тебя дела?

– Не хочу изображать воспитанность и заполнять пустоту. Совершенно нет сил.

Арнас поднимает свой взгляд. Тень от приборной панели, на которой сверкает множество кнопок, падает на верхнюю половину его лица. Я не могу разглядеть голубых глаз в этой темноте.

– После того случая с «эмбраером», – начинает он, – если бы я ослушался босса, моя карьера уже бы закончилась. Мне жаль, что я тебя подвел, Кристи.

Да, тебе жаль.

– Я не выпила коктейль, глядя на Сену. Не погуляла по Колизею в Риме. Да, особенно в Риме я бы хотела побывать. Съесть пиццу и покормить вонючих голубей.

А еще найти любовницу отца и повыдирать ей волосы.

– Ты что-то имеешь против птиц?

– Я вообще-то собиралась их покормить.

– Послушай, я часто летаю в Европу, могу договориться и взять тебя с собой в командировку.

Радостный голос пилота перекликается с противными из кухни, где отец с Лизой продолжают что-то обсуждать.

– Арнас, мне ничего не нужно. Это был сарказм. Я не хочу в Колизей и терпеть не могу поездки. Ты закончил с бумагами? Я иду в салон, скоро посадка пассажиров.

На шее пилота лежат наушники, и одну из мембран он периодически прикладывает к уху. Шариковая ручка Арнаса вдруг дергается по непонятной причине. И лишь когда он возвращает бумаги обратно, я могу обратить внимание на его забавную манеру письма – Арнас растягивает связки между буквами. Тонким длинным линиям категорически не хватает места расписать все что требуется в пустых клеточках накладных.

Отец направляется в кабину в тот момент, когда Арнас одаривает меня улыбкой. В следующую секунду кажется, что подмигивает он мне совсем не по-дружески.

Балансируя на мягкой подушке сиденья и пытаясь дотянуться до кислородного баллона, я внезапно начинаю падать назад. Не успеваю взяться за багажную полку, и мое тело подхватывает кто-то сзади. Цепкие руки, крепко сжавшись на талии, спасают меня от возможных ушибов. Но не это проносится в голове, а осознание подтянутого живота. Всему виной – гордый отказ от калорийной касалетки⁴.

Чужие руки тут же возвращают мне вертикальное положение. Опомнившись, рассматриваю очень знакомый профиль – как можно забыть противного пассажира. Особенно когда ты ему сегодня врезала.

Почему этого парня решили оставить в самолете? Видимо, он нажаловался, бедный маленький мальчик. И сейчас Лиза Гладкина всех соберет, чтобы командир прилюдно отчитал меня перед экипажем за пощечину клиенту.

– Здравствуй еще раз. Если будешь драться, я дам сдачи.

Опираясь на мужское плечо, спускаюсь с кресла и ныряю в холодные туфли, предвкушая публичную «порку».

– Учитывая ваши оскорбления члену экипажа… Жертва – это я, поэтому жду извинений.

– Ты вообще-то чуть не задавила меня своим падением. Вот так и ходи тут у вас по салону.

– Что ты вообще здесь делаешь? – И тут замечаю посеребренный бейдж на рубашке.

От задувающего в салон ветра из ближайшей двери бешеные мурашки устраивают забег по всей коже.

– Ты тот самый врач, о котором сегодня говорил мой отец.

– Догадливая какая.

– Хорошо умею читать. Только вот именной бейдж нужно было крепить еще на прямом рейсе!

Пытаюсь не закипеть, как чайник, который издает свист. И мой голос звучит почти также пискляво.

– Зачем лишний раз говорить, кто ты. Ведь иногда можно взбесить какую-нибудь стюардессу вроде тебя, – на щетинистом лице появляется противная ухмылка.

Парень откидывает голову назад и смотрит теперь оценивающе. Какое же отвращение вызывает этот жест самоуверенности.

Не успеваю придумать достойный ответ, как подлетает Эллина и хватает за руку новенького врача, уводя на станцию бортпроводников. Та самая стюардесса, которая нажаловалась на меня. Я назвала ее надутой. У Эллины действительно пухлые губы – и гены здесь ни при чем.

– Рома, проверь аптечку, милый. Я ее вскрыла на прямом рейсе, один пассажир просил таблетку от головной боли и… Совершенно не понимаю, что еще нужно дописать для медперсонала аэропорта, кроме обезболивающих, – лепечет девушка, нежно подправляя свои темные кудри, выпавшие из прически.

– Не проблема, сейчас напишем любовное послание в наш медпункт.

Да, точно. Его зовут Роман, как я прочитала на бейдже. Только фамилию не помню.

Вооружившись ручкой, парень медленными движениями левой руки начинает выводить буквы.

Я стою совсем недалеко, но меня будто не существует. Эллина ведет диалог со стажеркой и между делом касается плеча Ромы. Несложно догадаться, что передо мной романтическая парочка. Значит, они вместе.

– Оказывается, за гадостным словарным запасом прячется очень милая девочка.

С прошлого рейса я дала себе слово не обращать на Эллину внимания, но не могу сдержаться. Сегодня она ведет себя несколько иначе. Обычно эта девушка любит включить стерву, показывая коготки. Но в компании возлюбленного она тонкая и воздушная. Правда, когда я к ней обращаюсь, Эллина одаривает меня презрительным взглядом.

– Послушай, Кристи. Ежу понятно, я не собираюсь с тобой разговаривать. Хватило того, что ты оскорбила и унизила меня перед коллегами на прошлом рейсе. – Эллина произносит это довольно громко, касаясь рукой груди в области сердца.

– Именно по этой причине твой милый любовник сегодня отомстил за тебя, оскорбив меня. Он притворился пассажиром, верно говорю? – Мой взгляд угрожает новенькому врачу. – Двое на одного. Кажется, это нечестно.

Все, находившиеся рядом, перешептываются и оборачиваются на наши разборки. Щеки Эллины медленно покрываются румянцем. На салон опускается молчание и только двигатели самолета не перестают гудеть. Ситуация разворачивается в обратную сторону. Обычно в словесной перепалке Эллина одерживает победу надо мной, однако сейчас она не может вымолвить ни слова.

– Как думаете, мне нажаловаться командиру за ваше самоуправство? Вам никто не разрешал шутить над стюардессой. Роман, это же твой первый рейс в качестве врача на борту самолета? Как нехорошо будет уже завтра вылететь с работы.

Ожидаю увидеть хоть малейшее сожаление на лице нового знакомого, однако парня не касается ни одна эмоция. Он собирается что-то ответить, но нас прерывает сообщение Лизы в громкоговоритель. Пассажирский автобус ожидает у трапа. Мы должны дать сигнал о готовности принимать пассажиров на борт. Показываю большой палец вверх водителю автобуса. С натянутой дурацкой улыбкой встречаю поднимающихся по трапу сибиряков.