Приступая к чтению, ожидала, признаться, от этой книги чего-то ностальгически-советского. Чего-то такого «И вновь продолжается бой, каждому, каждому в лучшее верится, только небо, только ветер, только радость впереди». Чтобы прилагалась любовь без отрыва от производства и эйфория светлого будущего на фоне туманных заводских очертаний.
Но вот читаешь, и от неожиданной развязки в сознании наступает затмение, или, так сказать, телефункен. Сейчас, по-моему, вообще модно писать так, чтобы каждая последующая фраза казалась абсурдом, характерный пример – проза Александра Снегирева. Но читая Драгунского, понимаешь, что жизнь она такая и есть – безжалостная, честная на свой манер, «простая и страшная, как формула» (из одного стихотворения советских времён). И смысл удивительных двойных названий открывается только в самом конце, как, например, в рассказе « Загреб».
Порой же кажется, что пишет подросток, в котором сентиментальность борется с циничностью. Странно немного посвящать рассказы тому, что женщина за 40 не так уж молода, а со вкусом одетые девушки некрасивы. Но мизантропия автора не вызывает неприятного осадка, как в случае Александра Снегирева или Виктора Ерофеева. Адюльтеры, головоломки, директора “с Москвы”, внезапные повороты уютного с виду сюжета, а после оказывается, что герои – лишь игрушки в чьих-то руках. Каждый найдет в этой книге то, что ему ближе на данный момент: может, легкое чтиво, а может быть, психологическую многоплановость с постмодернистскими головоломками.
Многие рассказы выходили сначала в виде блога. Хотелось, признаться, дописать рассказ « Летний отдых на море », представив первоначальные условия, в которых героиня жила с матерью, - убогий абажур, продавленную тахту и что там еще - уже в виде светлого воспоминания, когда героиня хватит лиха в «сочах »… Такой финал , по крайней мере, кажется мне очевидным.
Что ж, еще один миф моего детства – об идиллическом детстве Дениски – развенчан. Но, главное, в нас живы еще глубоко заложенные архетипы – Садовая, бублики и брынза…
Вся Россия – наша гостиница, а мы – ее постояльцы.