Канадская литература в последние годы становится для меня желанным открытием, завораживающим и отпугивающим одновременно. «Варварская любовь» не стала исключением - она была, безусловно, моим читательским открытием очередной «нечитабельной книги», и я даже поначалу вообще не хотела писать на неё никаких рецензий, чтобы дать её образам ещё некоторое время побыть, порастворяться внутри меня, прежде чем они вернутся к автору или достанутся другим читателям. Мне хотелось побыть хотя бы некоторое время настоянной на совершенно непривычных мне идеях.
В аннотации сказано, что эту книгу автор писал восемь лет. А мог бы писать и дольше, ведь череда раскручивающихся по его воле по экзистенциальной спирали мужских и женских судеб потенциально бесконечна, причём в обе стороны. Я не могу сказать, что мне открылось всё заложенное автором содержание «Варварской любви», что-то до конца так и осталось недопонятым и непринятым, но по интеллектуальной атмосфере, своеобразию и необычности переживаний, вызванных ею, я бы поставила Д.И.Бехарда в один ряд Дж.Керуаком, У.Берроузом, Г.Г.Маркесом, У.Фолкнером. В каких-то эпизодах его события оказались схожи с реальностями, созданными Л.-Ф.Селином, К.Кизи, П.Боулзом, У.Стайроном, может быть, немного с Э.Хэмингуэем и Л.Элтанг. А местами он напоминал мне странную книгу Дж.Келмана «Перевод показаний». Но, в общем, никакие параллели и сравнения Д.И.Бехарду не нужны. Он вполне самобытен.
Думаю, что «Варварская любовь» стóит всех своих возможных эпитетов: она многослойна, атмосферна, полифонична, хронотопична, экзистенциальна и очень притягательна. Она балансирует как на гранях разума, так и на гранях самой реальности: видя даты, скрупулезно проставленные автором, и сопоставляя их с временем своей жизни (когда я уже была, пусть и ребёнком), я не раз задавалась вопросом – разве в это время такое ещё могло быть? – настолько глубокой, почти археологической, психологической архаикой веяло на меня с её страниц. Громоздкая бессюжетность книги, пребывание героев «здесь-и-нигде» напоминали мне буддийские чётки, разлетевшиеся на бусины и пустившиеся в самостоятельный полёт, представленный читателям в замедленной съёмке. И только тот, у кого в руках на время оказывается подхваченная нить повествования с ещё не ускользнувшими бусинами, удерживает читателей в единой плоскости понимания. По сути, перед нами проходит безостановочная череда жизней, вереница судеб, лента историй, где каждый, становясь на время главным героем, стремится рассказать о себе. Люди, годы, жизни, страны, события то сплетаются, то распадаются, то исчезают, то возникают вновь почти из небытия.
Для меня это была книга о мытарствующих сознаниях – по-разному, но всё равно мытарствующих, мучающихся от самих себя, ищущих себя вовне, потому что внутри на старте в них мало что есть. Каждая история - об изначально малоресурсных поисках своей идентичности, о попытках нащупать личное предназначение, обозначить собственное место в меняющемся мире. Большинство из этих экзистенциальных авантюр оказываются, может быть, и неудачными с точки зрения современного внешнего наблюдателя, но все они значимы как уникальные и – увы! – печальные жизненные трипы. Все герои мечутся между сартровским «любая жизнь не стоит ни гроша» и тютчевским «чему бы жизнь нас ни учила, но сердце верит в чудеса…».
Это – книга-калейдоскоп, в которой все бегут, движутся, уходят, немыслимо легко сжигают за собой все мосты, спешат, всё без сожаления бросают и начинают заново. История боксера Джуда Эрве-Уайта сменяется историей сектанта-проповедника Барта, биография несостоявшегося священника Франсуа - уходом и путешествием Жоржины, побегом Изы. Все бегут от себя и той жизни, в которой однажды внезапно застали себя как в точке невозврата. Но куда они бегут так непостижимо и безнадёжно? Чего им надо от жизни? В чём их цель? Все они реализуют свою «свободу от…», но не «свободу для…». Никто из них свою жизнь не «делает» в полном смысле слова, все только «ищут», как сказочные герои свою «долю». И это делает их почти нежизнеспособными. Жизнь внешняя зависит от того, что внутри, и если там только смутные надежды на иное или охота к перемене участи, то впереди только печаль и вечная неприкаянность, пронзающая как поколение 60-х, так и 80-х, и нулевых.
Так что перед нами печальная панорама по сути несвершившихся жизней. Кого-то она может привлечь, кого-то разочарует и заставит бросить книгу на половине, но для кого-то, вероятно, станет фрагментом не просто читательского, но и жизненного опыта, ведь отрицательный результат – тоже результат.