"Я любил. А следовательно, жил. Тем способом, который мне доступен"
Э.М.Форстер
"Арктическое лето" - так хотел назвать Эдвард Морган Форстер свой роман. Оставшись неоконченной, рукопись, написанная в 1912-13гг., увидела свет лишь в 2003г.
И вот передо мной "Арктическое лето" Дэвида Гэлгута. Тема написанного в 2014г. романа - путешествие Э.М. Форстера на Восток в 1912-1922гг., итогом которого стал роман "Поездка в Индию", и в 1945г. Книга Гэлгута заинтересовало меня после прочтения романа Форстера "Куда боятся ступить ангелы". Показалось занятным, как в классическом романе начала прошлого века, со свойственной жанру назидательностью, соединились абсурдизм и недосказанность. Необычная форма романа выдавала в авторе экспериментатора. Средневековые аллюзии, в очень тонкой прослойке, навевали что-то мистическое. Естественно, захотелось узнать об авторе больше. Интернет, прямо скажу, не пестрит информацией - от сайта к сайту примерно один и тот же текст - книги не переиздаются, библиотека...не мне вам рассказывать. В нашей стране с Форстером знакомы меньше, чем, например, с Лоуренсом или Джойсом, и тем ценнее такие книги, как "Арктическое лето"!
В биографии Дэймона Гэлгута (1963г.р.) ничего не сказано о его личной жизни. Однако, борьба с раком еще в детстве (!) говорит о том, что автор хорошо знает смысл фразы "быть не как все". А за ней стоит одиночество, самосозерцание и ещё много чего. Уже одним этим Форстер был близок ему.
В самом названии книги метафорически выражена её основная идея. Половцев Д.О. в своей работе под названием "Проблема инаковости в художественном мире Э.М.Форстера" говорит: "Путь к душевнои гармонии героями Э.М. Форстера заключается в обретении человеком «цельности», что возможно в контакте с Другим(и) и «примирении» с самим собои[...] Для достижения гармоничного существования героям Э.М. Форстера необходимо перестать жить в «коконах» своего Я; для того, чтобы приити в согласие с «чужаком» внутри себя им нужно «соединиться». Последнее возможно при помощи «двоиного видения», при котором Я способно увидеть Другого внутри себя."
Фрагмент картины "Бесконечная признательность", Рене Магритт, 1963г.
Первая философская задачка от Форстера, близкая, трепещущая, но до конца пока не решенная. Однако, попробую подступиться к ней поближе. Говоря о "внешней" инаковости, Половцев подразумевал конфликт его английской ментальности с мироощущением иностранцев, размышляя о "внутренней" - признавал сосуществование у писателя двух сторон личности, одна из которых воспринимала другую, как чужую. Путешествуя по Индии, Форстер адаптирует свою внешнюю инаковость к существованию в других условиях, он проникается аутентичностью Индии. Прожив много лет в борьбе с самим собою, в страхе перед собственным вторым "я", он принимает его, и все благодаря этой стране. В финале книги Форстер смотрит в зеркало и понимает, что видит "Другого внутри себя". В душе его наступил летений покой, но кругом - лишь монохром северной равнины и ни души.
«Это не я», – подумал Морган, хотя это был именно он. Все в отражении было неправдой, но какое зеркало покажет истину?
"Что значит быть англичанином?" - в контексте жизни и прозы Форстера это не совсем правильная постановка вопроса, хотя еще недавно я так считала. Но после чтения этой книги, думаю, было бы правильнее сказать, что Форстера тяготила приверженность к нации, как к определенному кругу со своими законами . Будучи абсолютным продуктом своей среды, принимавшим статус и все условности английского общества, он тем не менее, стремился к гораздо большей открытости, чем та, что могла дать ему Родина. Англичанин, сын архитектора, воспитанник Кембриджского университета осознает, что он гомосексуален. Для человека тонкой душевной организации, каким нам показывает его Гэлгут, это было не самым легким осознанием. Писателя гнетет не только невозможность познать любовь, но и невозможность открыто писать о том, как это могло бы быть. Это самое "могло бы быть" задало возвышенно романтический тон первым романам Форстера. Ибо познать любовь не только в теории ему довелось уже далеко за 30. Какое-то время он даёт частные уроки латыни, в результате чего знакомится с молодым индусом Масудом, привязанность к которому пронесёт через всю свою жизнь. Форстер едет в Индию со своим новым другом, где вновь испытывает "инаковость". Люди, в словах которых нет и намёка на конкретику, обряды, кажущиеся нелепыми, сны и символы, загадка на загадке. Но братья-англичане тоже не привлекают Форстера - отстраненные, закрытые в собственном мирке - он оказывается где-то между и интуитивно ищет точки соприкосновения. Постепенно его духовные искания "обретают плоть".
Индия пробудила в нем некий архаический анимизм, предрасположенность к мистическому миропониманию
Многие писатели признаются, что написать роман их побуждают вещи совсем неожиданные, будь то подслушанный разговор или случайная фотография. Также и Форстер искал ключевой образ для своего романа, какую-то материальную составляющую, вобравшую в себя те смысли, пока ещё неясные, которые он начал постигать. Решающую роль в этом сыграли архитектурные памятники Индии. Форстер посетил эллорские пещеры и нашёл их "устрашающе грандиозными". Он не отрицал потрясения и чувствовал близость чего-то важного в себе. Он ощупывал взором вековые камни, скользил по хитросплетениям форм и примерял на себя увиденное
Индия напоминала ему, что ни один ответ никогда не будет полным и окончательным. В этой стране имелось так много вещей, ставивших его в тупик, и событий, что невозможно постичь с помощью рационального мышления. Тайна лежала в сердцевине всего, и тайна будет лежать в сердце его романа
Скальный храм Кайласанатха (Кайлаш), т.н. "крыша мира", храмовый комплес "Пещеры Эллоры", Индия
Он нашёл "источник" вдохновения в Барабарских пещерах. "Поездка в Индию" из смутного предчувствия становится реальностью.
Ему не нужна была пышная резьба по камню, не нужны были ни сцены, ни фигуры. Нет, его материалом станут тишина и пустота… иногда, впрочем, наполняемые эхом
Ломас Риши, Барабар, Индия
Что меня удивило, так это то, что Форстер был совершенно чужд эгоизму, свойственному большинству творческих людей. Наоборот, он готов был всецело отдавать себя любимым за крохи взаимности, которую подчас считал химерой. Однако я не упрекну человека в излишнем воображении или наивности. Я, как и он, не знаю наверняка, где она, эта объективная реальность? И есть ли в природе четко вымеренная область сознания, которая является абсолютно действительной? По-моему, в этом же направлении размышлял и Форстер. Не эта ли, наполненная мучительными спазмами сомнений и умопомрачительными взлетами надежд, единственно верная логика сердца, фундамент жизни? А та, абсолютная, реальность - лишь остов, без содержимого? В таком случае, сострадание к Форстеру за этот аспект его жизни можно смело переформатировать в созерцание. А он и считал себя в каком-то роде зрителем, боясь жить и умереть, не оставив следа. Образ, созданный Гэлгутом, напомнил мне образ, созданный самим Форстером: Филип из романа "Куда боятся ступить ангелы". Молодой человек, интеллектуал и эстет, послушный сын своей матери, размышлял о себе в таком же ключе. Мать влияла на Форстера всю его жизнь. Именно мать была тем "препятствием", которые сын не мог переступить на пути к самому себе - это когда, по словам Карпентера "тело и дух едины". Похоронив и оплакав мать Форстер, не без стыда, понял, что свободен.
В романе присутствуют имена известных исторических личностей, таких как Вирджиния и Леонард Вулф, Дэвид Г. Лоуренс, офицер и создатель международного вспомогательного языка Сона Кеннет Сирайт, поэт и философ Эдвард Карпентер, греческий поэт Константинос Кавафис. Каждый из них серьезно повлиял на Форстера, иначе их просто не было бы в этой книге. Так, например, Вулфы были его близкими друзьями, и немало поддерживали отчаявшегося писателя в работе над "Поездкой в Индию". Авторитет Лоуренса в литературных кругах Форстер поддерживал, но на дружбу не решился - Лоуренс снискал славу импульсивеного, вспыльчивого, напористого человека. Он назвал Карпентера "отставшим от жизни псевдомистиком", чем окончательно подорвал зарождающуюся дружбу. Напротив,пребывание в доме Карпентера оставило в душе последнего самые тёплые воспоминания. Свобода, которой было овеяно это место, близость к природе и непритязательная обстановка буквально заворожили писателя. По возвращению домой он начал писать исповедальную повесть "Морис", опубликованную уже после смерти автора.
Так почему 4 балла? Всю первую треть книги, я не могла безотчетно погрузиться в чтение. Я просто "рассматривала фасад". Он был гармоничным и орнаментальным, но ему явно не хватало акцентов. Я нисколько не умаляю достоинств автора, ибо текст строен, насыщен изобразительными оборотами, но мне казался излишне метафоричным, парящим, как гордая птица, в вершинах мысли. А я все ждала какой-то бытовой подробности, банальной мысли, интересной ассоциации, САМОБЫТНОСТИ, сродни лоуренсовской. Ещё вспомнила Каннингема и подумала, чтобы писать ТАК проникновенно о нетрадиционном, автор должен знать об этом не понаслышке. Чтение моё продолжалось, и когда я дошла до знакомства Форстера с Кавафисом, как-то все сгладилось - текст ожил. Я уже не ощущала себя наблюдателем или зрителем. Возможно, сам автор почувствовал уверенность не сразу, и, несмотря на все сопутствующие корректировки книги, скрыть этого не удалось.
Что же касается героев, то мне всякий раз не хватало убедительности в описании. Все тех же пары-тройки небрежных штрихов. Я с трудом представляла себе Масуда. Мне и сейчас трудно решить, так ли он был слабо изображён в романе или, наоборот, Гэлгут смог передать его неоднозначность и загадочность. "Зрелый" Масуд был куда реалистичнее. Ещё было большое количество второстепенных героев, которые совершенно не запоминались. А вот с писателями, личностями неординарными, емкими всегда сложно. Здесь тоже назревает вопрос: сделать их яркими "персонажами" или "очертить" лишь контур, оставив историческими личностями? Может быть, автор просто не стал рисковать? Обошёлся с "культурным достоянием" деликатно.
Как итог, не могу сказать наверняка, единственная ли это художественная биография Форстера в мире, но для русскоязычного читателя она станет основной на сегодняшний день. Этим она уже долгожданна и уникальна! Мне она помогла сориентироваться в некоторых эпизодах жизни писателя, его характере и взглядах. Всецело образ Форстера, как писателя, как творческой личности, на мой взгляд, она не передаёт (а такое вообще возможно?) - акцент сделан на человеческие качества - но заданную тему раскрывает. Лучше браться за "Арктическое лето" тем, кто уже знаком с произведениями Форстера. Если читатель берет книгу "с нуля" вряд ли захочет знакомиться с остальными произведениями Форстера.
А почему только Форстера? Автор Гэлгут! Гэлгут заинтересовал тем, что его заинтересовал Форстер, а итогом стало "Арктическое лето", следствием которой будет не только "Комната с видом", но и "В незнакомой комнате"!