Замечательно! Ещё ни одна книга не давала мне такого повода задуматься о внутренней кухне классической музыки. Да и с чего бы? Ведь я (Хвала небесам!) не музыкант. И как большинству людей, временами слушающих музыку, мне были известны имена великих композиторов, дирижёров, музыкантов, названия всемирно известных музыкальных фестивалей, на которые мне никогда не попасть, и даже имена некоторых ныне живущих концертирующих и записывающихся звёзд мира классической музыки. Вот особенно эти последние… Их жизнь всегда казалась мне гламурной, волшебной, такой богемной, неземной, притягательной.
Ну а что остальные? Остальные музыканты, которые сидят на сцене или в оркестровой яме. О них вообще кто-нибудь думает? Ну так Блэр Тиндалл, профессиональная гобоистка, предельно честно и откровенно рассказывает, какова жизнь обычного музыканта. Думаете, что все истории о «бедных голодающих художниках» остались в прошлом? Ну так это не так.
Жизнь свободного музыканта тяжела. Работу можно получить только по знакомству, а чаще всего по очень близкому знакомству (через постель). И, поверьте, что возраст, пол, семейное положение и сексуальная ориентация не играют тут абсолютно никакой роли. Абсолютно! И в этом случае жизнь твоя – это сплошная карусель, где ты жонглируешь тремя любовниками и игрой в пяти оркестрах в разных частях города. Плюс регулярные поездки на прослушивания в другие города, на которые ты тратишь намного больше, чем зарабатываешь. Но ты всё равно на них ездишь, потому что пределом твоих мечтаний является постоянное место в большом оркестре, гарантирующее тебе постоянную зарплату и некоторые социальные блага, однако в творческом плане – это абсолютный тупик, стопроцентно гарантирующий тебе депрессию.
Жизнь в квартире с соседями в доме, под завязку набитом собратьями-музыкантами, хороша и увлекательна, когда тебе двадцать. Но вот тебе уже сорок, а ты живёшь всё в том же доме, в квартире с соседями, ты одинока, у тебя никаких накоплений, надежд на пенсию, интересной работы. Ничего, кроме жалости к себе, зависти к более удачливым на твой взгляд коллегам и различных стадий алкоголизма.
Некоторые довольствуются постоянным, часто постылым местом в симфоническом оркестре или даже в бродвейском шоу, где есть постоянная зарплата, кто-то продолжает бегать на прослушивания, оставаясь свободным музыкантом, кому-то, как Блэр, удаётся вырваться. На пятом десятке она на нашла себя в журналистике. Но и тут не всё однозначно. Блэр поступила в Стэнфордский университет и закончила курс (9-тимесячный) журналистики. При этом во время учёбы ей удавалось сместить все занятия (!) на один день, а в остальные дни недели играть в различных оркестрах, чтобы зарабатывать на жизнь. При том, что основное её образование, о чём тоже никто никогда не задумывается, было исключительно узко специальным, учёба в университете не слишком обогатила и разнообразила её лексикон. Что сказалось некоторым образом на прозе. Но это является, на мой взгляд, единственным и, пожалуй, в общем-то, простительным недостатком книги, отчётливо заметным лишь в отдельных местах, особенно насыщенных событиями личными и профессиональными. В таких отрывках речь становится несколько сумбурной и отрывистой, опережающей саму себя. Но, как я уже сказала, это можно простить.
В целом, рассказ получился невероятно живым и интересным. Лично для меня богемная среда не утратила своего блеска и тёмного очарования по объективным в основном причинам. В силу возраста мне уже не грозит ненароком выбрать для себя музыкальную карьеру. Аллендейл (нью-йоркский дом, в котором живут музыканты) уже закрепился в моём сознании, благодаря великолепной телеэкранизации вот этой самой, кстати говоря, книги, дворцом творчества и вдохновения, а не тем клоповником, каким является на самом деле. Ну а классические концерты, на которых пьяные музыканты думают о чём угодно, кроме зрителей, никогда меня особо не привлекали в силу стоимости и… серьёзности. Мне нравилось и нравится слушать музыку дома. Уж простите меня за это. Но узнать, из чего же всё это сделано, чем и на какие средства всё это существует, было крайне интересно. Местами очень грустно, местами уморительно смешно, местами даже шокирующе неприятно. Но оторваться было невозможно. А вот судите сами.
Постоянная работа в симфоническом оркестре для многих становилась рутиной. Музыканты выгорали не хуже фабричных рабочих, повторяя одни и те же пьесы год за годом. Когда музыкант попадал в хороший оркестр, возможности для дальнейшего карьерного развития почти исчезали. Перфекционизм и травмы вызывали усталость. Работа по вечерам и праздникам отделяла музыкантов от обычных людей. Музыканты жаловались, что вынуждены подчиняться всесильному дирижёру, который работает в три раза меньше, зарабатывает в двадцать раз больше и получает все похвалы за их музыку.
Положение музыкантов привлекло внимание Ричарда Хакмана, учёного из Гарварда, который изучал удовлетворённость от работы в различных областях. Симфонические музыканты оказались в самом низу списка, проигрывая в смысле удовлетворённости от работы и радости вообще лётчикам грузовой авиации, специалистам по лечению психических расстройств, продавцам пива, правительственным экономистам -аналитикам и даже охранникам федеральных тюрем.
Ниже музыкантов в списке оказались только операционные сёстры и рабочие фабрик по производству полупроводников.
- Музыканты больше похожи на рабочих с завода, чем на докторов наук, - заявила Сидни. В этом был смысл. Музыка – странное ремесло, которое требует больше практики, чем анализа. Узкий кругозор наших коллег приводил к тому, что разговоры вращались вокруг грязных шуточек и покупок, а любимым занятием была выпивка и дорогая еда, причём все притворялись, что могут себе это позволить.
… диплом консерватории не равноценен диплому, например, по философии, при поиске работы в большом мире. … расписание заполняют музыкальные курсы, студенты не могут даже познакомиться с предметами, считающимися основой гуманитарного образования. Другими словами, если выпускник консерватории не строит карьеру в музыке, его нельзя считать получившим образование.