Цитаты из книги «Читая Лолиту в Тегеране»

Знаете, что было хуже всего? Когда ночью они начинали вызывать людей по имени. Мы знали, что они идут на казнь. Они прощались, а потом мы слышали звуки выстрелов. И знали, скольких казнили, считая контрольные выстрелы, которые неизбежно раздавались после очереди. С нами сидела одна девушка – ее единственным грехом была поразительная красота. Села по выдуманному обвинению в аморальности. Они продержали ее месяц, насиловали каждый день. Передавали от одного охранника к другому. Эта история быстро облетела тюрьму, ведь девушка не была даже политзаключенной; она сидела отдельно. Девственниц выдавали замуж за охранников, а те потом их казнили. Якобы если их убьют девственницами, они попадут в рай. Вот вы говорите – предатели. Они заставляли «принявших» ислам стрелять в голову своим товарищам в доказательство преданности режиму. Если бы ко мне не было особого отношения, с ненавистью произнесла она, если бы мой отец не был с ними одной веры, одному Богу известно, что бы со мной стало. Была бы я в аду с изнасилованными девственницами или с теми, кто в знак преданности исламу приставил револьвер к голове товарища.

первый шаг в борьбе с тиранией – заниматься своим делом и поступать по совести?

Странная атмосфера у этих громадных зданий тридцатых годов: их создавали для толп, отдельный человек никогда не чувствовал себя там уютно.

– А можно ли вообще написать роман, никого не оскорбив, – заметила Нассрин, – хороший роман, я имею в виду?

любой человек, каким бы презренным он нам ни казался, имеет право жить, быть свободным и стремиться к счастью.

моего. Они все стремятся к независимости. Им кажется, что найти равного себе мужчину невозможно. Они считают себя взрослыми и зрелыми, в отличие от окружающих мужчин, которые не ставят себе цель думать».

«Неприятие мужчин у некоторых девочек еще сильнее

некоторые женщины говорят, что иметь детей – их предназначение, и звучит это так, будто они обречены».

шагает в гору по улице, ведущей к колледжу. Идет одна, глядя себе под ноги. Погожий день не приносит ей никакого удовольствия; этого не было тогда, нет и сейчас. Я говорю «нет и сейчас», потому что революция, сделавшая ношение платка обязательным для всех, не избавила Махшид от одиночества. До революции она могла в некоторой степени гордиться своей изоляцией. В то время она носила платок как свидетельство своей веры. Решение ее было добровольным. Когда революция насадила платок всем женщинам, ее действия потеряли смысл.