Всегда спокойные и сдержанные немцы поменялись в миг, брызгая во все стороны эмоциями и шампанским, пламенно выражали свои чувства, держа в руках бенгальские огни. Но как так? Почему немцы нас предали и выбрали Запад? Ведь ещё посол ГДР в СССР совсем недавно говорил на русском языке, что «в лице ГДР вы в любое время найдёте верного друга и надёжного союзника». Так что, выходит, это враньё? Зачем вам это нужно было, неужели мы так плохо живём? Одни вопросы, да и только. Однако после получения Горбачёвым Нобелевской премии люди заговорили о том, что со стороны это выглядело как предательство ГДР и всех соцстран Восточной Европы. Вообще, не мне судить, кто плохой, а кто хороший из генсеков, поэтому оставлю мудрую фразу из анекдота, которая содержит в себе ответ: «Когда помрёт, видно будет, какой он».

Тут наступило 10 ноября. Было уже около четырёх часов утра, город продолжал не спать, а местные жители помчались на пограничный пункт «Юссенхаузен» между Тюрингией и Баварией, расположенный всего в нескольких километрах от города. Официально открытый для всех граждан ГДР пункт уже пересекла первая машина «Трабант», давя западногерманский асфальт, аккуратно объезжая людскую толчею. Уже давно наступило утро, а веселье всё продолжалось: на улицах Майнингена из магнитол Telefunken играла сладостная мелодия «Навсегда молодой»¹⁴. Те, кто не успел убежать через Венгрию, сразу помчались в Берлин в самую гущу, а большинство, в том числе и мы, ещё пребывали в состоянии потрясения, до конца не веря, что всё закончилось здесь и сейчас. «Что же с нами теперь будет?» – этот вопрос не давал мне покоя. В этот момент дверь отворилась и в зал вошёл отец:

– Вы уже знаете? – спросил он, бросив на журнальный столик свеженькую газету Daily News от 10 ноября с заголовком: «Freedom! Berlin Wall come stumblin’ down».

– Да… Что происходит вообще?

– Не знаю. Москва, как назло, молчит, никаких указаний и инструкций. Гробовое молчание. Телеграммы уже отправили, а пока войска будут продолжать дислоцироваться на территории военных частей.

Во время подобных волнений в ГДР папу никуда не направляли наводить порядок. Советские войска и в других странах соцлагеря никуда не вмешивались, пока на их глазах творилась история, причем явно не в их пользу. В советских газетах я ни слова не обнаружил о данном событии. Казалось, что Майнинген стал краем света, словно оторвался от всего мира, пока там что-то происходило. Складывалось впечатление, что Союз забыл о нас, а ведь здесь остались советские люди! Отец, зная, что я с друзьями обычно пробираюсь через дырку бетонного забора в сторону города, строго-настрого запретил покидать периметр:

– Сейчас в городе небезопасно, не ходи пока что никуда, не рискуй.

Не спорю, мне неведома вся трагедия немцев, которых разделили. Я не знал об их стремлении воссоединиться со своими родственниками или друзьями. Для всех нас это событие стало неожиданностью. Взрослые были в растерянности не столько от происшедшего, сколько от вопроса «Как теперь жить дальше, куда девать восточные марки?». И главное, какой будет курс к западногерманской валюте? Многие сгоряча бросились менять в срочном порядке деньги на чёрном рынке, где курс был десять к одному, но, как оказалось, зря – позже их уравняли из расчёта три к одному по официальному курсу. А какой ажиотаж охватил всех, когда магазины друг за другом стали объявлять распродажи с падением цен в несколько раз! Где такое было видано вообще? Разговоры у жён офицеров нынче сводились только к обсуждению, где что купить подешевле. И даже такая хорошая новость, как полёт «Бурана», не смогла затмить мои переживания. Тяжко быть впечатлительным мальчишкой.

Вскоре наступил декабрь, а значит, уже совсем скоро будут новогодние торжества и праздничное настроение. Но нет. Я смотрел прямой эфир, в центре событий – Румыния, Бухарест. Картинки менялись одна за другой: дома с чёрными выгоревшими окнами, перевёрнутые машины, на площадях танки, убитые тела, румыны вырезают на своём флаге герб с социалистической символикой, как это делали когда-то венгры в 1956-м, из бронемашины вылезает испуганный Чаушеску, обвиняемый в геноциде своего народа, и при этом наш советский корреспондент открытым текстом называет его диктатором.

А тем временем ФРГ потихоньку начинает превращать Восточную Германию в свою периферию. Всё началось с расформирования народной армии, единичным представителям которой предстоит примерить на себя новенькую форму бундесвера после жёсткого и унизительного отбора. Потом начались торги предприятий и всего того, что было построено потом и кровью простых людей из ГДР. Одновременно с этим в сувенирных магазинах уже полным ходом шло расширение ассортимента товаров – стартовали продажи обломков Берлинской стены. А значит, маленькой республике осталось жить всего ничего. Политики подписывали какие-то договоры, принимали какие-то решения, но это уже не имело никакого значения. Новый год получился смазанным, к нам не пришли в гости ни друзья папы, ни подруги тёти Марины, и мы смотрели по ZDF выступление Дэвида Хассельхоффа на месте бывшей Берлинской стены у Бранденбургских ворот с его песней про поиск свободы¹⁵.

В 1990 году после наших событий лихорадило уже и Союз, что очень настораживало, ведь это могло привести к самым плачевным последствиям. В Прибалтике начался демонтаж памятников Ленину, и далеко не по причине их реставрации. В конце января советская армия подавляла волнения в Баку, где слышались очереди из автоматов и крупнокалиберных пушек, вокруг стоял запах пороха и костров. Молдавская ССР становится Республикой Молдова с трёхцветным флагом, попутно бросая в реку Прут цветы в сторону Румынии. Последний военный парад будет проведён 7 ноября в стране Советов… было ещё множество подобных случаев, о которых до нас доходило ничтожное количество информации, равно как и о реальном положении дел в СССР.

Последнее письмо от Ванька пришло в конце зимы. Он написал о своих ощущениях и впечатлениях от открытия в Москве первого канадского Mc’Donalds с кусающимися ценами и километровыми очередями. Все спешили отведать ранее невиданный заморский гамбургер из красивой коробочки, жареные картофельные палочки с газировкой из стакана с трубочкой. Ванёк пошёл занимать очередь на Пушкинскую площадь ещё в ночь, чтобы быть одним из первых. «Дорогое удовольствие, конечно, но я был готов потратить все свои сбережения от школьных обедов на то, чтобы покушать так же, как другие люди со всего мира. Вокруг суетятся молодые люди в красных поло и чёрных штанах, моя полы или протирая столики, у кассы меня встретили улыбчивые вежливые кассиры, обращавшиеся ко мне на вы, я поднял глаза вверх и увидел табло с яркими картинками с едой, отчего хотелось ещё больше кушать. Я постеснялся спросить, что такое «филе о фиш», и попросил чизбургер. Глаза на лоб полезли от такого, мне приятно сюда просто прийти, можешь себе представить? Даже приятного аппетита желают…» – непонятно, что побудило меня скомкать и выкинуть листок бумаги в мусорное ведро. На этом наша переписка закончилась.

В июле был снят контроль на границе между Германиями, а в начале октября ровно в полночь земли ГДР на официальном уровне вошли в состав ФРГ и Восточная Германия как субъект международного права прекратила своё существование. В новостях на карте позади ведущего теперь была изображена только одна ФРГ. ГДР больше нет. Чёрно-красно-жёлтые флаги с циркулем опущены, но зато перед зданием Рейхстага был поднят флаг ФРГ с орлом, зародился новый праздник – День единства Германии. Скоро исчезнут Чехословакия и Югославия. А пока для изготовителей карт есть работёнка. Тот день запоминающимся отпечатком встаёт у меня перед глазами. Отец пришёл поздним вечером, я не спал и ворочался из-за переполнившей моё тело тревоги. Он приблизился к моей кровати и тихонько пробормотал:

– Виталя, спишь, сынок?

– Нет, пап, не сплю.

Отец всегда честно и без утайки сообщал мне всё, что считал нужным, не стесняясь моего юного возраста. И сегодня он был как никогда откровенен:

– Мне нужно тебе кое-что важное сообщить. Из-за воссоединения Германий нам придётся покинуть территорию страны. В штабе вообще ужас что творится…

Самые худшие мои опасения сбылись в ту самую секунду.

– Что теперь нам делать? Нас примут обратно в Союзе? Я не хочу быть без дома, я не хочу уезжать…

– Отставить сопли, я тебя не так воспитывал! – резко оборвал отец. Прежде всегда безмятежный, его голос содержал сейчас нотки нескрываемого беспокойства.

Я ждал дня, когда нас выгонят отсюда. Только куда мы пойдём? Отец как будто услышал этот вопрос и добавил:

– Я прекрасно понимаю, что ты расстроен, но это не моё решение, не моя прихоть. Есть вещи, которые нужно попросту принять. Мне стыдно, конечно. Ведь именно здесь, в Германии, каждый клочок земли полит кровью наших падших воинов. Да как же это так? Афганистан потеряли, проиграли Холодную войну, теперь и отсюда заставляют бежать, – было видно, как ему больно об этом говорить.

– А что будет с нашим домом и моими друзьями?

– Дом немцам отдадут, а друзья и их родители тоже поедут домой, разница только во времени. А пока я пойду прилягу, невыносимо устал, сегодня был тяжёлый день у всех нас. И ты давай тоже засыпай, школу никто не отменял!

Вот и моя жизнь совершенно неожиданно перестала быть привычной и начала набирать обороты. Тогда я ощутил себя беззащитным, словно мамонтёнок, брошенный на льдине. Мне вспомнилась та золотая пора детства, где тепло и уютно, где я под защитой и ничего мне не угрожает. Может, это моё наказание? Но в чём я виноват? Почему это случилось именно со мной? Я всего-навсего хотел, чтобы рядом были отец с тётей Мариной и мои друзья. Это место только и делает, что отнимает у меня всё, – сначала маму, а теперь и мой дом. Сколько можно? Мне пришлось засыпать под повышенные голоса соседей, топот ног и звуки разбивающейся посуды. Помню, тогда кому-то скорую вызвали, по всей видимости, не выдержал человек дуновения «ветра перемен»¹⁶, о котором пела группа Scorpions в своей песне, ставшей в миг хитом года, если не всего XX века. Оно и понятно, ведь люди привыкли к плаванию по течению к светлым будущим годам. Люди стали более угрюмыми, рассуждая о переезде обратно в СССР и вспоминая о населённых пунктах, откуда они родом. Мы же ждали, чтобы всё утихло и снова вошло в своё русло.

Через неделю после воссоединения, на утро я обнаружил, что возле некоторых домов появились железные контейнеры. Отец тоже подошёл к окну. «Смотри, скоро один из них будет нашим», – похлопав по плечу, сказал он. На глаза наворачивались слёзы, но я сдержался. После объединения Германий пребывание советских войск было обозначено как «временное», соответственно «планомерный вывод» должен был быть произведён до конца 1994 года. Теперь я вздрагивал при малейшем звуке в коридоре, беспокойно поглядывал на входную дверь, ожидая, когда уже за нами придут и скажут, что пора уезжать.

Вместо Песочного человечка на экранах появился Кашпировский с посылом «Даю установку». У телевизоров возникли банки с водой и кремы, а «целебные» речи Чумака стали обязательным атрибутом просмотра телепередач. Да уж, веру в чудеса у народа не отнять. Отец язвительно предлагал ещё ставить батарейки рядом с телевизором и заряжать их: «Ты чего это, серьёзно? Марин, не дури, брось ты эту херомантию». Магазины с каждым днём становились пусть и не критично, но всё более пустыми, особенно после бума распродаж. На здании спортивного зала появились строительные леса, а это значит, что в этом помещении будут открывать что-то новенькое, может, даже супермаркет! Знание немецкого языка и правда часто выручало, а вот тот, кто не знал немецкого… покупал консервы для животных и ел их, сам того не ведая. На стенах домов и досках объявлений появилось множество листовок с одинаковым началом – «срочно продаётся…».

Всё, что раньше обсуждалось в курилках или на кухнях – традиционном месте для советских людей в тихой борьбе с властью – теперь говорилось в открытую. Вывод войск из Афганистана, сухой закон, перестройка, гласность, да и вообще деятельность Горбачёва становились объектами жарких дискуссий взрослых. За такое высылали из армии мигом, а сейчас всем стало плевать, этим уже было не запугать. Кому контролировать и чего бояться, если и так отправят обратно? Судьба теперь у нас одинаковая, все вместе оказались в новой реальности, торопясь уехать домой. Но были и те, кому стабильность наскучила и перемены, наоборот, давали повод включить разум, чтобы выгодно воспользоваться сложившейся ситуацией. Например, те, кто родился в ГДР, путём всяческих хитросплетений умудрялись оформлять себе вид на жительство в Германии.

Пышный букет животных инстинктов человека распустился и опылял всех вокруг. Холостые приводили к себе домой девушек разных национальностей и даже рас, с какой целью, остаётся только догадываться. На улицах кроме привычных «Трабантов» и «Вартбургов» появлялись «Мерседесы» с западногерманскими номерами. Немцы стали чаще наведываться в нашу часть, скупать оружие, причём совершенно легально, имея на руках нужные документы и разрешения. А чему тут удивляться? Всё, что можно было продать, продавали. А покупатели, в свою очередь, гребли всё подряд: продукцию предприятий, которые закрывались за ненадобностью западным немцам, любую недвижимость СССР, которая теперь не наша, так что лови выгоду. Ребята тоже не отставали от общей тенденции и таскали металлолом не ради общественно-полезного труда и не за грамоты, как раньше, а чтобы сдать его за деньги.

Люди продолжали бежать на Запад, как будто по инерции. Слишком быстро все стали злее из-за жадности и рыночных взаимоотношений. А может, они такими и были всю жизнь, просто я своим мальчишеским взглядом не мог этого разглядеть? Кто-то начал перегон импортных машин в издыхающий Союз через уже независимую от нас Польшу. Буквально года два назад такие марки машин люди могли видеть только на фотографиях из зарубежных журналов, которые тоже было не так-то легко заполучить. Сейчас же вместо воздыхания над ними появилась возможность их не то что увидеть воочию, но даже и оказаться на водительском сиденье за рулём и ощутить запах кожаного салона.

Единственный жирный плюс, перечёркивающий все минусы от происходящего, и моя личная радость – у отца появилось больше свободного времени, я стал чаще видеть его дома. Наша семья стала более сплочённой, в пустующий дом вернулся уют. Чтобы отвлечься от ситуации за окном и от нагрянувшей тоски, я наконец-то уговорил отца помочь мне собрать модель самолёта «ТУ-144», уже заранее разложив комплект из литников и декалей, демонстративно изучая развёрнутую инструкцию.

Пришёл красный закат и в наши края. Всё так же билась посуда и слышались крики. В районах, где жили немцы, были видны небольшие костры, которые магически тянули к себе. Гуляя бесцельно по опустевшим улицам военного городка и пиная пустую коробку ногой, я случайно обнаружил под ногами брошенные портреты Маркса и Энгельса возле камня, на котором солдаты вырезали фразу «Нас ждут только мамы». У стены дома ребром стоял плакат с надписью на немецком «С Советским Союзом братски навек связаны». Случайно я увидел лежащий раскрытый букварь с отчётливым отпечатком протектора сапога на странице… Я не выдержал и, едва сдерживая слёзы и жгучую боль в горле, побежал что есть мочи мимо плакатов с Лениным в анфас и подписей в стиле «Партия – ум, честь и совесть нашей эпохи», «Армия – школа мужества и патриотизма», рядом с которыми были дописаны небрежно вручную слова: «Демократия нужна и немцам, и русским». Как же противно было на душе, вы бы только знали!

Зато одеваться в школу все стали ещё свободнее – Диман Монтана пришёл на урок в розовой майке с логотипом Бэтмена, в мятых штанах фиолетового цвета с бело-бирюзовыми вставками и в кроссовках с торчащими язычками, на что учительница сделала ему саркастическое замечание, но выгонять не стала. Я тоже не отставал от общих тенденций в моде, особенно с открывшейся возможностью получать одежду из берлинских сэконд-хендов: чёрная олимпийка с красно-жёлто-бирюзовыми полосками-вставками стала моей привычной верхней одеждой в школу.

В один из обыкновенных будних дней по возвращении из школы, поднимаясь по лестнице до своего этажа, я обратил внимание на надпись «Здесь живут» у дверного глазка нашей двери в квартиру. Это ещё что за дела? Оказалось, это отец налепил данное объявление, потому как опасался, что нам начнут отключать коммунальные услуги. Через некоторое время в наш дом привезли солдат, которые выбивали двери, а потом очень небрежно выбрасывали из окон мебель, называя это «зачисткой от мусора». По округе бегали брошенные бессердечными хозяевами животные, которые жалостливо заглядывали в глаза. Мне тогда приглянулся один собакевич. Было неистовое желание завести себе хвостатого друга, но отец и тётя Марина были непреклонны в этом вопросе. Ещё буквально вчера жилые и гудящие офицерские дома как будто вымерли. После солдат в дома стали захаживать наши разведчики, у которых стояла задача пресечь распространившееся дезертирство среди офицеров и прапорщиков, собирающихся сбежать в западную часть ФРГ, чтобы получить гражданство или политическое убежище.

Через некоторое время после разведчиков стали появляться новые жильцы – немцы из Поволжья, которым предложили вернуться на свою историческую родину. От Германии у них остались только фамилии, язык да некоторые черты немецкого характера: трудолюбие, вежливость и пунктуальность. А в остальном были они такие же, как и мы, советские люди. Теперь при выезде в город отец проходил инструктаж: «Нельзя поодиночке перемещаться, выезжать в другие города, и при себе необходимо иметь аусвайс¹⁷. Со всех сторон посыпались сплетни и слухи, уж этого добра никогда не будет у нас в дефиците – по улицам ходят молодые люди с цветными гребнями на голове, называющие себя панками; местные жители стали нападать на часовых, и вдобавок осквернять памятники советским воинам, погибшим во Второй мировой войне; кто-то видел неонацистов со свастикой. Жизнь, к которой я так привык, рушилась слишком уж быстро.

13

И вот наступил 1991 год. Начался он смутно – нам сообщили о проведении в СССР так называемой Павловской реформы с обменом денег за трое суток. Мы тогда очень испугались за свои сбережения, не зная, как нам поменяют советские купюры здесь, вдали от Союза. Надеялись на то, что наших денег, хранящихся на сберкнижках, это не затронет, так как доверие к государству по остаточному принципу ещё теплилось в нас. Но были и хорошие новости – по центральному телевидению СССР начали показывать диснеевские «Утиные истории» и «Чипа и Дейла». Это было впервые, чтобы советским детям крутили на таком уровне американские мультики. Июль оказался богатым на события: был распущен Варшавский договор, в телепередаче «Международная панорама» сообщалось о выходе Словении из состава Югославии. Прошла инаугурация Ельцина как президента РСФСР, после чего с новой силой возобновилась дуэль за власть между ним и Горбачёвым.