Фотограф Артур Андреевич Прокопчук

© Артур Андреевич Прокопчук, 2017

© Артур Андреевич Прокопчук, фотографии, 2017

ISBN 978-5-4490-1204-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Вместо предисловия

2004 год в Москве для меня начинался тяжело – это был период практического уничтожения предприятия, созданного с «нуля» и успешно работающего более десяти лет. Два моих партнера разругались друг с другом на почве дележа прибылей. Когда появляются деньги, особенно большие, у многих нервы не выдерживают, дружба заканчивается. Примирить своих компаньонов, которые так и не сошлись во взглядах на эту тонкую материю, мне не удалось, они даже встречаться не хотели друг с другом, передавая через меня свои пожелания будущего раздела имущества. Мои партнёры бросили меня на съедение кредиторам, «ходокам» из разных социальных слоев: от бандитов, «крышующих» московский бизнес, до сотрудников УБОП, мало отличающихся от первых, от судебных приставов до милиции – от всей этой швали, размножающейся и растущей в числе с каждым годом, как культуры бактерий в чашечке «Петри». Партнёры разбежались и затаились, ожидая, что будет со мной, с фабрикой, зданием…

Денег на предприятии не стало, бухгалтерия с кассой исчезли, менеджеры воспользовались моментом и тоже испарились, прихватив выручку магазинов-клиентов, кредиторы-поставщики стали приходить сами или присылали «полномочных представителей», как правило с погонами. Я начал выкручиваться… Ничего другого мне не оставалось делать, как расчленить, ставшее мне дорогим в прямом смысле слова предприятие. Так сказать, «чем я его породил, тем и…», это было трудной миссией, уничтожать собственными руками работающую фабрику, реализовать накопленное с годами имущество, закрыть офисы и распрощаться с сотрудниками, которых подбирали мы в свой коллектив годами. Я попытался сначала продать весь бизнес целиком, так как продажа одного здания слабо компенсировала труды, затраченные на фирму «АДВА+» за десятилетие. Здание по тому времени по рыночным оценкам стоило не более одного миллиона долларов, который ещё надо было получить. Продать фабрику вместе с оборудованием и «брэндом» я попробовал, потратил на это более семи месяцев, но реальных покупателей было мало и предложенные ими суммы не соответствовали нашим оценкам. Ближе всех подошли к этому высокие представители исламской диаспоры, я даже чуть не поклялся, что сделаю обрезание, если дело сладится, но они так долго канителили, что мне пришлось положить этому конец – компаньоны и кредиторы наседали. Я попал в цейтнот. Наступал новый, и как я понимал, последний этап в моей бесконечной борьбе за выживание в непредсказуемой России. На следующий шаг в бизнесе у меня уже не было ни сил, ни желания, ни времени – шесть десятков лет жизни, с гаком, пролетели. Ощущение было такое, словно мир погружался в темноту, мрак обступал со всех сторон, к тому же Россия, в целом, медленно стала возвращаться в «советское прошлое». С приходом к власти ставленника КГБ исчезли последние иллюзии насчет возможного движения государства по пути нормального европейского развития…

Светлым пятном тех лет оставалась только «моя Грузия», все более приобретающая черты цивилизованного государства. Не до конца разорённая семейством Шеварднадзе, она стала стремительно реформироваться при новом, молодом и энергичном президенте Михаиле Саакашвили. Мои дети, дочь с мужем, почувствовали «ветер перемен», вовремя, из-за обрушения цен, выкупили в Дигоми, пригороде Тбилиси, земельный участок и стали там строить дом. Шутя, я стал их называть латифундистами, а строящийся дом – фазендой. Рядом со строящимся домом, в начале 2004 года, после многих раздумий, мои дети приобрели еще с моей помощью и старый запущенный сад и стали подготавливать часть сада для виноградника. Все как-то стало складываться удачно. Недаром, в начале зимы, в ноябре 2003 года, еще в старом доме в Харпухи (район серных бань в Тбилиси), мы были свидетелями необычайной радуги, перекинувшей свою цветную, ярко розовую арку от Авлабара до монастыря Вознесения, что находится на пригорочке за нашим домом. Это было провозвестником новой жизни – знамение свершилась через месяц, пришла, так называемая, «розовая революция», Грузия стала стремительно уходить от советского застойного прошлого. В Дигоми мой зять, Отар Вепхвадзе, заложил фундамент нового дома (Дигоми – пригород Тбилиси), где и предполагалось разбить виноградник. Работы шли очень споро – корчевка старых деревьев, перекопка, внесение минеральных удобрений, поездки в питомники за виноградными однолетними и двухлетними саженцами – все радовало, все делалось впервые на «своей земле». Мне трудно передать эти ощущения другим – своя земля под ногами создает иллюзию незыблемости мира. Наконец, 18 марта мои дети приступили к высаживанию лоз, закончив все за пару дней. Все было завершено в разумные сроки, оставалось ждать и надеяться, привычное занятие…

Будущий виноградник и новый дом обещали несомненные радости, и московский провал пятнадцатилетних усилий в новом времени, в «рыночной экономике» советского образца, слабо понимаемой мной страны с «суверенной демократией», как-то уходили на второй план. Однако жизнь продолжалась, и я стал размышлять о новом этапе, привязанном к Грузии, к Тбилиси.

Не знаю, почему меня не оставляют до сих пор образы, которые я видел на немногих семейных фотографиях, чудом сохранившихся в советском лихолетье, во всех войнах и революциях ХХ века. Отчего звучат слова или отдельные фразы, которые я слышал от своих родных, оставшихся там, в Беларуси. Они переполняют мое воображение: мои прародители, их дела, частично вымышленные мной, достроенные моей фантазией или теми скудными сведениями, что я получил от тетушки Анны, нашей домашней «сказительницы», или моей мамы. Я натыкаюсь теперь, в дебрях Интернета, на места, которых я раньше не видел или не знал о них ничего. Меня волнуют невероятные совпадения, следы прошлого, которые настойчиво пытались мне сообщить что-то о моих «прапра», как, например, о Севастьяне и Марыле Валаханович, когда я проходил мимо их жилищ. Я, не зная тогда почти ничего о них, два месяца прожил в армейской казарме, расположенной во флигеле, в Станьково (Минская область), где когда-то жила Марыля, кормилица детей графа Эмериха Гуттен-Чапского.

Станьково Минская область (флигель, где жила моя прапрабабушка Марыля)

Кальвинистский собор и замок в Койданово, разрушенные советской властью в 1930-е. На этих откосах земляного вала в старом Койданава (сегодня Дзержинск) моя бабушка каталась зимой на санках…

Помню до сих пор. К сожалению, не дают себя забыть эти картины разрушенного города, этот «лунный пейзаж», который открывался в моем детстве в Минске, на площади Свободы, когда я выходил из дома за костёлом Пресвятой Девы Марии и шел через площадь в школу, точнее в единственный класс, еще не отремонтированного, наполовину разрушенного здания, где когда-то учился великий композитор Станислав Монюшко и дети известнейшей семьи беларуской шляхты, Ваньковичи.

(1944 год. Фото из фонда Белгосархива кинофотодокументов).

Немного о древнем роде Гуттен-Чапских, осевших на наших землях в ХIV веке. Гуттен-Чапские следовали в своей жизни и деятельности фамильному девизу – «Жизнь – отечеству, честь – никому». Их отечеством стала земля Великого княжества.

«Гуттен-Чапские – древний немецкий род, получивший в XII веке титул графов Священной Римской империи. Со временем Гуттен-Чапские сблизились с польским королевским двором, а позже попали в Беларусь. Здесь они породнились с Радзивиллами. Одним из ярких представителей этого рода был Эмерик Гуттен-Чапский (1828—1896). Он получил образование в Москве, Санкт-Петербурге и Берлине. При дворе русского императора занимал видные должности: губернатора Новгородской губернии и вице-губернатора Санкт-Петербурга, позже возглавил Департамент лесного хозяйства. Находясь в этой должности, разошелся во взглядах с императором. Э. Гуттен-Чапский считал, что нельзя бездумно раздаривать леса и земли придворным, которые не могут с умом распорядиться свалившимся богатством.

Эмерик Гуттен-Чапский вышел в отставку и поселился в своем имении в Станьково, непаделёку от Минска. У него было двое сыновей – Карл и Ежи (Юрий). Карлу отец оставил Станьково, а Ежи – Прилуки.

Карл Чапский был губернатором Минска с 1890 по 1901

годы. При этом 30-летнем крупном помещике, землевладельце, заводчике и хозяине доходных домов, в городе появилась электростанция, водопровод, конка, телефонная станция общего пользования. Карл Чапский завершил строительство городского театра (ныне Государственный драматический театр имени Янки Купалы), способствовал созданию санитарной службы в городе, общества любителей спорта, женских общественных организаций, воскресных школ и детских яслей, Минской женской гимназии. При нем Городская дума подготовила проект о введении всеобщего обязательного обучения детей. В период его деятельности на посту губернатора в Минске начали издаваться газеты «Минские губернские ведомости» и «Минский листок». В них впервые была опубликована поэма «Тарас на Парнасе».

(отрывок из очерка Оксаны Яновской "http://www.expressnews.by">http://www.expressnews.by)

От того «Отечества» остались одни развалины, «погорелки», как мы в детстве называли разрушенные кварталы городов, среди которых мы жили. Нам ничего не досталось от того времени, от наших предков. После очередной войны исчезли даже «следы прошлого». Моя семья вернулась в Минск на развалины своего родного города. Нам, следующему поколению, наши оставшиеся в живых родители, смогли передать только Честь в их понимании, и я им благодарен за это воспитанное во мне чувство, которое не удалось искоренить советскому режиму.

Город медленно восставал из военного хаоса и разрухи. Беларусь заново строилась. Уцелевшие от всех нашествий постройки графской усадьбы в Станьково в наши дни отреставрировали, привели в порядок, но там живут чужие, а значит безразличные к этому месту люди. Родовые места беларусов за полтораста лет усердно были вытоптаны российской империей, а потом новой советской властью, отутюжены войнами ХХ-го века. Дома, «родовые места», сады и земли наших предков исчезли в новое время, «фабрики рабочим» не достались и были разрушены, а «земля крестьянам» – так и осталась несбывшейся мечтой моих бабушек. Впрочем, советская власть разрешила иметь в деревне Цитва моей бабушке Эмилии, учительнице с гимназическим образованием, две сотки в своем подворье, на которых она научилась выживать. Здесь она высеивала рожь для выпечки ароматного хлеба с тмином, здесь научила нас, мальчишек, жать серпом эту рожь…