Глава IX
Семейный заговор

Бедный доктор Уокер, сидя на следующий день утром за завтраком, и не подозревал, что его милые дочки, сидевшие по обе его стороны, были коварными заговорщицами и что он, который, ничего не зная, кушал пирожки, – жертва, против которой был направлен их хитрый замысел. Они терпеливо ждали времени, когда, наконец, им можно будет заговорить.

– Какой нынче чудный день, – заметил он. – Погода благоприятствует миссис Уэстмакот. Она хотела покататься на велосипеде.

– Значит, нам нужно идти к ней пораньше. Мы обе хотели отправиться к ней после завтрака.

– О, в самом деле!

По лицу доктора было видно, что это ему приятно.

– Знаете ли, папа, – сказала Ида, – нам кажется, для нас очень полезно то, что миссис Уэстмакот живет к нам так близко.

– Почему, моя милая?

– Да потому, что она, знаете ли, передовая женщина. Если мы будем вести такую жизнь, как она, то мы и сами подвинемся вперед.

– Помнится, вы говорили, папа, – заметила Клара, – что она – тип женщины будущего.

– Мне приятно слышать, что вы говорите такие умные речи, мои милые. Разумеется, я думаю, что она – такая женщина, которая может служить вам образцом. Чем больше вы с ней сблизитесь, тем мне будет приятнее.

– Значит, дело решено, – сказала с важностью Клара, затем разговор перешел на другие предметы.

Все утро молодые девушки сидели у миссис Уэстмакот и набирались самых крайних взглядов относительно обязанностей одного пола и тирании другого. Ее идеалом было абсолютное равенство во всем, даже в мелочах. Довольно этих криков попугаев о том, что несвойственно женщине и девушке. Все это было выдумано мужчиной для того, чтобы напугать женщину, когда она подходила слишком близко к его заповедным владениям. Всякая женщина должна быть независима. Всякая женщина должна избрать какую-нибудь профессию и подготовиться к ней. Это было обязанностью женщин насильно идти туда, куда не желали их допустить. Стало быть, они были мученицами в этом деле и пионерами для их более слабых сестер. Почему должны быть их вечным уделом корыто для стирки белья, иголка и расходная книга? Разве они не могут добиться чего-нибудь высшего – докторской консультации, профессии адвоката и даже церковной кафедры? Миссис Уэстмакот, сев на своего конька, позабыла даже и о прогулке на велосипеде, и ее две прекрасные ученицы подхватывали каждое ее слово и каждый намек с тем, чтобы впоследствии приложить все это к делу. После полудня они отправились за покупками в Лондон, а к вечеру на дачу доктора были доставлены какие-то странные свертки.

План был совсем готов, следовало только привести его в исполнение, и у одной из заговорщиц был веселый и торжествующий вид, тогда как другая была в нервном и тревожном состоянии.

Когда на следующий день утром доктор сошел вниз, в столовую, то он удивился, увидав, что его дочери встали раньше него. Ида сидела у одного конца стола, на котором стояли перед ней спиртовая лампа, какой-то изогнутый стеклянный сосуд и несколько флаконов. В этом сосуде что-то сильно кипело, между тем как всю комнату наполнял какой-то ужасный запах. Клара развалилась на одном кресле, положив ноги на другое, с книгою в синем переплете в руках и огромною картою Великобритании, разложенною на коленях.

– Это что такое? – воскликнул доктор, щурясь и нюхая. – А где же завтрак?

– О, разве ты не заказывал его? – спросила Ида.

– Я! Нет. Почему это я должен заказывать?

Он позвонил.

– Отчего ты не накрыла на стол для завтрака, Джэн?

– Извините, сэр, но мисс Ида занималась на этом столе.

– О да, конечно, Джэн, – сказала молодая девушка совершенно спокойным тоном. – Я очень сожалею, что так вышло. Через несколько минут я кончу и уйду отсюда.

– Но скажи, ради бога, что такое ты делаешь, Ида? – спросил доктор. – Запах самый отвратительный. Ах господи, посмотри только, что ты сделала со скатертью. Ведь ты прожгла на ней дыру.

– О, это кислота, – отвечала Ида самым довольным тоном. – Миссис Уэстмакот говорила, что ею можно прожечь до дыр.

– Ты могла бы поверить ей на слово и не производить опытов, – сказал ее отец сухим тоном.

– Но вот посмотрите, папа! Посмотрите, что говорится в книге: «Человек, занимающийся наукой, не должен ничего принимать на веру. Над всем нужно производить опыты». Вот я и сделала опыт.

– Конечно, ты сделала. Ну, пока завтрак еще не готов, я просмотрю «Таймс». Ты не видала газеты?

– «Таймс»? Ах господи, да ведь она у меня под спиртовой лампой. Я боюсь, не попала ли на нее тоже кислота. Газета что-то отсырела и порвана. Вот она.

Доктор с печальным лицом взял испачканную газету.

– Кажется, нынче все идет вкривь и вкось, – заметил он. – Почему это ты вдруг так полюбила химию, Ида?

– О, я стараюсь сообразовываться с тем, чему учит миссис Уэстмакот.

– Хорошо! Хорошо! – сказал он, хотя уже не таким искренним тоном, как накануне. – Ах, вот, наконец, и завтрак!

Но в это утро ни в чем не было удачи. Яйца были поданы без ложечек, поджаренные ломтики хлеба подгорели, мясо пережарено, а кофе смолот слишком крупно. Кроме того, этот ужасный запах, распространившийся по всей комнате, отравлял всякий кусок.

– Я не хочу мешать вам учиться, Ида, – сказал доктор, отодвигая свое кресло, – но я думаю, что было бы лучше, если бы ты делала твои химические опыты попозже.

– Но миссис Уэстмакот говорит, что женщины должны вставать рано и работать до завтрака.

– Но тогда они должны выбрать не столовую, а какую-нибудь другую комнату. – Доктор начинал сердиться. Он подумал, что если немножко погуляет на чистом воздухе, то это его успокоит. – Где мои сапоги? – спросил он.

Но их не оказалось в углу у его кресла. Он искал их по всей комнате, и ему помогали в этом три служанки, которые нагибались и смотрели везде – и под книжными шкафами и под комодами. Ида опять вернулась к своим занятиям, а Клара к своей книге в синем переплете; они сидели, погруженные в свое дело, не обращая ни малейшего внимания на возню и шум в комнате. Наконец, громкие радостные восклицания возвестили о том, что кухарка отыскала сапоги, которые висели в передней на вешалке вместе со шляпами. Доктор, весь раскрасневшийся и запыхавшийся, надел их и поспешил присоединиться к адмиралу для утреней прогулки.

Когда захлопнулась дверь, то Ида громко расхохоталась.

– Видишь, Клара, – воскликнула она, – наши чары начинают уже действовать. Вместо того чтобы идти в третий нумер, он пошел в первый. О, мы одержим большую победу! Ты очень хорошо играла свою роль, моя милочка; я видела, что ты была как на иголках и тебе хотелось помочь ему, когда он искал свои сапоги.

– Бедный папа! Это так жестоко с нашей стороны! А, впрочем, что же нам делать?

– О, он будет еще больше ценить комфорт, если мы заставим его немножко пострадать от недостатка комфорта! Ах, химия, какое это ужасное занятие! Посмотри на мою юбку! Она вся испорчена. А этот отвратительный запах! – Она растворила окно и высунула из него свою маленькую головку с золотистыми локонами.

Чарльз Уэстмакот копал землю по другую сторону садовой решетки.

– Здравствуйте, сэр, – сказала Ида.

– Здравствуйте! – Этот рослый человек оперся о свою мотыгу и посмотрел вверх на нее.

– Есть у вас папиросы, Чарльз?

– Конечно, есть.

– Бросьте мне в окно штуки две.

– Вот мой портсигар. Ловите!

Портсигар из моржовой кожи упал с глухим ударом на пол. Ида открыла его. Он был битком набит папиросами.

– Это какие папиросы? – спросила она.

– Египетские.

– А какие есть еще сорта?

– О, «Ричмондские жемчужины», затем турецкие, кембриджские. Но зачем вам это нужно?

– Вам до этого нет дела! – Она кивнула ему и затворила окно. – Мы должны запомнить все эти сорта, Клара, – сказала она. – Мы должны учиться говорить о таких вещах. Миссис Уэстмакот знает все сорта папирос. Ты получила твой ром?

– Да, милочка, вот он.

– А вот и мой портер. Пойдем теперь наверх ко мне в комнату. Этот запах невыносим. Но мы должны его встретить, когда он вернется. Если мы будем сидеть у окна, то увидим, как он пойдет по дороге.

Свежий утренний воздух и приятное общество адмирала заставили доктора позабыть о неприятностях, и он вернулся домой около полудня в отличном настроении. Когда он отворил дверь передней, то на него еще сильнее, чем прежде, пахнуло отвратительным запахом химических составов, – запахом, который испортил ему завтрак. Он растворил окно в передней, вошел в столовую и остановился, пораженный тем зрелищем, которое представилось его глазам.

Ида все еще сидела за столом перед своими флаконами; в левой руке она держала закуренную папиросу, а на столе стоял около нее стакан портера. Клара с другой папиросой развалилась в большом кресле, а кругом нее на полу было разложено несколько географических карт. Она положила ноги на корзинку для угольев, и у самого ее локтя стоял на маленьком столике стакан, наполненный до краев какою-то темно-красною жидкостью. Доктор смотрел попеременно то на ту, то на другую из своих дочерей сквозь облако серого дыма, но, наконец, его глаза с изумлением остановились на старшей дочери, отличавшейся более серьезным направлением.

– Клара! – выговорил он, едва переводя дух. – Я не поверил бы этому!

– В чем дело, папа?

– Ты куришь?

– Я только пробую, папа. Я нахожу, что это немножко трудно, потому что я еще не привыкла.

– Но скажи, пожалуйста, зачем ты…

– Миссис Уэстмакот советует курить.

– О, дама зрелых лет может делать много такого, чего молодая девушка должна избегать!

– О нет! – воскликнула Ида. – Миссис Уэстмакот говорит, что для всех должен быть один закон. Вы выкурите папироску, папа?

– Нет, благодарю. Я никогда не курю утром.

– Не курите? Но, может быть, это папиросы не того сорта, какой вы курите. Какие это папиросы, Клара?

– Египетские.

– Ах, вам надо купить «Ричмондские жемчужины» или турецкие папиросы. Мне хочется, чтобы вы, папа, купили мне турецких папирос, когда поедете в город.

– И не подумаю. Я полагаю, что это совершенно не годится для молодых девушек. В этом я совсем не схожусь с миссис Уэстмакот.

– В самом деле, папа? Да ведь вы же советовали нам во всем подражать ей.

– Но с ограничениями. Что это такое ты пьешь, Клара?

– Ром, папа.

– Ром? Утром? – Он сел и протер себе глаза, как человек, который старается стряхнуть с себя какой-нибудь дурной сон. – Ты сказала – ром?

– Да, папа. Люди той профессии, которую я хочу избрать, пьют все поголовно.

– Профессии, Клара?

– Миссис Уэстмакот говорит, что всякая женщина должна избрать себе профессию и что мы должны выбрать себе такие профессии, которых всегда избегали женщины.

– Да, это верно.

– Ну, так я хочу поступить по ее совету и буду лоцманом.

– Милая моя Клара! Лоцманом! Это уже слишком!

– Вот прекрасная книга, папа: «Маяки, сигнальные огни, бакены, каналы и береговые сигналы для моряков в Великобритании». А вот другая: «Руководство для моряка». Вы не можете себе представить, как это интересно!

– Ты шутишь, Клара. Ты, наверно, шутишь!

– Совсем нет, папа. Вы не можете себе представить, как много я уже узнала. Я должна выставить зеленый фонарь на штирборте, красный на левом борту, белый на топ мачте и через каждые четверть часа пускать ракету.

– Ах, это должно быть красиво ночью! – воскликнула ее сестра.

– А затем я знаю сигналы во время тумана. Один сигнал значит, что корабль идет штирбортом, два – левым бортом, три – кормою, четыре – что плыть невозможно. Но в конце каждой главы автор задает ужасные вопросы. Вот послушайте: «Вы видите красный свет. Корабль на левом галсе и ветер с севера, какой курс должен взять этот корабль?»

Доктор встал с места и сделал жест, выражавший отчаяние.

– Я решительно не могу понять, что сделалось с вами обеими, – сказал он.

– Дорогой папа, мы стараемся подражать в нашей жизни миссис Уэстмакот.

– Ну, я должен сказать, что результаты мне не нравятся. Может быть, твоя химия не причинит тебе вреда, Ида, но твой план, Клара, никуда не годится. Я не могу понять, как подобная мысль могла прийти в голову такой рассудительной девушке, как ты. Я решительно должен запретить вам продолжать ваши занятия.

– Но, папа, – сказала Ида, в больших голубых глазах которой был виден наивный вопрос, – что же нам делать, если ваши приказания расходятся с советами миссис Уэстмакот? Вы же сами говорили, чтобы мы слушались ее. Она говорит, что когда женщины делают попытки сбросить с себя оковы, то их отцы, братья и мужья первые стараются опять заклепать на них эти оковы и что в этом случае мужчина не имеет никакой власти.

– Разве миссис Уэстмакот учит вас тому, что я не глава в собственном доме?

Доктор вспылил, и от гнева его седые волосы на голове поднялись, точно щетина.

– Конечно. Она говорит, что глава дома – это остаток темных веков.

Доктор что-то пробормотал про себя и топнул ногою по ковру. Затем он, не говоря ни слова, вышел в сад, и его дочери могли видеть, как он в сердцах ходил взад и вперед, сбивая цветы хлыстиком.

– О, милочка! Как великолепно ты играла свою роль! – воскликнула Ида.

– Но это жестоко! Когда я увидела в его глазах огорчение и удивление, то я едва удержалась, чтобы не броситься ему на шею и не рассказать обо всем. Как ты думаешь, не пора ли нам кончить?

– Нет, нет, нет! Этого далеко недостаточно. Ты не должна выказывать теперь свою слабость, Клара. Это так страшно, что я руковожу тобой. Я испытываю незнакомое мне чувство. Но я знаю, что я права. Если мы будем продолжать так, как начали, то мы можем говорить себе всю жизнь, что мы спасли его. А если мы перестанем, – о Клара! – то мы никогда не простим себе этого!