Кессонная болезнь

(научно-фантастическая повесть-антиутопия)

    И увидел я новое небо и новую землю; ибо прежнее небо и прежняя земля миновали…

     (Откровение Иоанна Богослова 21:1) 

      Кессонная болезнь – болезненное состояние, возникающее у человека после действия высокого атмосферного давления с резким его снижением. Вызывается резким выделением пузырьков газообразного азота, растворенного в тканях. Возможен летальный исход. 

               (Энциклопедический словарь)

Чуткие уши антенн прислушивались к свинцовому пасмурному небу. Шумели на ветру кроны вековых елей. Тайга. Сетчатые уши антенн, горстка операторов космической связи и больше никого на десятки километров вокруг.

А там, за одеялом облаков, вырвавшись из обжигающих плотных слоев атмосферы, брала разгон сверхтяжелая ракета-носитель Н-2, стартовавшая с девятой площадки полигона Плесецк. Именно станцией слежения, затерявшейся в глухой тайге, и было передано в Центр Управления Военно-Космических сил СССР: изделие выведено на орбиту.

В официальных сводках ТАСС изделие именовалось очередным, с порядковым номером уже за тысячу, спутником серии «Космос», запущенным для народнохозяйственных нужд. В докладных записках, помеченных грифом особой секретности, «изделие» носило совсем другое имя: М-4.

Экспериментальный многоразовый пилотируемый корабль, четвертая версия проекта «Спираль», разработку которого начинал еще Юрий Гагарин в середине шестидесятых.

В отличие от трех предшествующих моделей, М-4 был оснащен еще одной, принципиально новой двигательной установкой. Позже этот проект похоронят в архивах, и история человечества замедлит свой ход, ибо надолго окажется закрытым выход в Галактику, в Большой Космос. Или, напротив, история не прервется апокалиптической вспышкой глобального термоядерного конфликта. Или…

Никто и никогда не скажет, как бы развивались события, случись иной финал этой странной и парадоксальной цепочки событий. История не имеет сослагательного наклонения. А могла бы получить такую возможность, если бы…

Все дело в том, что новые тахионные¹ двигатели М-4 позволяли, используя последние достижения советской физики элементарных частиц, развивать скорость, превышающую световую. Наперекор теориям старика Эйнштейна…

*                *                *

…Генерал-майор Федорович напряженно следил за происходящим на большом экране Центра Управления. О результатах он должен будет доложить лично маршалу Устинову. От содержания доклада зависит судьба проекта и лично его, Федоровича, судьба.

Если, – генерал оглянулся: не видит ли кто? – и тихонько постучал по деревянному подлокотнику, – Если удастся, то будет обеспечена абсолютная противоракетная оборона, недоступная вероятному противнику.

Десятки М-4 (уже готово их серийное название – «Смерч») займут места в поясе астероидов между орбитами Марса и Юпитера и, в случае сообщения о ядерном нападении на СССР, готовы будут устремиться к Земле со сверхсветовой скоростью. Пробив брешь в пространственно-временном континууме, они нанесут удар возмездия еще до того, как баллистические ракеты противника покинут шахты, до того, как поднимутся в воздух летающие командные пункты и стратегические бомбардировщики, до того как помчатся на бреющем полете над землёй хищные тела крылатых ракет.

Впрочем, судьба проекта «Смерч» решалась не здесь, а в миллионах километров от Земли. Решалась теми, чьи имена никогда не выплывут под звуки фанфар на первые полосы центральных газет и в сообщения, торжественно зачитываемые дикторами информационной программы «Время». Командир корабля, подполковник ВВС, летчик-испытатель Александр Владимирович Полуянов, бортинженер, специалист по двигателям, доктор физико-математических наук Сергей Николаевич Умеренков, специалист по полезной нагрузке полковник госбезопасности Анатолий Анатолиевич Бутов…

*                *                *

– Поздравляю, выход на орбиту прошел штатно, – произнес Полуянов,

– На следующем витке пойдет твоя работа, Сережа.

– Да, Сергей Николаевич, ваша очередь включаться в исполнение программы, – Бутов, вошедший в основной экипаж из дублирующего за неделю до старта, подчеркнуто держался на официальной ноте, – И не забывайте, ЧТО лежит в нашем отсеке полезной нагрузки!

– О болванках не забывать? – отмахнулся с усмешкой Умеренков.

– Нет, – с железным спокойствием возразил Бутов, и тихо добавил: – Там не болванки. По решению Верховного Командования это еще и первый вылет на боевое дежурство. Поэтому в нашем фюзеляже, Сергей Николаевич, не болванки, а восемьсот мегатонн в тротиловом эквиваленте.

Бортинженер сглотнул неожиданно подступивший к горлу комок, помолчал, и его пальцы, как и раньше, привычно забегали по клавиатуре пульта управления тахионным реактором…

*                *                *

…Федорович вышел в коридор, достал из пачки «беломорину». Гильза была пустой. Генерал про себя чертыхнулся и полез за новой папиросой.

– Константин Матвеевич, – окликнул появившийся в дверях штатский, – Через четыре минуты начало основного эксперимента!

– Знаю, – кивнул генерал, и, погасив пламя бензиновой зажигалки, стал раскуривать непослушную папиросу.

– Скорость объекта пока восемьдесят тысяч километров в секунду, они идут в сторону орбиты Марса под углом 22 градуса к плоскости эклиптики. То есть, плоскости Солнечной системы, – извиняющимся тоном добавил штатский.

– Я знаю, что такое эклиптика, – отрезал Федорович, и нервно затянулся.

Через минуту он вновь был в центральном зале.

– В принципе они уже начали эксперимент, но находятся в трех световых минутах от нас, – пояснил все тот же штатский. Федорович молча кивнул.

– Молодцы, – по-отечески сказал он, взглянув на экран.

Три лица за щитками гермошлемов не отреагировали. Они услышат слова генерала лишь через три минуты. Еще три минуты направленный радиолуч будет нести к Земле их ответ. Пока они обменивались короткими репликами и следили за пультами. Время от времени изображение искажалось всплесками помех. Движения на экране, показывающем внутренний объем пилотской кабины, постепенно замедлялись, изображение становилось размазанным, а вместо голосов экипажа стали доноситься неразборчивые блеющее-мычащие звуки.

– Сказывается релятивистский эффект, – пояснил оператор, все еще опекавший генерала, – Приближаются к «С» – к световой скорости.

И в этот момент изображение окончательно смазалось, экран пошел рябью. Оператор схватился за наушники:

– Наверное, сбой станции слежения, – торопливо сказал он, обернувшись к Федоровичу, – Я все сейчас выясню. «Заря 28», почему прекратили подачу информации по видеоканалу? Минутку… – пауза.

– Это, наверное, неполадки на объекте, – вновь пауза. Потом рука оператора медленно стянула шлемофон с головы, – Это не связь. Это… Из точки нахождения корабля идет интенсивный поток жесткого излучения, – оператор вдруг совсем по-детски всхлипнул, – Их нет! Их уже три минуты нет!..

*                *                *

…Звезд прямо по курсу стало больше, и все они отливали ядовито-фиолетовым. Казалось, что светила, сиявшие на бесконечном бархатном небе, собираются медленно, но неотвратимо сползтись в одну точку на носу корабля.

– Скорость двести пятьдесят тысяч, продолжаю разгон, – доложил Умеренков.

Невидимый тахионный ливень пронзал тело «Смерча», равномерно ускоряя каждый атом машины и находящихся внутри космонавтов. Звезды неумолимо ползли по небесной сфере вперед. Передние горели фантастическими фиалками, последние, отстающие, все еще висящие за кормой, сияли кроваво-красным. Созвездия смешались и стали совершенно неузнаваемыми.

– Скорость двести семьдесят пять тысяч.

– Сергей, радар фиксирует объект прямо по курсу!

– Там ничего нет. При релятивистских скоростях наш радар ничего кроме фантомов показать не сможет.

– А что, Сергей Николаевич, – подал голос Бутов, – Вы много летали на релятивистских скоростях? Откуда у вас столь богатый практический опыт?

– Уели, Анатолий Анатольевич, – в тон Бутову ответил Умеренков, – Ох уели! Если радар что и поймает – так только нас самих, когда мы обгоним его радиолуч. Двести девяносто тысяч, приготовьтесь к прохождению «С».

– Приготовиться к прохождению светового барьера! – скомандовал Полуянов ставшими вдруг непослушными губами,

– Сережа, объект не исчезает!

Звезды прямо по курсу все быстрее и быстрее слипались в ослепительный ком, готовый вот-вот провалиться в ультрафиолетовую часть спектра. Все трое, сидящие в кабине «Смерча» опустили светофильтры, скрыв лица за позолотой.

– Триста!

– Сережа, что это?

– Сергей Николаевич говорил – фантом, – язвительно заметил специалист по полезной нагрузке. Он не успел договорить, потому, что в следующую секунду произошло сразу несколько событий. Возникшая на фоне звездного кома точка превратилась в надвигающуюся корму второго «Смерча». Небо вспыхнуло слепящим белым светом.

– Тормози–и–и!.. – успел тоненько взвизгнуть Бутов.

Дальше наступило небытие.

*                *                *

…Жизнь вернулась к Полуянову пульсирующей болью в висках. С усилием он разлепил веки. Голова гудела, как надтреснутый колокол. В кабине было темно, лишь ровно и успокаивающе горели несколько зеленых огоньков на пульте резервной энергосистемы. Сквозь фонарь кабины светили привычные, совсем неподвижные звезды. «Смерч» висел в пространстве, медленно поворачиваясь к Солнцу своей горбатой спиной.

Полуянов обернулся к товарищам. Сергей вяло шевелился. Еще правее скорчилась в воздухе сухопарая фигура Бутова.

– Сережа, – позвал Полуянов, еле ворочая опухшим, словно с тяжелого похмелья, языком, – Сережа, ты живой?

– Глупо – то как! – ни к кому не обращаясь, проговорил Умеренков, – Ведь в себя врезались! В себя же! Это же просто, как дважды два: нарушение закона причинности…

– И где мы?

– М-м-м… – Умеренков помотал головой и изо рта его выскочили и закружили по кабине несколько кровавых шариков.

– Мы, я полагаю, переселились на тот свет, – донесся вдруг голос пришедшего в себя Бутова. Голос был скрипучий, похоже, Бутову было нехорошо.

Кабину залил яркий солнечный свет. Бутов вдруг согнулся пополам и начал давиться истерическим хохотом, сквозь который пробивались только отдельные слова:

– Слава Богу… При взрыве… Боекомплект… Восемьсот мегатонн… Нас бы всех в прах…

Никто не стал хлестать его по щекам, чтобы привести в чувство. Никто просто не слышал его. Командир и бортинженер, оцепенев, взирали через жаростойкие стекла кабины на дневное светило. Шар Солнца, висящий на фоне черного бархата неба, был окружен несколькими, вложенными одно в другое, серебристыми кольцами…

…Радио молчало. Чувствительные антенны «Смерча» не принимали ничего во всех доступных диапазонах. Этого не могло быть, но эфир был девственно пуст. Полуянов отвернулся от восстановленной системы связи и принялся за наладку блока астроориентации. Умеренков возился с электронной начинкой управления маршевым двигателем, сосредоточенно сопя.

– Я понял! – вдруг сказал он, воздев указательный палец, – Мы, пока были без сознания, долго шли в запределе. На сверхсветовой. Мы ушли на сверхсвете в прошлое. Кольца – это образование солнечной системы, а радио, естественно, еще не существует.

– Два по астрономии! – ответил Полуянов – А еще доктор наук!, – укоризненно добавил он. – Посмотри, рисунок созвездий остался неизменным. Небо далекого прошлого было бы для нас чужим. И Земля, кстати, на своем месте – гелиоцентрическая долгота 260. Фантазер…

– Ну, а если не так далеко – пара веков назад. Радио все еще нет. А кольца… Они ведь могли быть столь тонкими, что лишь мы первыми их заметили, выйдя из плоскости эклиптики. Глянули на родную систему со стороны – и нате вам, пожалуйста! Привет в шляпу!

– Фантазер! У нас просто барахлит связь. А вот идея твоя насчет взгляда на эклиптику со стороны… – Полуянов показал отогнутый кверху большой палец – знак высшего одобрения.

– На нашу систему со стороны смотреть не рекомендую, вредно для здоровья! – заметил думавший о чем-то своем Бутов…

…Через десять минут после запуска тахионного реактора на скорости 0,3 световой «Смерч» подошел к Земле и включил режим торможения. Голубой диск разрастался…

– Подобные случайности, – уже чеканил Бутов, – нужно будет исключить. Представьте, что было бы при исполнении боевого задания, когда решаются судьбы страны и мира, судьбы будущего человечества! Мы хотим видеть это будущее светлым. У нас, в контрразведке…

– Остынь, Анатольич, – ответил командир – Обошлось. Живы. Целы. Это главное.

– Обошлось? О-бо-шлось?! – взвился вдруг бортинженер, – А это? Это вы какими поломками объясните? Выраставший слева по курсу шар Луны был покрыт мутной дымкой с завитками облаков, под которыми местами сверкала водная гладь.

– Вот те на. С возвращеньицем, значит. Все ж таки в прошлое угодили… – неуверенно пробормотал Полуянов, – Это когда же у нас Луна имела атмосферу? Что там писали наши коллеги из НАСА?

– Даже  на ранних этапах существования атмосфера Луны была в миллион раз разреженней земной. Результаты экспедиций «Аполлонов» это подтвердили, – ответил, вздохнув, бортинженер. Жаль, что Блондину² и остальным из его команды так не довелось там побывать…

– Александр Владимирович! – Бутов укоризненно покачал головой, глядя на Полуянова своими колючими, почти рыбьими глазами – Во-первых, что там у вас за коллеги объявились во вражеском стане? По возвращении поговорим поподробней. Шучу, шучу, – он, усмехаясь одними губами, так же холодно глянул на Умеренкова, – И преклоняться перед Западом ни к чему. Отлично знаете ведь, что наша программа исследований Луны с помощью автоматов оказалась более безопасной.

Тут Умеренков, к которому обращался полковник КГБ, позволил себе скептически хмыкнуть, но комментировать его слов принципиально не стал.

– А пока – не городите ерунды, – продолжил тот, – Не будем торопиться и во всем спокойно разберемся. Но для того, чтобы разобраться, нужно вернуться домой. Плавно и мягко посадить машину в заданном районе, а не ахать и галлюцинировать! И не суетиться. Суетиться, товарищи, в сортире будете, когда понос нечаянно нагрянет.

Случившееся через пару секунд действительно можно было назвать галлюцинацией. В вакууме справа по борту вдруг возникла гигантская золотая пирамида. По настоящему гигантская. Медленно надвигаясь, она заслонила полнеба, повернувшись к «Смерчу» одной из своих граней. На сверкающей поверхности прорезался темный зев, втянувший в себя маленький горбатый кораблик с потрясенным экипажем внутри…

*                *                *

…Внутри было темно. На далеких стенах, словно покрытых плесенью и влагой, гуляли лишь отблески света, источаемого иллюминаторами «Смерча».

– Ну-с, и какие изволите выдвинуть версии? – подал голос Бутов, когда пауза грозила затянуться сверх меры.

– Пришельцы, – наобум рубанул командир. Мозг не работал.

– Нет, -возразил Умеренков, – Все-таки путешествие во времени.

– Прошлое?

– Нет, будущее.

– И далекое? Десять, сто, двести лет?

– Это мы спросим у хозяев, – неожиданно ответил Бутов.

В стене «ангара» прорезалась дверь. В нее, освещенные ярким неоновым лучом, вошли несколько человек в пурпурных тогах, напоминающих римские.

– Как в плохой фантастике, – прокомментировал Умеренков.

– Интересно, а какой у них язык? – поинтересовался Бутов.

– Пожалуй, надо выйти, – задумчиво сказал Полуянов, – Нехорошо как-то, – и он полез к шлюзу.

– Стоп! – запротестовал специалист по полезной нагрузке, – Корабль является секретной военной техникой и при посадке на чужой территории должен быть немедленно уничтожен! Мы не можем отдать его в чужие руки, у меня на этот счет есть инструкции.

– Опомнись, это что, войска НАТО? Кому здесь нужно это старье? На таких драндулетах здесь, небось, пацаны гоняют вместо мотоциклов! – командир топнул ногой и рванул на себя рычаг разгерметизации.

– Откуда вы знаете? – не согласился было Бутов, капризно поджав губы, но систему самоуничтожения включать, всё-таки, не стал, а развернулся, вслед за Полуяновым, к выходу.

– А вы уверены, что снаружи не хлор-аммиачная смесь? – поинтересовался бортинженер, но люк уже открылся. Командир, нарушая все инструкции, первым покинул корабль и под мрачными сводами вдруг разнесся его смачный многоэтажный мат. Следом за ним крякнул и чертыхнулся споткнувшийся Бутов. Умеренков шагнул наружу, отметив, что гравитация составляет земную норму, и по глазам его резанул яркий луч. Бортинженер охнул и схватился за обрез люка. В голове что-то щелкнуло, словно лопнувшая пружина в старом будильнике.

Когда перед глазами перестали прыгать разноцветные чертики, Сергей увидел, что хозяева все так же терпеливо и невозмутимо стоят. Заметив, что оцепенение гостей или пленников прошло, люди в тогах вдруг вскинули правые руки ладонью вперед – жест, до боли знакомый по фильмам о войне.

– Влипли, – прошептал Бутов и нервно провел рукой по залысине надо лбом. Полуянов икнул.

Глава делегации в тогах сделал шаг вперед и на чистом и безупречном русском языке объявил, чеканя каждое слово:

– Меня зовут Владимир-Октавиан. Добро пожаловать в Пятый Рим!

Шок от первых секунд встречи прошел на удивление быстро. И, припомнив слова старца Филофея из учебников истории «два убо Рима падоша, а третий стоитъ, а четвертому не быти», и сопоставив это с услышанным названием, первое, что спросил командир «Смерча», было:

– Скажите, а какой сейчас год? – и совершенно не к месту представился: – Подполковник Полуянов.

– 822 год Пятого Рима. Нам неизвестны ваши опознавательные знаки, – Октавиан кивнул, указывая на красные пятиконечные звезды на хвостовом оперении корабля, – Из какого века вы?

– Похоже, гости из прошлого для них дело привычное. По копейке штучка, пятачок – пучок, – нервно рассмеялся Бутов.

– Гм, бессмысленные, но забавно звучащие идиомы. Мы думаем, что вы одна из звездных экспедиций, отправленных в XXIII-XXIХ веках старого исчисления. Сейчас его 4114 год. Ваши слова о неких пятачках-копейках для нас неясны. Не трудно ли будет прояснить, что вы имели в виду?

– Свои, земляне, слава Те, Господи! – шепнул Полуянов Умеренкову. А Бутов серьезно пояснил:

– Пятачок и копейка – это деньги. Рубли, доллары, марки, фунты, Йены,  – перечисляя, Бутов пристально следил за лицами римлян, но они оставались непроницаемо неизменными, – Единый эквивалент товара для обмена.