Итак, подробная биография одного из самых удивительных и талантливых классических танцовщиков. Первого советского невозвращенца среди балетных. Директора балетной труппы Гранд-опера и балетмейстера…
Нурееву повезло прожить невероятно яркую жизнь, полную успеха. Родившийся в бедной семье мальчик достиг вершины балетного Олимпа, самоутвердился, пожалуй, на всех главных балетных площадках мира (разве что кроме Большого). Его талант величиной в среднюю галактику бесспорен.
Нуреев, танцуя в Кировском классику, умудрился уже там открыть балет с другой стороны: пожалуй, он первый среди мужчин принес на сцену откровенный эротизм танца. До него принцы и цирюльники были изящны и приличны. Его главные герои – брутальны. И дело даже не в обтягивающем трико, вызвавшем скандал. Дело в харизме. Той самой, заставлявшей прощать неточности в технике. Той самой, разжигавшей ответный огонь у партнерш, которые танцевали еще лучше. Харизме, очаровывающей даже в записи. Что ж тогда творилось вживую?
Ариан Дольфюс проделала огромную работу. Основываясь на самых различных источниках, свидетельствах очевидцев, она максимально достоверно показала жизнь великого танцовщика во всей красе. Очевидно преклоняясь перед Нуреевым, восхищаясь иногда без меры его танцем и нововведениями, она тем не менее не переслащивает танцора.
Чудо на сцене, в жизни Рудольф Нуреев был еще тот друг, партнер и директор. Легенды ходят о его жесткости, завистливости, скупости. Чрезвычайно забавно читать, как умозрительно переплевывался он с Сержем Лифарем, тоже тем еще нарциссом. Взаимная неприязнь дошла до того, что даже быть похороненным Нуреев желал непременно на другом конце кладбища.
Дольфус, как и очень многие до нее, сравнивает Рудольфа Нуреева с Нижинским. Да, бесспорно, общего много, особенно в начале пути. Те же бедные семьи, то же крайнее одиночество, преследовавшее всю жизнь. Оба танцовщика так и остались ранимыми детьми.
Но если принять во внимание небывалую раскрутку по законам поп-культуры, Нуреева, как это ни забавно, можно сравнить с … Волочковой. Конечно, дарования их соизмеримы примерно как площадь государства Лихтенштейн и площадь Тихого океана, но налицо те же приемы. Скандальность, довольно далекое порой отхождение от балета, грамотно подогреваемый интерес к личной жизни.
Дольфус умудрилась показать все эти парадоксы жизни Рудольфа очень увлекательно. Подтверждая чуть ли не каждое предложение ссылкой на источник (список литературы в конце воистину впечатляет), она написала увлекательную книгу.
Правда, не обошлось без некоторых оплошностей.
В первую очередь, это такая легкая клюква, неточности и слабое знание советских реалий. Вроде по факту не поспоришь, но… Вот например, главный балетмейстер Кировского Константин Сергеев слегка демонизирован. Уверенная, что Сергеев ставил палки в колеса молодому танцовщику исключительно из зависти, она упускает, что в советском театре руководство – люди подневольные.
Или вот странная фиксация автора на том, что классические балеты России поставил исключительно Петипа. И гордость Большого «Дон Кихот» - это Петипа, а не Горский. И «Лебединое озеро» - безусловная работа Петипа, а несчастный Лев Иванов, которому главный русский шедевр обязан самыми прекрасными своими танцами лебедей, не упоминается ни разу.
Отдельный вопрос у меня по поводу вот каких соображений:
Нуреев очень рано начал перекраивать классику на свой манер, к вящему неудовольствию английских пуристов, убежденных, что «святотатственные прочтения» принижают роль балета. Но так ли это на самом деле?
Ну, вообще-то да, так. Конечно, спорить с профессионалом Нуреевым – дело неблагодарное. Но вся балетная классика: «Лебединое», «Спящая красавица», «Баядерка» - ценна именно теми кусками, которые остались от Петипа, Горского и Иванова. Многочисленные перетасовки, перестановки и заплаты служат единственно для того, чтобы закрыть брешь и замаскировать утерянные эпизоды. Мастерство хореографа – сделать это как можно незаметнее. Тем более странным выглядит вставка какой-нибудь вариации из, скажем, «Корсара» в «Баядерку». То, что кажется лучше на данный момент, вполне оказывается неудачей в будущем. А намеренное искажение балетного текста ведет к тому, что этот оригинальный текст может быть утерян навсегда. Понятно желание Дольфус защитить любимца, но надо ли это, большой вопрос.
Отдельный привет переводчику: вполне понятное название «Soon» остается без перевода, но соседнее «In the middle somewhat elevated» с маниакальным упорством переводится, причем в той странной версии, которую представил Мариинский «Там, где цветут золотые вишни».
Или вот отмечая различные транскрипции фамилии Эштон-Аштон, переводчик упорно именует Марту Грэм неуклюжим «Грэхэм». А о ныне здравствующей и до сих пор танцующей Сильви Гиллем и вовсе пишет исключительно в прошедшем времени.
Но в целом биография получилась объективной, занимательной и какой-то нежной. А это, наверное, самое главное.