"Небо, чистое, как вода, вымыло и высветило звёзды".
На этом звёздном пляже, расправив крестом самолёта крылья рук, простёрт человек - распятый солнцем.
В животе самолёта, бабочками любви и печали, тепло и ярко пульсируют письма людей, незримыми паутинками орбит, духовными меридианами связующие Париж, Лиссабон, Касабланку, Рио...
Потерпит самолёт крушение, и "бабочки" грустно вспыхнут в воздухе осенней, пёстрой листвой..
Это самая лиричная, экзистенциальная книга Экзюпери, пронизанная грустной темой любви.
"До чего хорошо прибран мир, когда глядишь на него с высоты. Словно ящик с игрушками..." Восклицает герой книги.
Эта тема ранимости и детскости Земли, как колыбели человечества, и всего того, что сделал и может сделать человек перед вечностью, пронизывает всю книгу.
Всё это так легко разрушить, забрать у человека... Но как только человек, мучимый тоской души по небу и звёздам, устремляется к ним, он словно бы растёт вместе с миром, взрослеет.
Вот горы кажутся застывшими, исполинскими волнами, с белой пеною снегов, нависших над беззащитным городком. Вот меж волн промелькнул и погас рваный парус луны... ( это уже мои впечатления из самолёта)
Герои книги впервые чувствуют своё одиночество перед миром, но и новую свободу, духовное слияние с ним.
Говорят, что брошенное душою тело, тоскует по ней и ревнует к ангелам, но разве душа не тоскует по телу и земле на небе? Всё познаётся в сравнении. Там, на небесах, в самолёте, не ощущаешь тела : густое движение в тёмном течении воздуха, лёгкая изморозь звёзд на кончике крыльев...и хочется всем своим существом, всем душой, прижаться, сродниться с телом, с её телом, ибо полюбив - ты весь, душа.
Для героя книги, на некоторое время умирают люди и мир. И возвращаясь обратно на землю, он словно бы обретает некий потусторонний опыт души. Но как его высказать? Да и поймут ли тебя?
Бернис с детства был влюблён в Женевьеву... Что он в ней пытался обнять? Целый мир? Желал так её стиснуть в объятьях, чтобы на её глазах показались слёзы счастья - роса души, и склонилась бы к его устам её голова - блаженная, сладкая тяжесть цветка, склоняющегося под собственным весом к земле...
Женевьева забеременела в 16 лет, и никто об этом не знал, и Бернис с другом любили её как тайну и женственность земли, оберегая её, пронеся эту любовь, эту звезду путеводную, через время.
Что было потом? Бернис обнимал уже небо, всем сияющим размахом крыльев, и уже звёзды выступали на нём подобием слёз.
Бьющий ножками ребёнок-сердце... В нём, как и в ней, тоже зародилась тайна жизни. И как и его, её тоже никто не понимал, не любил : её муж не понимал её любви к книгам, животным, вещам, её отношения к ребёнку.
Бернис же обрёл и понял душу Женевьевы целиком - какая глупость считать, что душа, а тем более душа женщины, может уместиться лишь в теле!...- как обретают смысл и душу вещей, природы.
Но ребёнок заболел, и мир для Женевьевы распался, как распадался неземной и лёгкий мир и для Берниса, когда его самолёт приближался к земле.
Её прикосновенье к пузырькам, простыне, ребёнку... было каким-то осязаемым бредом, бредом бледных и прозрачных касаний, движений, и уже невозможно было постичь ни одного поступка, явления в этом темно и страшно накренившемся мире.
Есть что-то каренинское во взгляде Женевьевы на мир в это время : она жадно ловит малейший отблеск и улыбку солнца на вещах, листве, на передвигаемых в комнате ребёнка пузырьках с лекарством... желая этим упорядочить хаос, возместить свет, уходящий из её жизни, окружить, задержать этим светом угасающую жизнь её ребёнка.
Следует бегство Женевьевы и Берниса, так похожее на несостоявшееся бегство Вронского и Анны.
Два разных неба и солнца они вынашивали в себе. Одно солнце - зашло.
Но может ли одно солнце согреть и осветить два мира, два неба, две судьбы?
Она - чувствует тайну и небо вещей, но лишена крыльев. Он - имеет крылья, видит небо, но лишён слов, которыми бы выразил это. И в этом противостоянием между бытием и бытом - трагизм жизни. Быть может, в мире существует две правды, и главная истина - распята между ними?
p.s. Дочитал книгу, и в каком-то грустном послевкусии касаний, пальцев, что были к героям книги, солнцу и небу ближе всех, перелистнул страницы светлым веерком, и словно бы письма не только главных героев, но и письма звёзд, пустынь, деревьев, птиц, разлетелись по свету : в мою рецензию, к моим друзьям, к какой-нибудь милой девушке, читающей эту рецензию...