Русалка закатила воспаленные глаза к небу:

– Тебе стоило дать ей уехать. Если действительно желаешь ей добра…

– Сбежать? – усмехнулся я. – Ты серьезно? Бегать всю жизнь – это добро?

– Но если уже ничего не сделать!

– Сделать, – перебил я ее. – Если не можешь ей помочь – просто не мешай тому, кто может.

– Ну и какой у тебя план? – нахохлилась она.

– Кофе могу сделать. Будешь? – Нечисть сжала узкие бледные губы в полоску, но согласно кивнула. – Только тихо, – предупредил я.

– Да поняла я! – взвилась она шепотом.

– Сапоги сними.

– Уже!

Я прошел к спальне и закрыл двери под напряженный взгляд русалки. Та вздохнула напряженно, но послушно проследовала за мной в кухню.

– Рассказывай, что знаешь, – приказал я, отодвигая для нее стул.

Та вздернула тонкую светлую бровь, зло усмехаясь. Глаза ее потемнели. Чернота поползла от радужки на белки, будто кто-то капнул на них чернила. Жуткое зрелище. Я не стал досматривать, отвернувшись к кофеварке:

– Не напрягайся. Я должен знать как можно больше.

Хотя будь я на месте гостьи и с ее убеждениями на мой счет, пришел бы к выводу, что проще завалить мешающий объект. Но тут все зависит от привязанности Сюзанны к Славе, потому что убить меня непросто, да и потом хлопот не оберешься.

Видимо, русалка пришла к таким же выводам.

– Я год ее не видела, – услышал я. – Она просто пропала. И мать ее тоже не знала, куда именно. Ну, с ее слов, по крайней мере.

Когда я обернулся с чашкой, Сюзанна сидела уже с нормальными глазами.

– Ничего я о ней не знаю такого, что бы тебе помогло.

– А с замужеством как вышло?

– Тут просто все, – вздохнула она. – Дай соли, пожалуйста. Уже не успею позавтракать, придется мчать на работу сразу.

Я достал тарелку, единственную пачку розовой соли, ложку и поставил это все перед ней.

– Спасибо.

– Ты рассказывай, – напомнил я.

Просто так наблюдать процесс поедания соли ложкой в своей кухне я не собирался. Русалка бросила одну в кофе и принялась размешивать:

– Мать устроила Стаське выгодное замужество. Но то, что это просто очередная подстава – не сомневаюсь. У Стаси не стало дара. А я думаю, что мать продала ее как вполне функционирующую вещь, понимаешь? Значит, выгода там какая-то быстрая. Она отдает дочь, а ей что-то дают сразу. Потому что когда инспектор поймет, что ведьмин дар на нем не работает, страшно представить, что будет…

Сюзанна не воспользовалась тарелкой. Отпила кофе и запустила ложку прямо в банку соли.

– Ее дар разве работает на ком-то, кроме нее самой?

– Если заставить ее захотеть то же благо…

Она задумчиво посмотрела на меня и облизала ложку. Издевалась. Знак неприятный, но в целом хороший. Бессильная злоба русалки говорит о том, что сильной она не располагает. Но это не точно.

– …Тебя вот она обвела вокруг пальца ради матери. Я говорила ей тогда не лезть, но это же мать. – Русалка скривилась, качая головой. – Мне теплокровных в этом вопросе сложно понять, ты же знаешь…

Это точно. У хладнокровных с чувствами проблема. Они привязываются очень редко. А родителей любят и того реже.

– …Я бы скорее переломала ей ноги, чтобы она никуда не пошла, а потом с любовью реабилитировала… – И она виновато мне улыбнулась. – Я хирург-травматолог.

Просто дурдом какой-то. Как Славу угораздило подружиться с этой психопаткой? Русалки были такими через одну. Болезненные привязанности, ревность, преследования. У меня только за последний год четыре дела с их участием. А скольких их жертв не нашли вообще – сложно сказать. Этим надежно утопить ничего не стоит.

Славина дружба с русалкой меня беспокоила. Она не могла не знать, что привязанность русалки опасна. Что это? Надежная гарантия, что тебя избавят от страданий с любовью? Или ей хотелось чувств хоть от этой холодной рыбины? Предполагать можно много всего, но здоровой такую дружбу все равно не назовешь.

– Еще есть чем поделиться?

– Ты ее угробишь, опер. – Сюзанна запустила палец в соль и облизала. – Твои методы слишком грубые для такой нежной девочки, как Слава.

– Нежно топить я не умею – это да. Мне проще грубо принуждать жить.

– С тобой, – оскалилась она и кивнула в сторону спальни. – Поговорить дашь с ней?

– Нет.

– И встречаться ей ни с кем не позволишь?

– Сюзанна, я не собираюсь сажать ее на привязь. Выспится и захочет к тебе – отвезу.

– Она же замуж сегодня должна выходить. – Русалка отодвинула соль и поднялась. – И неизвестно, чем этот ваш день закончится. Но я рада была с тобой поболтать. Хотя с большим удовольствием поболтала бы тобой где-нибудь в безымянной речке в Подмосковье.

– Взаимно, – усмехнулся я. – До встречи. Дорогу найдешь?

Она развернулась и направилась к выходу. А я дождался, когда звук двигателя затихнет вдали, и устало опустил плечи. Мне привычно не спать сутками. Заварив себе бодрящего чая, я тихо сходил в спальню, убедился, что моя ведьма спокойно спит, вытащил ее мобильный из кармана джинсов, брошенных в углу в кухне, и уселся за стол.

Шесть утра. Когда чай почти закончился, мобильный у Славы ожил. Подпись у входящего значилась лаконично и черство: «мать». На второй входящий от нее я ответил:

– Горький. Слушаю.

Последовала долгая пауза.

– Кто? – тихо отозвалась, наконец, «мать». – Где Слава?

– Спит.

– Вы кто?

– Тот самый опер, под которого вы год назад подложили дочь ради вещдоков по вашему делу.

Я поднялся и не спеша направился к окну.

– Не понимаю, о чем вы. Где моя дочь?

– У меня. Она не желает замуж за вашего кандидата. Вы в курсе?

– Дай трубку моей дочери! – ударилась в истерику женщина.

– Спит она.

– Я даю тебе час, понял? – прошипела собеседница в трубку. – Если Станислава не вернется в квартиру и не начнет готовиться…

– Не вернется и не начнет, – перебил я.

– …я тебя закопаю, понял?! – завизжала ведьма. – Заживо! Но сначала ты лишишься всего, что тебе дорого! А потом будешь сдыхать! Медленно…

От сиплого голоса я только неприязненно поморщился.

– Не надорвитесь от стараний, – усмехнулся. – Вам еще улыбаться мне, когда придет время поздравлять дочь с замужеством.

Она что-то еще плевала в ответ, но я отбил звонок.

– Веселишься? – послышалось хриплое позади.

– Не очень. – Я обернулся к сонной взъерошенной ведьме от окна и убрал ее мобильный в карман.

Слава стояла на пороге в моей футболке, под которой вряд ли что-то было – белье валялось в кухне на полу.

– Откуда в тебе столько уверенности, что тебя не убьют сегодня до обеда? – поинтересовалась она сонно.

– Тебе надо было год назад об этом спросить.

Я направился к столу и принялся убирать завтрак русалки. Подхватил пачку соли, сгреб в нее горсть крупинок и понес к мусорке.

– Сюзанна приезжала? – озадаченно нахмурилась Слава, проследив за мной. – Надо же. И ты жив? Действительно, потенциал есть… Может, тогда поужинаем где-нибудь? Свадьбу отметим. А то у меня все не по-человечески.

– И это понятно.

– Давид, а мы точно юридически ничего не должны оформить? Может, хоть какая-то мне выгода будет от брака с тобой, если тебя прибьют все же?

– Тогда придется выйти за меня замуж по всем законам. Пойдешь?

– А ты предложение сделаешь нормально?

– Сделаю.

Слава восхищенно усмехнулась, пряча растерянность.

– Ты безумец, Давид. – Она опустился на стул и уязвимо сложила ладони между коленей. – Что мама?

– А то ты ее не знаешь. – Хотел усмехнуться, но вдруг понял, что устал. И чай не помогает. – А подруга у тебя занятная…

– Я не в том возрасте, чтобы папочка меня журил за неправильных друзей…

Я не стал говорить, что ведет она себя так, будто в том самом возрасте. Просто смотрел на нее. Как злится, как мечется от того, что не знает, что будет сегодня, завтра и дальше. Но здесь я разберусь быстро, хоть и приятно не будет. Осталось дождаться семи утра, чтобы сделать один важный звонок. А потом собраться и проехаться за город.

Я даже не сразу обратил внимание, что Слава испытывает меня взглядом.

– Сюзанна хорошая, – серьезно заявила она. – Если хочешь со мной жить, пусть и недолго, начинай мне верить. Я тоже не подарок.

– И почему ты год с ней не виделась?

– Давид, делай завтрак уже! – гневно глянула она на меня.

Я скривил уголки губ:

– Сама делай.

Ведьма предсказуемо подорвалась со стула и прошлепала к холодильнику. А я не отказал себе в удовольствии опустить взгляд ниже линии моей футболки на ней. Ведьма боялась тех, от кого бежала ночью. Я – нет. Мне плевать, какого полета там ее тюремщики. Да – повоюю. Да – будут проблемы, и немало. Но никто ее у меня не заберет. Не только у ее матери связи.

– Что будешь? – отозвалась она от холодильника.

Но вместо ответа у меня из глотки вырвалось рычание. Хорошо забывать, что я оборотень. Удобно строить планы, встречать недругов в кухне и принимать от них звонки… Но зверюга напомнит о себе в неподходящий момент. Хотя почему не подходящий?

Я в два шага оказался позади Славы, положил ладони ей на бедра и притянул ее к себе. Она испуганно всхлипнула, но я уже отдался звериным импульсам. Вжал ее в разделочный стол и медленно задрал футболку, с рычанием оголяя ее бедра.

– Тебе не идет быть медведем…

Слава выгнулась, но я видел, как она сжала пальцы на столешнице до побелевших костяшек. И все равно утро показалось хорошим. Кухня разве что не пылала остовом наших ночных пикировок, и на всем этом пепелище медленно насадить свою несговорчивую ведьму на член оказалось столь желанным, что я едва не забыл о том, что предстояло. Зверь требовал медового месяца. Когда можно только бесконечно сдаваться искушению с перерывами на сон, еду и прочие прелести. Да и мне бы не помешал отпуск. Но только не со Славой. Мне иногда казалось, что для нее истинно-лучшее место – камера. И хоть я и собирался всячески ее от решетки оттаскивать, она будет искушать судьбу.

Прямо как сейчас, когда вдруг дернулась, добиваясь, чтобы я выскользнул, но следом впечатал ее в столешницу сильнее и схватил за горло.

– Любишь пожестче? – потребовал я и вернул ее задницу с размаху на место, делая самому себе больно. Слава тоже вскрикнула, сжимая ноги, и вместе мы замерли, слившись в одно целое. Захотелось добавить остроты раннему завтраку. Но не хотелось быть зверем, дерущим девочку с голодухи. Я опустил свободную руку между ее ног и медленно двинул бедрами, собираясь достигнуть ее предела.

– А теперь рассказывай… – Так я еще никого не допрашивал. – Что там было в документах?

Мои пальцы кружили вокруг напряженной плоти, временами упруго вздрагивающей под ними. Слава все сильней сжималась, и в голове мутнело. Я подтянул ее к себе за шею и добавил жара легким укусом в метку. Ведьма заскулила и попробовала лечь на столешницу животом, но я не позволил. Кухня наполнилась правильными звуками ударов моего тело о ее. А потом я плавно перешел к экзорцизму.

– Давай, Слава… Что там ты утащила?

Я задвигался быстрее, потирая ее пальцами между ног.

– Пошел к черту, – простонала она, впиваясь ноготками мне в запястья.

– Пойду, – прошептал в ее мокрый висок. – Обязательно…

Я вышел из нее и развернул к себе лицом, тут же подхватил под бедра и усадил на столешницу. Она только удивленно открыла рот, откидываясь назад, но я ухватил за края футболки и сдернул ее через голову, оставляя ведьму голышом. Вид ее груди, плоский мокрый живот и аккуратный треугольник темных волос внизу живота перехватывал дыхание. Я подхватил Славу под бедра и медленно насадил на себя, наслаждаясь ее беспомощностью. Все, что она могла – опираться на руки позади и следовать за моим ритмом. Шлепки стали звонче, крик ведьмы ярче. Она кусала губы, запрокинув голову, и пыталась сжать ноги, а я наслаждался тем, что видел. Ведьма текла, и запах ее желания все же сломал мою идею вытрясти что-то из нее, кроме оргазма. Допрашивать ее нужно по-другому.

Мы кончили почти одновременно. Вид ее дрожащего лона добил меня, и я последовал за ней, будто на поводке.

Допросил, ничего не скажешь. Это ей впору из меня веревки вить. Только ей оно не нужно.

Слава попыталась вырваться, но я не дал. Усадил ее на себя и понес в душ.

– Не знаю я, что там было, – вдруг прошептала она, обняв меня за шею. – Я не идиотка, Горький. Вернее, идиотка, конечно, но добавлять себе проблем не собиралась. Я передала опечатанный конверт матери. И я не могу давать показания против нее, потому что ничего не знаю.

– А чего ж тогда отказывалась?

Я вошел в душевую и осторожно опустил ведьму на ноги. Она пошатнулась и нервно дернулась:

– Просто чтобы позлить! Поспать можно еще пойти?

– Не сразу. Сначала сделаем регистрацию брака.

– Ты про колено и предложение не забыл?

– Не забыл.

– Тогда оставь меня одну, Давид. У меня тут дела.