© Анна Евсеева, 2016

ISBN 978-5-4483-4925-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Земное притяжение

В эту ночь Фил опять не спал. Он то подолгу лежал с открытыми глазами, пытаясь побороть свой страх, то зажмуривался, сворачиваясь калачиком и поджав под себя ноги, представляя себя защищенным в теплой материнской утробе. Он равномерно сжимал и разжимал кулаки, как советовал ему доктор Вельбович, старательно направляя всю силу своей энергии в правую руку и пытаясь представить ее тяжесть и тепло. Ничего не спасало – рука не нагревалась, а наоборот – коченела и уже начинала казаться посеревшей и безжизненной.

– Я спокоен, спокоен, – лихорадочно повторял Фил, – мое тело расслаблено.

Он делал тщетные попытки думать как можно медленнее, словно плыл против течения, разгребая приливающие волны.

– Что ли я – сумасшедший? – подумал Фил. – Или пока только схожу с ума? И нет никакого смысла анализировать, чего именно я боюсь. Для страха не нужны причины.

Фил узнал об этом недавно, из какой-то книжки и обрадовался. Он нашел верную фразу впервые за много лет – ведь она совпадала с его собственными мыслями. Тот, кто это сказал, кажется, тоже был не очень в себе.

Фил посмотрел на часы. Половина пятого утра. Время движется быстрее жизни, оно неумолимо тащит за собой, фамильярно ухватив за шкирман. Только вперед, вперед, безо всяких остановок. Хотя кто сказал, что время идет вперед? Постоянно приближая нас к финалу, оно определенно направляется в обратную сторону.

Фил нажал на кнопку телевизионного пульта. Уверенный мужской голос на фоне стремительных танцев в дискотеке интимным тоном поинтересовался:

– Вам страшно? Не хватает уверенности в себе?

Фил заинтересованно уставился на экран.

Картинку с резвящимися девицами сменила пачка презервативов.

– «Love story»! Надежность и уверенность в себе! – категорично заявил мужской голос.

– Это все, что вам нужно, – подыграла ему кокетливая девица в бикини.

«Вот бы нацепить их себе на голову! Может быть тогда и появится возможность запастись уверенностью для любых ситуаций»? – подумал Фил.

Доктор Вельбович считает, что страх – это всего лишь вибрации, из категории впечатлений. Он заявляет об этом с наивнейшей безаппеляционностью. Послушать Вельбовича – и музыка, и поэзия, и даже секс – вибрации. Стоит выключить магнитофон, захлопнуть книжку или застегнуть штаны как эти вибрации исчезнут. Страх не захлопнешь и не выключишь, по нему не грохнешь кулаком, его не утопишь в воде и не спустишь в мусоропровод. От него не спасут даже контрацептивы, несмотря на рекламные вопли о надежности и спокойствии, которые они дарят цивилизованному человечеству. Если страх есть, то он будет неотступно следовать за тобой, не давая сделать ни единого самостоятельного вздоха.

Страх живет в тебе на правах владельца, сначала он становится лишь частью тебя, но затем вытесняет полностью из всех твоих разумных действий, из логики, заставляя сосредотачиваться исключительно на нем одном. Он занимает наиболее выгодные позиции твоей жизни, к которым ты так долго шел, пробивался. Все это оказывается впустую, если в тебе зародился злобный вирус страха.

– Раз, два, три, четыре, – считал Фил, – все-таки Вельбович – кретин, что он пытается упорядочить? Мою жизнь? То, что пройдено, то пройдено, мое прошлое уже сыграло свою роль, оставило свой отпечаток, клеймо, которое не ототрешь никаким скипидаром. А то, чего еще не было, невозможно предвидеть. Что он вообще понимает этот Вельбович! Пересмотреть все прошлое?! Разложить по полочкам… Навести порядок в собственных мыслях? Мысли неуправляемы. Да и как разложишь чувства, эмоции, ощущения? На какой из полок холодильника или гардероба должны покоиться отчаянье, ненависть или зависть? Словно на прилавке в магазине:

– Скажите, где у вас тут любовь?

– А вот на третьей полке, слева. Вам в розовой упаковке или в голубой?

– Покажите пожалуйста поближе, я её примерю… Не жмет, не трет… Но вроде чем-то попахивает. Похоже, она у вас не первой свежести. И срок хранения не указан… Заверните-ка мне лучше полкило успеха и двести граммов самодостаточности. Можно цельным куском… Хотя нет, лучше порезать кусочками. Так удобнее потреблять.

Доктор Вельбович стал как-то подозрительно старомоден. Первый раз он появился в полосатом пиджаке и джинсах, а теперь – в каком-то допотопном цилиндре, пенсне, в руках – тросточка. Он любит рассуждать о времени, но при этом опаздывает к началу приема, к тому же он ненавидит часы.

Как-то Фил в приливе благодарности вручил ему семейную реликвию, оставшуюся от деда, с дарственной надписью от пехотного командира. Вельбович презрительно скривился:

– Не переношу как часы, так и пехотных командиров. Ну зачем мне такая память о каких-то головорезах!?

– Святыня! – воскликнул Фил, вспоминая слезы бабушки, когда она стирала пыль с часов, – память о подвигах советских солдат над фашистскими захватчиками! Вторая мировая – это же… это же неприкосновенно…

– Мистификация ваша вторая мировая. Обман наивных глупцов. Кто вам этих сказок понарассказывал? В школе воспитывали что ли? Пехотные командиры! Обыкновенные живодеры, – доктор подернул плечами, тем самым выдавая, что и у психотерапевтов бывает нервная система.

– А как же память о подвигах? О замученных фашистами героях? Зоя Космодемьянская, Александр Матросов…

– Вы еще Павлика Морозова вспомните, с вас станется! – усмехнулся Вельбович, – еще неизвестно кто кого замучил.

– Ну вы даете! – изумился Фил, – а газовые камеры? А тысячи замученных еврейских детей!?

Доктор Вельбович посмотрел на Фила поверх пенсне:

– А вот про еврейских детей напомните мне чуть позже. Кстати, я сам – еврейский ребенок.

Фил посмотрел на часы: без десяти два. Что за черт! Только что было полпятого! Или он ошибся? Нет, не ошибся, стрелки часов, увеличивая скорость вращения, неслись в обратном направлении.

Интересно, как поступит доктор Вельбович: подсунет очередной тест, и снова начнет обвинять в недостоверности ответов или просто наморщит лоб, закурит и, медленно растягивая слова, скажет:

– Вы слишком фиксируете внимание на вибрациях. Отвлекитесь, расслабьтесь. Привстаньте на носки, а потом резко опуститесь на пятки. Всей тяжестью своего тела. Почувствуйте силу земного притяжения, и устоите на ногах. Почувствуйте же наконец почву у себя под ногами! И вам перестанет быть страшно. Носок-пятка – вот и вся премудрость. Кстати, как у вас с мочеиспусканием? Не бывает по ночам неожиданностей?

Взгляд у Вельбовича невозмутимый. То, что его интересует в первую очередь, он спрашивает как бы между прочим, – а цвет вашей мочи не менялся в последнее время? Нет? Уже хорошо. Уже достижение! А связи? Бывают у вас случайные связи?

Чушь! Какая чушь само понятие случайное связи! Неужели он не понимает, что если связь состоялась, то это уже не случайность!

Фил снова посмотрел на часы. Время неумолимо неслось назад. Страх на секунду сдавил горло, но Фила отвлек телефонный звонок.

– Ага! – воскликнула Рената, словно застукав Фила за чем-то непотребным, – одиннадцать утра! А ты еще спишь!

– Я не сплю. Всю ночь не мог заснуть.

– Но все равно лежишь в кровати!

– В кровати, – ответил Фил.

– А я! Знаешь, сколько я уже успела сделать?! Дошла до почты, чтобы позвонить тебе. До этого я покормила Машеньку, прополоскала пеленки и помыла на веранде пол. Понимаешь, маленький ребенок – это такая штука, которая совершенно не дает расслабиться. Постоянно концентрируешь свое внимание то на его вздохе, то на плаче. Кстати, ты не забыл, что Машенька – это и твой ребенок тоже?

– Нет, – ответил Фил, – не забыл.

– Да и я в общем-то имею к тебе некоторое отношение, – Рената кокетливо хихикнула, – слушай, ты когда приедешь?

– Не думал об этом.

– Вот и здрасьте тебе! Он не думал! Мне надо в Москву на несколько дней. Поэтому приезжай пожалуйста. И купи подгузников, молока в банках и еще – захвати теплое одеяло. Хорошо? Красное, стеганое, в стенном шкафу. Еще мой серый свитер.

– Хорошо.

– Когда ты приедешь?

– Завтра, – ответил Фил.

– Только обязательно!

– Договорились.

– А то тут ко мне плотник сватается, – Рената хмыкнула, – говорит, что-то мужем твоим тут что-то не пахнет, не объелся ли он груш?! А я, говорит, парень неженатый, рукастый, да непьющий. – Рената замолчала, ожидая его реакции. Ее не последовало.

– Ну и дурак, – сказала Рената и повесила трубку.

Страх слегка отступил, но Фил знал, что это ненадолго, страх не может пройти сам по себе, он просто затаился где-нибудь за старым комодом или в прихожей. Возможно под кроватью, а еще скорее всего на улице, в районе торговой палатки с овощами. Эта палатка давно действовала на нервы Филу. Каждый раз, проходя мимо нее, он ускорял шаги. Запах тухлых овощей казался чем-то вроде ядовитого газа, подобного тому, которым травят заложников.

Сначала Фил был беспомощен что-либо предпринять. Он останавливался на безопасном от палатки расстоянии, дрожал мелкой дрожью, словно беговой скакун перед рывком, и ему казалось, что еще секунда, и он покроется пятнами, опухнет и умрет от анафилактического шока.

Филу казалось, что у него аллергия на все. Он боялся есть и фрукты, и ягоды, оказавшись в лесу задерживал дыхание, так как запах прелой листвы мог вызвать приступ удушья. Фил даже не подозревал, что все приступы удушья он вызывает у себя сам именно потому, что периодически задерживает дыхание. Фил боялся перестать дышать. Когда Машенька появилась на свет, и Рената оставляла его с ребенком, Фил задыхался от запаха, который исходил от детских пеленок, после чего сделал вывод, что у него аллергия на детское дерьмо.

– Ерунда! – возразил доктор Вельбович, – нигде в медицинской литературе я не встречал случая аллергической реакции на детские испражнения. Да и на взрослые тоже. Просто вонь отвратная – что греха таить! Но это же не аллергия!

Теперь уверовав в то, что он страдает неизвестным – и потому неизлечимым – типом аллергии, Фил начал войну с овощной палаткой, словно Дон Кихот с ветряными мельницами.

Он то пристраивался к кому-то, кто шел в том же направлении и начинал ненавязчивый разговор – отвлечься. То пробегал мимо на дикой скорости, стараясь не выглядеть умалишенным, и сосредоточенно глядя вдаль какому-нибудь ненужному автобусу. Сердце его учащенно билось, в голове сгущался туман, а во рту становилось нестерпимо сухо.

По количеству известных фобий Фил бил все рекорды и, протестировавшись по какой-то анкете, понял, что близок к гениальности. Правда страхи начали изводить его не так давно. Еще полтора года назад он был совершенно свободен, спокойно ходил, где хотел, ел, что хотел, и не боялся получить аллергический шок. Он не боялся ни собак, ни лекарств, ни кошек, ни кактусов. Тогда же, полтора года назад, он получил заказ от Будапештского театра на эскизы декораций и уехал в полном одиночестве путешествовать по Европе в поисках готического вдохновения. Он бесстрашно гулял по замкам, взбирался на крепостные стены, без страха глядя вниз или поднимаясь по винтовым лестницам.

Он обошел пешком старую Вену и Цюрих, на велосипеде объездил почти всю Румынию в поисках замка, где жил Дракула и наконец добрался до Кракова.

Как-то, гуляя по городу, он увидел молодую девушку. Она сидела на камне, запрокинув голову и подставив солнцу лицо. Свитер ее слегка спадал с плеч, а солнечные лучи отсвечивали нимбом в каштановых волосах, создавая ощущение святости и порочности одновременно.

Фил остановился, чтобы получше ее разглядеть, потом подошел поближе и сел неподалеку. Она была в сандалиях на босу ногу.

«Наверное, у нее грязные ступни», – почему-то подумал Фил.

Он развернул газету и сделал вид, что читает, а сам периодически бросал на девушку взгляды. Она была похожа на студентку, но поза слишком расслаблена, не озабочена ни экзаменами, ни зачетами. И чересчур сексуальна. Хотя кто знает, бывает ли женская сексуальность – чересчур? Уж очень зыбко выглядит грань между нравственностью и чувственностью.

– У вас не получается, – спустя несколько минут произнесла девушка, не открывая глаза.

– Что именно? – удивился Фил.

– Смотреть исподтишка, – засмеялась девушка.

– Вы говорите по-русски?..

– Да. – Она наконец-то посмотрела на Фила.

– Живете в Кракове? Или путешествуете? – Спросил Фил.

– Я здесь замужем, – улыбнулась она, протягивая руку, – Рената.

– Филипп, можно просто Фил.

– Фил бразильеро, – засмеялась она.

– Это что, новый писатель? Или актер? – поинтересовался Фил.

– Нет, – расхохоталась Рената, – порода собак.

Она поднялась с камня и потянулась. Фил уставился на ее тонкую талию и начал мучительно соображать, как бы пригласить ее погулять или выпить кофе. Она изящно подняла ногу – стряхнуть камушек. Ее ступни были совершенно чистыми, как будто дорожная пыль, по которой она разгуливала, не имела к ней никакого отношения и потому не прилипала.

– Пойдемте куда-нибудь пообедаем? – предложила Рената.

– Пойдемте. А куда? – растерялся Фил.

– Здесь есть китайский ресторан. Недалеко, за углом. Вы любите китайскую кухню?

– Да, очень, – немедленно ответил Фил.

Он ненавидел китайскую кухню. И весь вечер просидев над пекинской уткой и мечтая о хорошем бифштексе с жареной картошкой и овощным салатом, смотрел, как мастерски Рената вылавливает из соуса червеподобных трепангов, изящно цепляет тонкими палочками кусочки прозрачных медуз и всю эту мерзкую дребедень, прикрыв глаза от удовольствия, отправляет в свой очаровательный рот.

Когда она приступила к черным, пахнущим тухлятиной яйцам, Фил невольно подумал – и почему многие женщины считают оральный секс отвратительным? Надо бы узнать у них, как они при этом относятся к маринованным китайским яйцам и предложить им альтернативу.

– А вы кто? – поинтересовалась Рената, наконец оторвавшись от еды, откинувшись в кресле и закуривая.

– В смысле?

– Вообще.

– По профессии – театральный художник. А на свет я появился очень странным образом, – засмеялся Фил, – мать рассказывала мне в детстве, что однажды, в один прекрасный день, 4 марта 1964 года, я влетел через форточку.

– Как это? – удивилась Рената.

– Очень просто, – улыбнулся Фил, – моя мать лежала на диване и ждала меня. Она не знала, откуда я должен появиться. Бывает, что детей находят в самых разнообразных местах, а я влетел через форточку и мягко спланировал к ней в объятия.

– А-а, – усмехнулась Рената, – у меня все проще, нашли в капусте. Банально. Не могли поинтереснее придумать.

Они засмеялись.

Потом до утра бродили по спящему Кракову, дошли до Вислы и присели на берегу. Фил взял Ренату за руку, обнял. Она крепко прижалась, опустив голову ему на грудь. Они сидели так тихо, не говоря ни слова. Он гладил ее по волосам.

– Твой муж не станет тебя искать? – тихо спросил Фил, впервые решив заговорить на тему ее личной жизни.

– Нет, – Рената тряхнула волосами и подняла к нему лицо, – не станет. – Она прикоснулась губами к его губам. У Фила перехватило дыхание. Рената едва коснулась губами его уха:

– Нет ничего более унизительного для молодой женщины, чем секс со стариком. – Прошептала она.

Фил задумался. Муж – старик? У такой красавицы? Ей на вид лет девятнадцать. Сколько же лет ее мужу, девяносто? Или перевалило за сто двадцать? Гиблое дело, надеяться на чудо, старик-европеец при хорошем уходе продержится дольше любой российской нестабильности, даже если она кажется вечной. Вот глупая девочка!

– Я быстро пожалела о том, что так сделала. Но уже было поздно. – Рената вздохнула и прижалась к нему еще крепче.

– Всегда можно развестись.

– Не всегда, – вздохнула она, – я погрязла. Я зависима. У меня ничего нет. Вот только эти джинсы и свитер.

– И свободные ночи, – продолжил Фил.

– Нет, нет, эта ночь – исключение из правил. Обычно вечерами в мои обязанности входит подавать пудинг в постель, а потом… потом начинается мышиная возня, которую он называет супружескими обязанностями.

Фила передернуло.

«Сейчас начнется», – мелькнуло в голове у Фила, он всегда боялся женщин, которые жаловались на свою тяжелую жизнь, или – того хуже – начинали рыдать в его объятиях. Что ему было делать в таких ситуациях, он не знал. Спасать кого-то или спасаться самому? Обычно он спасался сам.

Но ничего подобного не произошло. Рената замолчала, потом стянула с себя свитер, села к нему на колени и принялась осыпать его лицо страстными поцелуями.

Она была потрясающе чувственна.

Ее любовь к китайской кухне не оставила у Фила неприятного осадка и не вызвала разочарования.

Он был полон ощущений, все завораживало – и запах ее тела, какой-то невероятный сладковатый привкус то ли муската, то пачулей, и ее глаза, широко распахнутые. Она смотрела в его глаза, не отрываясь, только иногда постанывала и прикрывала их на секунду, словно теряла сознание.

Прощаясь, она сунула ему бумажку с е-мэйлом. И он написал ей на пачке сигарет свои координаты. А вечером на поезде уже возвращался в Москву.

Вернувшись домой, Фил всегда имевший привычку первым делом проверять почту, включил компьютер. Письма посыпались в его почтовый ящик, как после ливня осыпается с куста спелая смородина. Это были письма от Ренаты.

«Ты сыграл в моей жизни удивительную роль, – писала она, – все переменилось. Я заново пересматриваю свои поступки, отношения с людьми, радуюсь мелочам вроде солнечного света или зеленых листьев. Я кажется стала счастливой…»

«Милая девочка, – подумал Фил, – обязательно напишу ей красивое письмо». Он открыл следующее:

«Мне просто нужно знать, что ты существуешь, осознавать это, – писала Рената, – разве важны хоть сколько-нибудь плотские отношения? Нет, не важны. Главное – знать, что где-то на том же земном шаре, живет человек, о котором приятно думать…»

Фил улыбнулся. Все женщины стремятся к реальности, добиваются плоти. Они никогда не бывают самодостаточны, им необходимо постоянное ощущение, что они из ребра. Мужчина – как цель жизни, в том или ином проявлении, иногда цель завуалированная, часто даже не осознанная – привлечь, получить, подмять. Это и отталкивало Фила от мыслей о женитьбе, это и не оставляло ни одной из тех, кто иногда бывал с ним рядом, шансов на продолжение. Фил не хотел жениться, его пугал детский плач. Он никак не мог понять, в чем прелесть деторождения. А для многих его женщин ребенок представлялся чем-то вроде памятного сувенира, почему-то большинство из его любовниц непременно хотели родить от него.

Фила отвлек звонок в дверь.

Соседка Тамара стояла на пороге, почему-то она была в пеньюаре и в темных очках.

– Ну как я тебе? – широко улыбаясь, спросила Тамара.

– Блестяще, как всегда, – ответил Фил, не понимая, почему она так настойчиво скалится.

– Ну? – Тамара ждала продолжения.

Фил задумался:

– Ты почему в темных очках?

– «Max Mara», – ответила Тамара, – триста баксов. Да ты не туда смотришь!

– А куда смотреть? – Фил покосился на ее колоритное декольте.

– Опять не туда, – усмехнулась Тамара, – и снова оскалилась.

– Да объясни толком, куда смотреть, – рассердился Фил.

– Да вот же, – Тамара запрокинула голову и раскрыла рот, – дачу родительскую продала! Голливуд?

– Зубы вставила?!