«Это все происходило на моих глазах… Он долго стоял на одном месте и, видимо, устал ждать. Я чувствовал, как с каждой минутой отчаяние этого человека росло, лицо его менялось при виде очередной, проходящей мимо него девушки, оно становилось все печальнее и печальнее. Другой бы на его месте закурил, затянулся бы сладким спасительным дымом, но он не курил, не грыз ногти и не проделывал ничего такого отталкивающего, что мог бы делать, зная, что его никто не видит, что никто за ним не наблюдает. Было в его облике что-то безнадежно романтическое, угадывались душевная тонкость, выразительность порыва… Да, он постоянно порывался уйти, но прежде поглядывал на часы. Он часто поглядывал на часы и на простирающийся перед ним и уходящий вдаль золотой от осенних листьев бульвар, еще некоторое время тому назад обещавший ему чудесную по своей значимости картинку, фрагмент мелодраматического фильма, где в замедленном темпе навстречу мужчине бежит ослепительной красоты женщина…

…Он держал в руках зонт. Черный зонт-трость. Он ему явно мешал, мужчина часто нервно перебрасывал его из одной руки в другую и, как мне думается, хотел бы от него избавиться, настолько он нелепо и неуместно смотрелся здесь и сейчас, потому что дождя не было. А над верхушками старых разросшихся тополей оранжево блестело солнце.

И вдруг мужчина замер. На узкой дорожке показалась она. Женщина. Совсем молодая. В джинсах и свитере. На голове красный маленький берет. Высокая, худенькая. Как же она улыбалась! И он, как мне показалось, чуть ли не застонал, бросившись ей навстречу. Она тоже побежала, придерживая на голове берет. Они летели друг к другу, тяжело дыша не столько от бега, сколько от счастья. Встретившись, они буквально слились воедино и замерли, чуть покачиваясь ставшим теперь их общим телом. И так стояли долго, очень долго, еще не веря в счастье этой, как я понял, долгожданной и невероятной встречи. Так страстно и восторженно встречаются люди, разлученные невообразимыми обстоятельствами, временем или расстоянием».

Глава 1

Василий Китаев, двоюродный брат Игоря Шубина, настолько гармонично вписался в коллектив агентства, что Крымов, поначалу воспринявший его просто как пригретого на теплом месте родственничка, стал относиться к нему так, словно знал его долгие годы и уже много лет дружил с ним. Китаев оказался интересной личностью. Крымов уважал уверенных в себе и сильных людей и удивлялся, как это при такой яркой внешности (Василий был обаятельным блондином, с крепким красивым телом и порывистыми движениями) он спокойно относится к женскому полу. То, что он настоящий мужик и никакой не «голубой», Крымов понял еще летом, когда однажды утром, придя в агентство, застал там Китаева с двумя девушками… Но такие праздники Василий позволял себе редко, когда не было работы и у него появлялось свободное время. В остальном же он вел себя довольно скромно, много работал и уже очень скоро показал себя человеком грамотным, с аналитическим складом ума и владеющим удивительным даром интуиции. Так вот и случилось, что на смену ушедшей в декретный отпуск Татьяны Бескровной в детективном агентстве Земцовой появился не менее ценный работник Василий Китаев. С его приходом в агентстве произошли определенные преобразования: в помещении офиса был сделан небольшой ремонт, в результате которого один из пустующих кабинетов переоборудовали в небольшую, но очень удобную кухню, где Василий, прирожденный повар, готовил еду для своих новых друзей. В отличие от Крымова и Шубина он не курил, и все то время, что его коллеги проводили, размышляя, за курением, Василий стоял за плитой.

В тот осенний промозглый день, когда Шубин с Крымовым спали, запершись, в своих кабинетах, а Василий готовил на кухне мясной рулет, в агентстве раздался звонок. Василий, убавив огонь в духовке, пошел открывать. На пороге стояла девушка в черном пальто, мокрая, с порозовевшим от холода лицом и пахнувшая осенними листьями.

– Это агентство Земцовой? – спросила она, стуча зубами.

– Вы что, пешком пришли?

– На такси приехала…

– Там наверняка теплый салон…

– Это нервы, – развела она руками. – Вы – Крымов?

– Нет, моя фамилия Китаев, но я не хуже Крымова, поверьте. Проходите, у нас вы согреетесь… У вас что-то стряслось? – Он уже за руку вел ее в приемную. Девушка послушно следовала за ним. Рука у нее была ледяной. Он помог ей раздеться. Она осталась в вязаном черном платье, облегающем ее тонкое стройное тело.

– Да, у меня беда… Вообще-то я из Питера прилетела. Моего дядю отравили. В прокуратуре все считают, что он покончил жизнь самоубийством, но это не так. Мой дядя никогда бы не ушел из жизни сам. Я очень хорошо его знала… Но как я жалею о том, что редко звонила ему, только писала… Да и что такое электронные письма по сравнению с телефонным разговором, когда слышишь голос человека, по которому скучаешь и которого любишь…

В приемной было очень тихо. И Василий, чтобы не разбудить крепко спящих Крымова и Шубина, сел за стол и, нажав незаметно для посетительницы кнопку под столешницей (включил микрофон мощного диктофона), попросил ее назвать свое имя.

– Наташа. Меня зовут Наташа. Вернее, Наталья Ефимовна Маркова. Убили моего дядю, родного брата моего отца, Юлия Маркова. Отравили у него в квартире. Я предполагаю, что это сделала его жена, точнее, сожительница по имени Лариса.

– Откуда вам стало известно о смерти вашего родственника?

– Мне позвонили из милиции. Видимо, нашли мой телефон в его записной книжке. Я как-то видела эту записную книжку, и мое имя было написано на листке, помеченном буквой М. Обычное дело. Он Марков, я – тоже Маркова. Мой отец умер семь лет назад, моя мама вышла замуж и сейчас живет за границей под другой фамилией. Тем, кто шарил в доме моего дяди после его смерти, было легко найти в записной книжке единственного человека, носящего фамилию убитого, то есть меня.

– Вы так выразились: «шарил»…

– В квартире все перевернуто вверх дном… Я так и не поняла, это дело рук убийцы или работников правоохранительных органов. Знаете, столько негативного показывают про них по телевизору, столько всякой мерзости пишут, что поневоле будешь воспринимать их… Думаю, вы меня поняли…

Девушке было на вид чуть больше двадцати. Китаев любопытства ради поинтересовался возрастом посетительницы.

– Я просто выгляжу так молодо, на самом деле мне тридцать один год. Знаете, у меня очень спокойная работа, я вышиваю на дому…

– Какая необычная в наше время профессия.

– На самом деле у меня много профессий, я филолог и музыкант, педагог, знаю несколько языков, но занимаюсь вышивкой, потому что за это хорошо платят.

– И что же вы вышиваете? Кто ваши клиенты?

– Самые разные. Я вышиваю постельное белье, нижнее… Ручная работа очень дорого стоит. У меня есть клиентки за границей, моя мама помогает мне в этом… Но разве это имеет какое-нибудь отношение к тому, что произошло с моим дядей?

– Когда с вашим дядей случилось это несчастье?

– В прокуратуре мне сказали, что он умер около девяти вечера 23 октября, то есть позавчера…

– А вы, Наталья Ефимовна…

– Можно просто Наташа.

– А вы, Наташа, где были 23 октября около девяти часов вечера?

– Понятное дело, где, в Питере! С девятнадцати часов до двадцати двух я была на дне рождения у своей подруги Кати Мещеряковой, и у меня есть свидетели… много свидетелей.

– У вашего дяди были деньги, квартира, имущество, которое он мог бы завещать?..

– Моему дяде было сорок пять лет, он никогда не был официально женат, но последние года два жил с женщиной, как я уже сказала, Ларисой… Так вот, я думаю, что, если у него что и было, помимо его трехкомнатной квартиры, доставшейся ему еще от отца, то есть от моего деда, то он мог завещать это либо мне, либо той женщине, с которой жил… Но я пришла к вам не из-за наследства, дядя не был миллионером, он последние десять лет работал в музыкальном магазине… Я бы хотела узнать, кто и за что убил его.

– Ваше желание будет стоить вам денег.

– У меня есть деньги. И это лишь подтвердит мои слова – мне ничего не надо было от дяди в материальном плане… Я его любила, как единственного человека, очень мне напоминавшего моего отца. Они были удивительно похожи. Разница в возрасте у них шесть лет, но все равно, они были очень похожи.

– Вы говорите, что ваш дядя был отравлен? Хотя по официальной версии он покончил с собой?

– Да, его нашли мертвым на полу в гостиной. Рядом на ковре лежал стакан с остатками красного вина, в котором был обнаружен сильный яд. Стакан даже не разбился…

– Ваш дядя пил?

– Нет, что вы! Он был очень порядочным, скромным, непьющим человеком. Хотя иногда и мог выпить бокал вина, как и все нормальные люди. Но не злоупотреблял, можете спросить у кого угодно…

– А что говорит о нем его жена, вернее та женщина, которую вы считаете его женой?

– Ее нет. Она исчезла. Прихватила все дорогие вещи, шубу норковую, палантин, еще кое-что… и исчезла. Собственно, я пришла, чтобы вы доказали, что моего дядю убила именно она. Больше некому. Думаю, дядя оставил завещание на ее имя, и она, чтобы не дожидаться его смерти…

– Разве он был стар?

– Нет, говорю же, ему было сорок пять лет. Ну, понимаете, как-то все странно… Его отравили, ограбили, в квартире все вверх дном, а она исчезла…

– Вы думаете, что она так глупа, чтобы, убив вашего дядю, сделать все возможное, чтобы навлечь на себя подозрение?

– Она, напротив, очень умна, раз так сделала… Чтобы на нее не подумали…

– Но зачем же ей тогда было исчезать?

– Не знаю… – Наталья вдруг замолчала. Она сидела с задумчивым видом перед Василием и чертила пальцем по столу круги. У нее был вид человека, уставшего говорить или даже потерявшего интерес к тому, что происходило вокруг. Глаза ее уставились в одну точку. Она тяжело вздохнула.

– Хотите кофе? – спросил Василий.

– Хочу. Знаете, я вообще-то ничего не понимаю во всей этой истории. Я нахожусь еще под впечатлением того, что увидела в морге. Зашла не в то помещение, где находилось тело моего дяди, а в комнату, где лежало много трупов… мужских, женских… Мне там стало плохо. Еще бы немного, и я бы пополнила список умерших и попавших в этот морг сегодня, двадцать пятого октября… Жуткая история… Понимаете…

Она встала и пошла следом за Василием в кухню, села в маленькое кресло, стоящее в самом углу, и машинально взяла со стола ломтик ржаного хлеба, оставшийся там еще с завтрака.

– …Понимаете, там, в Питере, я так хорошо жила последние годы, после того, как разошлась с мужем. Он оказался негодяем, изменял мне и не давал денег… Так вот, я разошлась с ним и вздохнула с облегчением. Стала сама зарабатывать себе на жизнь, успокоилась, даже поправилась на три килограмма… – Она выпрямилась в кресле, такая тоненькая, стройная, и похлопала себя по плоскому животу, словно демонстрируя, как она растолстела. – Сижу себе целыми днями и вышиваю, смотрю телевизор, слушаю музыку, изредка отвечаю на телефонные звонки подружек… Знаете, меня такая жизнь устраивает… Так вот, у меня было все хорошо и, главное, спокойно. Деньги я тратила в основном на поездки, то в Турцию поеду, то в Испанию… Конечно, – она доела хлеб и отряхнула крошки, – скучновато одной ездить, но это лучше, чем сидеть вечерами на кухне и вздрагивать от каждого звука, ожидая возвращения мужа. Я боялась его, вот так… Одним словом, я в последнее время жила спокойно. И тут – на тебе! Дядю убили. Я сразу поняла, что это убийство, еще когда только услышала про яд. Нет, дядя на это не способен. Но вот кому понадобилось убивать такого тихого и скромного человека – ума не приложу. Я приехала сюда не только для того, чтобы похоронить его и привести в порядок все документы, связанные с наследством, то есть принять наследство, но и узнать, кто же убил его… Убийца должен быть наказан. Она должна сидеть в тюрьме.

– Вы снова про его жену?

– Больше некому. Так вы возьметесь за это дело?

– Пять тысяч евро, – не моргнув глазом назвал свою цену Китаев, уверенный в том, что посетительница, услышав эту сумму, развернется и тотчас укатит к себе в Питер.

– Три, – невозмутимо принялась она торговаться. – Пять – это слишком, да вы и сами это знаете. Тысячу сейчас, остальные две тысячи я дам вам, когда вы назовете имя убийцы… По рукам?

– По рукам.

Василий снял с огня турку и разлил кофе по чашкам.

– Вам с сахаром?

– Да. И с сахаром, и с молоком. И с хлебом, что-то я проголодалась…

– Тогда, может, подождете, когда будет готов мясной рулет? Минут пятнадцать еще…

– Вы что, повар? Это я распиналась перед поваром? – Она вдруг расхохоталась. – Вот умора!