– Вот сука, ну и живучий! – бормотал Савелий Мерзлов, наливая из двухлитровой бутылки в высокий стакан виски. – Ну и живуч! Как тот кот помойный, ему хвост отрубят, с крыши на асфальт сбросят, он еще под колеса машины угодит и после всего этого бегает. Да, живуч, гаденыш! Ну, ничего, и на тебя найдем управу, угомонишься наконец-то.
Деньги, которые Савелий Борисович Мерзлов давным-давно задолжал Сергею Дорогину, он отдавать не собирался. Мерзлов со стаканом в руке и с зажженной сигаретой расхаживал по большому грязному кабинету, заставленному черт знает какой мебелью. Ходил по грязному, вытоптанному ковру, сбивая пепел с сигареты прямо себе под ноги. Столы, компьютер, кресло – все было завалено бумагами, коробками с пестрыми надписями.
«Живуч, живуч, каскадер долбанный, будь ты неладен! Свалился же ты снова на мою голову. Мы уже тебя, гада, давным-давно похоронили, а оказывается нет, жив пока. Ну, ничего, допрыгаешься, доиграешься. С Мерзлова решил деньги сорвать. Да если бы сейчас воскресли мой отец вместе с матерью пришли ко мне в контору и сказали: «Савва, Савва, нам есть нечего, дай денег», так я бы даже им не дал. А тебе, каскадер долбанный, я и не подумаю отдавать».
Долг был немалым, – пятнадцать тысяч долларов задолжал Савелий Борисович Мерзлов Сергею Дорогину, задолжал давно. И если бы Мерзлов был порядочным человеком, хотя бы на йоту, то он бы прекрасно понимал, что за четыре года эта сумма должна была по крайней мере удвоиться, а то и утроиться. Ведь он брал деньги у Дорогина под проценты, твердо обещая отдать все до последнего цента. Но Мерзлов поступал так всегда: брал деньги в долг, а затем не отдавал.
За последние четыре года, которые он не виделся с Дорогиным, дела его пошли в гору. В общем, сумма в тридцать тысяч долларов для него была не очень большой, ведь Савелий Мерзлов мог проиграть в карты за ночь десять, а то и пятнадцать тысяч. Но одно дело оставить деньги на столе, оставить тем, кто выиграл, тем кому повезло больше, и совсем другое отдать заимодавцу-неудачнику. Тут уж Мерзлов не мог пересилить себя. Он скрежетал своими вставными челюстями, кривил тонкие губы и сплевывал на пол, делая глоток за глотком, поглощая сорокатрехградусную золотистую жидкость.
– Фу, какая мерзость! – сплюнув после очередной порции виски, пробормотал Мерзлов, пригладил редкие волосы на крупной голове. – Что б ты сдох, каскадер долбанный! – в который раз как заклинание повторил одну и ту же фразу Мерзлов.
Затем подбежал к телефону, нервно сорвал трубку и принялся вдавливать клавиши.
– Ну, ну, ну, – говорил он, подгоняя самого себя.
Телефон не отвечал. Тогда Савелий Борисович выскочил из кабинета в комнату поменьше.
– Эй, слушай, – зло крикнул он своей секретарше, та сидела за столом, заложив ногу за ногу и хохотала, слушая очередной пошлый анекдот, который рассказывал водитель Мерзлова.
Тот, увидев шефа, смолк.
– Соедини меня с Бирюковским. Набирай, пока не ответит. Он должен быть на месте. А ты никуда не уходи, сиди тут.
– Что, куда-нибудь едем? – осведомился водитель.
– Едем, не едем, не твое дело. Места своего держись.
Хлопнув дверью, Мерзлов вновь скрылся в своем кабинете.
«И когда в конце концов у меня здесь порядок будет? Грязь несусветная, коробки, ящики, бутылки. Надоело, не могу все это видеть».
Он зло ударил ногой по ящику с сигаретами. Тот раскрылся, перевернулся, покатился, содержимое высыпалось на пол. Прямо по пачкам Мерзлов буквально побежал к письменному столу.
«Где же этот козел, мудак? Должен же сидеть на месте. Когда не надо, он всегда держит задницу в кожаном кресле, бумажки читает. А тут, когда вопрос надо решить, ему не дозвониться!»
Савелий Мерзлов еще налил виски, налил почти половину стакана и, сделав несколько глотков, плюхнулся в кресло. Он был невысокий, широкоплечий. Очки в тонкой золотой оправе абсолютно не гармонировали с его грубым мясистым лицом, одутловатым, землистого цвета и с розовым большим носом. Маленькие мутные глазки поблескивали под стеклами.
«Вот незадача. Думал, все сложится хорошо, а тут, на тебе… И говорила же мне жена, что по гороскопу именно на сегодняшний день, именно на двадцать третье сентября мне придется рассчитываться с кредиторами. Вот уж угадала, как в воду смотрела. Дура жирная, свинья! Накаркала!»
Ни жену, ни детей Савелий не любил. И вообще, он на этом свете не любил никого. Даже самого себя и то презирал.
Наконец ярко вспыхнула лампочка на пульте большого телефонного аппарата, и раздался гудок.
Мерзлов схватил трубку:
– Алло, алло! – буркнул он в микрофон.
– Бирюковский говорить с вами будет, – прочирикала секретарша.
– Савелий, я как узнал, что ты меня ищешь, сразу же все бросил.
– А, ты? Вечно тебя где-то носит.
– Собрание акционеров, я сказал, чтобы меня не беспокоили, пока не кончится.
– А меня не колышит, Лева, что там у тебя было – собрание акционеров, онанистов, мудаков, коммунистов – не колышет.
– Что стряслось? – прозвучал из трубки вопрос. – Ты что, опять в дрезину нажрался?
– Да нет, я почти трезвый. А вот у тебя проблемы могут быть. Уже начинаются.
– У меня проблемы? – взволнованным голосом спросил Лев Данилович Бирюковский.
– Да, да, Лева, у тебя.
– Ну, и что же это за проблемы?
Услышав голос своего партнера, сумев с ним связаться, Мерзлов немного успокоился, пришел в себя и, поудобнее устроившись в кресле, вытряхнул из пачки сигарету, закурил, и сопя в трубку, принялся объясняться.
– Хороших новостей у меня для тебя, Лева, нет. А плохих сразу несколько.
– Ну, давай, давай, что ты тянешь, Мерзлов, говори! Вечно ты напустишь туману.
– Какой на хрен туман, тут такое…
– Какое такое? ФСБ на тебя наехала или налоговая инспекция прижала, что стряслось?
– Налоговая инспекция. ФСБ!.. С этими я разобрался бы, даже не ставя тебя в известность, не засоряя словами телефонную линию.
– Тогда что, жена с другим переспала?
– Пусть бы она хоть со всей Москвой переспала, мне это до задницы, ей за мной в этом вопросе не угнаться.
– Тогда что, война началась?
– Не шути так, Лева, дело серьезное.
– Так не тяни кота за хвост, говори дело.
– Каскадер объявился, – выдавил из себя Савелий Мерзлов. Ты меня слышишь, Лева, каскадер объявился.
В трубке воцарилось молчание. Затем тяжелый вздох и сопение.
– Как объявился? Мы же деньги заплатили! Я лично заплатил, чтобы он больше не шлялся по приличным людям.
– Ты заплатил, я заплатил, а он объявился, живой и здоровый.
– Ты его видел?
– Нет, не видел, но зато слышал. Слышал так же хорошо, как и тебя.
– И что ты думаешь делать? – задал довольно-таки глупый вопрос Бирюковский.
– Как это что? Исправлять ошибки надо.
– Я у тебя конкретно спрашиваю.
– Ах, конкретно. А что ты собираешься делать?
В трубке опять послышалось натужное сопение, словно бы из продырявленного баллона выходил воздух.
– Да не сопи ты, как паровоз, говори.
– А что тут скажешь?
– Ты ему много торчишь? – задал вопрос Мерзлов.
– Ну, раза в два или три больше тебя, это если без процентов.
– Тогда тебе и принимать решение. Я уже принял один раз, – Мерзлов подвинул к себе стакан, сделал один большой глоток виски и тут же закашлялся прямо в трубку.
– Хватит пить, – сказал Бирюковский, сказал так, словно бы они находились в одном помещении, будто бы он сидел напротив Мерзлова.
– Допинг, допинг, Лева, нервы сдают.
– Не волнуйся, – уже более спокойным голосом сказал Бирюковский, – с ним мы разберемся.
– Ну, ну, мы уже пробовали с ним разобраться, а он как кот помойный, ничто его не берет. Вилами его коли, кирпичом бей, а ему хоть бы что.
– Про кота это ты хорошо придумал. Люди у тебя есть?
– Какие люди? – спросил Мерзлов.
– Твои, которые как пионеры – всегда готовы.
– Конечно есть, куда же им деться, я плачу деньги, они при мне.
– Я тебе оплачу половину расходов, только пусть не ходит.
– Не понял, – сказал Мерзлов.
Хотя все он прекрасно понял. Подобная мысль, подобное решение проблемы было и у него в уме, но он до поры до времени боялся произнести эти слова. А вот Лев Бирюковский не испугался и произнес.
– Да, да, Савелий, нет человека и нет проблемы.
– Это ты хорошо говоришь. И вообще, хорошо тебе говорить.
– Да не очень, ведь сразу же после тебя он ко мне придет.
– Конечно, придет, Лева, и тогда мало тебе не покажется. А если ему еще кто-нибудь шепнет о том, как ты ему удружил и какие услуги оказал…
– Хватит, хватит, – быстро заговорил в трубку Бирюковский, – ты еще вспомни, что сто лет назад было.
– Причем тут сто лет, я говорю о недавнем прошлом, о твоем, моем, его…
– Хватит, ударился в воспоминания. Если ты разберешься с ним, то после, считай, что ты мне, Мерзлов, ничего не должен.
– Маловато будет, маловато, – сказал Савелий в трубку, сказал нагло и громко.
– Что? Маловато? Да я тебя, Мерзлов.
– Ладно, Лева, успокойся, не гони волну. Мы же с тобой партнеры, так сказать.
– Партнеры, партнеры, – пробурчал Бирюковский и выругался прямо в трубку.
– Вот видишь, значит, правду я говорю. В общем, ты меня понял.
– Да, понял, понял, чего же здесь не понять.
– Тогда сразу же позвонишь, мой номер ты знаешь.
– Хорошо, позвоню.
– А расписочку ты порвешь.
– Порву, порву прямо на глазах, не сомневайся.
– А я и не сомневаюсь.
Савелий Мерзлов, довольный собой, положил трубку и быстро прошелся по кабинету, наступая на рассыпанные пачки сигарет. Они хрустели целлофаном под подошвами башмаков, Мерзлов отбрасывал их в сторону так, будто бы это был ничего не стоящий мусор. Он еще минут пятнадцать ходил по кабинету от стены к стене, размышляя о том, как все лучше устроить.
Наконец решился, открыл дверь в приемную.
Его секретарша тут же загасила сигарету, а шофер повернул коротко стриженую голову с крепким затылком и посмотрел на хозяина, готовый тут же броситься выполнять любое его желание.
– Где сейчас ребята?
– А кто нужен, Савелий Борисович?
Мерзлов назвал несколько имен.
– Думаю, на месте, на складе.
– Позови сюда и скажи, чтобы пришли быстрее, у меня для них есть работа.
– Будет сделано, – вскакивая с мягкого кресла, ответил водитель и бросился выполнять приказание.
Он дошел до лифта, резко вдавил кнопку и стал ждать когда кабина спустится с двенадцатого этажа на седьмой. Лифт подъехал, створки дверей разошлись, водитель шагнул вовнутрь кабины прямо к своему отражению, чуть не столкнувшись с ним нос к носу. Сам себе подмигнул и поправил ворот кожанки. На его шее поблескивала золотая цепочка, подарок хозяина ко дню рождения.
Лифт пополз вниз.
А Мерзлов вытащил из кармана связку ключей на длинной серебряной цепочке с дурацким брелоком в виде черепа, открыл сейф, не глядя запустил туда руку, и вытащил пачку долларов. Мерзлов знал наверняка, в этой пачке, перетянутой черной аптечной резинкой, ровно десять тысяч. Можешь хоть двадцать раз считать, денег не прибавится и не убавится. Он подержал ее в руке, подержал так, как рыбак держит рыбу, не желая ее отпускать.
О проекте
О подписке