Благодарю ветеранов российского спецназа и бойцов сибирского СК «Десантно-штурмовая мобильная группа» за консультации, оказанные мне при написании боевых сцен и, в особенности, кульминационного сражения.

Отдельная благодарность Лизхен Амелиной и Анне Черновой за создание карты «Фоертурма».

Спасибо Владимиру Удалову за внимательность, положительную въедливость и замечания, после которых тексты становятся чище и технически-вернее.

Нью-Йорк
17 декабря 2068 года
10-30

В какие бы уголки мира не забросила его очередная командировка, которым он отдавал себя без остатка, больше всего на свете Мартин Данст любил возвращаться домой. Возможно, сложись жизнь по-другому, он бы с удовольствием променял мрачный термитник на тихую мансарду у самого берега Сены. На запах круасанов и благочинных соседей.

Но иначе не сложилось. А потому оставалось ценить то, что имел.

Даже если объектом обожания являлись двадцать три этажа темно-серой, ободранной ветром и химическими дождями глыбы пенобетона на пересечении Фостер и Кони-Айленд. Не самого дорогого многоквартирника, но и не самого дешевого. В точности соответствующего потребностям. С сотнями одинаковых, конвейером штампованных квартир и тысячами столь же схожих бруклинитов – серых, бесцветных людей, нагруженных заботами и бытовыми проблемами глобальной важности.

Обитатели, как и место обитания, всецело отвечали нуждам Мартина.

Работяги с пищевых фабрик, вкалывающие с восьми до пяти, а затем проплавляющие мозги в сферах «Менгджинг» – самых дешевых шлемах инфоспатиума. Матери-одиночки, едва выживающие на пособие, но умудряющиеся каждый вечер нагрузиться соевым элем. Разорившиеся клерки, еще не потерявшие надежд вернуться на самый верх. Механики, вечерами украдкой перебивающие номера на деталях ворованных соратобу. Депрессивные потомки семейств, тридцать лет назад гордо заселивших реконструированный район. Мигранты. Будущие самоубийцы, жулики, толкачи и бегунки. Начинающие суррогатные матери, только вступившие на путь превращения в ходячее производство. Торговцы нелегальным софтом или пенсионеры, безжалостно выброшенные детьми на обочину жизни. Среди них едва ли нашелся бы еще хоть один, любящий возвращаться в термитник так же, как это любил делать Данст…

Вынужденный держаться границ легенды, он часто задумывался, каким соседи воспринимают его самого. Молодого брюнета, не перенесшего ни одной пластической операции. Энергичного и улыбчивого корпоративного фельдъегеря, половину жизни проводящего в разъездах. Одевающегося со вкусом, но просто и отнюдь не богато. Регулярно посещающего, судя по фигуре, спортивный зал. Всегда гладко выбритого, аккуратного и педантичного; вежливого с окружающими, но не дающего себя задирать ни шпане, ни уличным бандитам. Готового прийти на подмогу престарелым соседкам и вдовам, но никогда не позволяющего себе лишнего…

Осмотревшись, Мартин миновал пустой холл западного блока. Медленно, осторожно.

Не заметил ничего нового, за исключением еще одного слоя настенной живописи, теперь перебравшейся и на матовые двери лифта. Осторожно поставил на битый кафельный пол объемные спортивные сумки, утопил разболтанную кнопку вызова. Улыбнулся, услышав знакомое дребезжание и стон. Улыбнулся еще раз, задумавшись о том, что действительно полюбил эту «пустынную келью, где пылает камин».

Сколько в точности его не было? Девятнадцать дней? Мартин заранее представил себе трогательную реакцию миссис Биллингс, живущей в квартире напротив.

– Милый Мартин, как же долго тебя не было! – скажет она, складывая ладони, будто для молитвы. – Мы все так соскучились! Проклятые, да простит меня Господь-Объединяющий за злобу, Квезада опять взялись водить к себе чужаков… Полагаю, они снова торгуют запрещенным…

Последнее слово, наверняка, будет произнесено с придыханием и многозначительным поднятием бровей.

Лифт гудел в недрах шахты, мерно отсчитывая этажи и приближаясь.

Мартин снял утепленную кепку с неизменным логотипом «Нью-Йорк Янкиз», провел пятерней по коротким темным волосам, сунул головной убор в карман куртки. Нагнулся, намереваясь поднять сумки, но в этот момент зашипела внешняя дверь термитника. С характерным скрипом отползла в сторону, впуская в пустынный холл волну морозного воздуха, пронзительные звуки далеких автомобильных сирен, тяжелый запах зимнего смога и ворчливый темнокожий вихрь вдовы Айо Тунде.

– Однако! – с порога протянула еще одна из соседок Мартина.

Несмотря на то, что впервые посетить аэропорт Джона Кеннеди крохотная Тунде смогла еще в начале века, нигерийский акцент не затерся, превратив слово в «онаакоу». Эхо щелкнуло по плиткам пола, большинства которых не хватало, ударилось в стены и вернулось к дверям.

Старуха суетливо пересекла холл, останавливаясь рядом с Мартином. Словно неусидчивого ребенка, перехватила на локте пакет из разлагаемой пленки; внутри глухо брякнули консервные банки. Невысокая, седая и темная, с глубоко-запавшими глазами, мистресс Тунде выглядела болезненно и сухо, что совсем не вязалось с ее неугомонным характером и умением совать нос в чужие дела.

Она наизусть знала всех, кто живет в доме. Знала их родню. И дальнюю – тоже. Знала привычки, музыкальные предпочтения, долги за коммунальные услуги, любимую марку виски и количество часов налета на соратобу. Иногда Данст думал, что женщины, подобные ей, автоматически прилагаются к любому многоквартирному дому, словно подвальные крысы или протекающая кровля.

– Как поживаете, мистресс Тунде? – натянув дежурную улыбку, поинтересовался Мартин.

Конечно, первой после возвращения он бы предпочел встретить милую миниатюрную Нину, живущую на двенадцатом. На худой конец – Роберта Эшли, с которым иногда пропускал по кукурузному пиву, несколько раз ходил на бейсбол или смотрел матчи по телевизору. Однако силы, отвечающие за его благополучное возвращение с Филиппин, распорядились иначе.

– Юный Мартин Данст… – Покачав головой, женщина протянула тонкую левую руку, неожиданно крепко сжав его локоть. – Я рада твоему возвращению, мальчик! Особенно сейчас. – Она прищурилась, будто готовилась отчитать нашкодившего школьника. – Ты ведь помнишь, что завтра я снова пойду собирать средства на восстановление забора вокруг детской площадки?

Английский пожилой соседки, равно как и ее католингво, грешил рычащим и протяжным акцентом, превращая любой комплимент в рокочущее предостережение.

– Разумеется, мистресс Тунде.

– Тогда отложи еще пару зеленых, молодой Мартин, – назидательно посоветовала она, продолжая растягивать слова и глотать целые слоги. – Система отопления готова лопнуть, как переполненный аппендикс. Добивает лишь до семнадцатого, выше люди замерзают в собственных постелях. Я этого так не оставлю, мальчик. Особенно с учетом обещанного похолодания. Поверь, такого января Большое Яблоко не видело с пятьдесят шестого…

– Непременно отложу, мистресс Тунде, – кивнул Данст, продолжая улыбаться.

Забросив одну сумку на плечо, он перехватил вторую той же рукой, свободной забирая у старухи пакет. Та хмыкнула, кивнула, а затем мелко похлопала его по плечу – вышло почти по лопатке, но выше Айо Тунде не дотягивалась.

– Ты хороший молодой человек, юный Мартин…

Лифт распахнул створки, выдохнув в лицо запахи мочи и синтетической марихуаны. Мартин чуть отступил, пропуская соседку внутрь.

– Любезен, как пришелец из прошлого, молодой Данст, – мистресс Тунде сухо раскашлялась в коротком приступе смеха, осматривая его с ног до головы, будто искала изъян. – Галантен и силен, только подумай…

– Мистресс Тунде, вы опять меня смущаете. – Мартин опустил глаза, умудрившись пожать плечами и при этом не уронить тяжелую сумку. – Неужели старомодность стала недостатком?

– Отчего же? – вопросом на вопрос ответила она, привставая на цыпочки и нажимая кнопки нужных этажей. – За такой старомодностью молоденькие девушки охотятся уже лет двести… Редкий товар. Поверь, я знаю, о чем толкую… – Она снова раскашлялась в лающем смехе. – Юный Мартин, немедленно отвечай старой Айо, какого беса ты до сих пор не обзавелся спутницей жизни?

Ее карие глаза внимательно буравили, не позволяя отвернуться. Мартин, в душе забавлявшийся этой ритуальной игрой, теперь улыбнулся по-настоящему.

– Вы все хорошо понимаете, мистресс Тунде. – Он покосился на сумки, еще отмеченные багажными бирками. – Моя работа. Причем из числа тех, что не бросают по прихоти… А когда бываешь дома не больше пяти месяцев в году, найти понимающую жену становится почти невозможно…

– Ох, юный Данст! – Старуха прищурилась, грозя ему костлявым пальцем цвета свежего кофе. – Сдается мне, ты просто бездельник, избегающий ответственности и маленьких спиногрызов!

– Мистресс Тунде… – с укором протянул Мартин, но та уже меняла тему. Лифт постанывал и неспешно полз вверх.

– Как прошла поездка? – Она мотнула подбородком, призывая выкладывать правду, и ничего кроме правды. – Уже стал настоящим феромимом?

– Нет, мистресс Тунде, не стал. И не стану, специфики наших работ несколько различны. А еще вам хорошо известно, что я не жалую неохумовскую братию и не позволю совать в свою черепушку что-то чужеродное.

– Знаю-знаю… Значит, опять плясал под дудку очередного богача, не доверяющего традиционной почте?

– В самую точку, мистресс Тунде, – покорно склонил голову Данст, потешаясь, что почти не лжет. – Банкир из Старого Города. Естественно, параноик. Естественно, не доверяющий ни инфоспатиуму, ни даже, представьте себе, профессиональным имплициторам.

– Когда-нибудь, молодой Мартин, ты допрыгаешься! – Айо Тунде неодобрительно покачала головой. – Кто знает, что хранится в конвертах, которые ты возишь? Любовная переписка, за которую можно схлопотать пулю? Деловые секреты?

– Вообще-то, мистресс Тунде, за этот риск мне и платят, – миролюбиво подмигнул Мартин. – И пока на счету водится пара лишних баксов на ремонт системы отопления, я не перестану колесить по миру.

– Никчемная работа, юный шалопай, – хмыкнув, Айо поставила в споре точку и скрестила на груди тощие руки. – Работать на тех, кто бесится с жиру и платит огромные деньги за перевозку какого-то письма! Тьфу. Уймись, наконец. Найти нормальную работу и жену…

– Непременно, мистресс Тунде, – честно сознался Данст. – Но пока меня кормит именно эта никчемная работа. А что уж именно решил доставить клиент, будь-то бейсбольная карточка, договор или редкая марка, меня не касается. Вы когда-нибудь задумывались, что ни инфоспатиум, ни имплицитор не способны донести до адресата письмо с тонким ароматом духов, выведенное женской рукой?

– Глупости… – пробормотала она, но развивать мысль прекратила. – И где же тебя, молодой Данст, носило на этот раз?

– Филиппины.

– О! – мистресс Тунде покосилась на него снизу вверх, и в глазах мелькнула тень зависти. – Было жарко?

– Весьма жарко, – сознался Мартин, удержавшись от невеселого вздоха. – Вам помочь с пакетом?

Лифт остановился, на разбитом цифровом табло вспыхнула цифра 15.

– Справлюсь. – Айо забрала у него продукты, отодвигаясь от дверей.

– Доброго дня, мистресс Тунде.

– И тебе не болеть, юный Данст…

Кабина понесла темнокожую старуху вверх, на восемнадцатый, куда почти не добивал напор горячей воды в радиаторах отопления. Хмыкнув, Мартин наконец-то глубоко вздохнул, невольно представив, каково в свое время жилось на свете мистеру Тунде…

Осмотревшись, мужчина двинулся по широкому коридору, прислушиваясь и внимательно разглядывая ряды одинаковых светло-зеленых дверей. Из-за одной неслась музыка. Где-то сам с собой разглагольствовал мужчина. Где-то мать отчитывала ребенка. Рабочие утренних смен уже укатили на монорельсе на предприятия или в порт. Рабочие ночных отсыпались, погрузившись в тревожные сны.

На секунду задержавшись возле новой картины местных графитистов, занимающей площадь трех дверей и внушительного куска стены, Мартин подошел к своей квартире.

Подступил к островку уюта, едва вмещавшему пятьсот сорок квадратных футов площади. К берлоге, становящейся его прибежищем в дни, когда он жил лишь отчасти, ожидая нового заказа в анабиозной неге. Мартин облизнул губы, предвкушая вкус суррогатного кофе из автоповара на тесной кухне.

Опустил тяжелые сумки на пол, сунул руку в карман куртки.

Невольно взглянул направо. Там, в конце длинного общего коридора находилось мутное, никогда не мытое узкое окно, выводящее на Фостер-Авеню. Нью-Йорк, со всей его суетливостью, мелочностью и раздражительностью, давно пробудился и ворчал, гудел, ревел, приготовившись зарабатывать, воровать, убивать и обманывать.

Нет, наверняка где-то еще и создавали, творили, изобретали.

Но лишь для того, чтобы тут же украсть, убить или заработать.

Приготовившись чиркнуть ключ-карточкой личного доступа по электронному замку, Мартин насторожился, почувствовав на спине пристальный взгляд. Медленно обернулся, помахав в крохотную скрытую камеру, которыми его соседка напротив буквально напичкала подступы к квартире.

Лязгнув десятком засовов, дверь миссис Биллингс приоткрылась. Старуха – упитанная, круглолицая, представлявшая полную противоположность Айо Тунде, – показалась в проеме. Одетая в домашний халат неопределенного цвета, она выглянула наружу, недовольно оглядывая пустой коридор.

– Доброе утро, миссис Биллингс, – Мартин склонил голову.

– Ох, милый Мартин, доброе утро! – она улыбнулась одними губами, фальшиво и вымучено. – С приездом? – Ее серые глаза, будто сканеры, изучали увесистые сумки, словно хотели сквозь плотную ткань узнать, что же внутри. – Только что приехал? Это хорошо, Мартин, очень хорошо! Уж и не знаю, кого просить, кроме Господа-Объединяющего, чтобы приструнить этих несносных Квезада! К ним постоянно шастают какие-то подозрительные типы! Причем допоздна!

Последнее слово было произнесено тоном заговорщика.

– Они совершенно не дают спать нормальным людям! А еще невыносимая старуха Тунде скоро пойдет собирать деньги. Якобы на ремонт системы отопления. Но я-то знаю, что на самом деле она тратит их на…

– Я уже встретил мистресс Тунде, – вежливо, но решительно прервал ее Данст.

– Но Квезада…

– Я обязательно переговорю с Мигелем. При первой же возможности.

– Это хорошо, – безрадостно констатировала она, поджимая пухлые губы. – Когда тебя нет, этот дом превращается в сущий бедлам!

– Я вернулся, – негромко отметил он. – Как самочувствие Чаки?

Старуха обреченно прижала ладонь к щеке. Мало кто в доме не знал, что большую часть пенсионного пособия женщина тратит на лечение своей невыносимой псины, чья генно-селектическая конструкция дала сбой еще при рождении.

– У бедняжки снова начались головные боли… Ночами он никак не может заснуть. А когда Квезада открывают свои двери для не пойми какого сброда, и вовсе сходит с ума от собственного лая… – Она понизила голос, наклоняясь вперед, но не спеша переступать порог квартиры. – Знаешь, Мартин, я недавно узнала…

– Это голос Чаки? – осторожным, но давно отточенным приемом перебил ее тот, внимательно вслушиваясь в царящую вокруг тишину. – Мне показалось, я слышал визг…

Лицо миссис Биллингс исказилось, словно ей сообщили о гибели сына. Охнув, она отпрянула и побледнела.

– Не слышу… Господь-Объединяющий, почему я его не слышу? Ох, прости, Мартин, я бы поболтала, но, кажется, пора кормить Чаки пророщенной соей. Знаешь, ученые недавно выяснили, что линолевая кислота способна укрепить генетическую решетку хворающих селекто-питомцев… Еще раз с приездом, сосед! – Она потянула створку, готовясь закрыть. – И не забудь про обещание разобраться с этим тупоголовым Мигелем! А еще сходи-ка к врачу…

Мартин стер улыбку с лица. Утро определенно грозило не задаться. Но он был готов ко встрече с соседями, а потому не позволил дурному настроению взять верх.

К врачу… Кроме любви к подыхающей собаке-конструкту и букета фобических страхов, проросших на убеждении, что ее хотят ограбить, изнасиловать или убить, миссис Биллингс была соткана из нерушимой уверенности, что знает о людях абсолютно все. Например, старуха всерьез полагала, что такой видный и красивый мужчина, как Мартин Данст, при посещении экзотических стран не может не воспользоваться услугами эскорт-девушек. Следовательно, каждый раз привозит из какой-нибудь Малайзии что-нибудь смертоносное и малазийское, а выжил до сего дня лишь благодаря мудрым советам миссис Биллингс…

Данст вздохнул и поднес чип-карту к замку. Тяжкое бремя любимца старушек он нес с честью и терпением, достойным любого из апостолов Господа-Объединяющего.

Потому что так было нужно.

Мартин вплотную, чтобы не было заметно на системах наблюдения миссис Биллингс, приблизился к собственной двери и чиркнул ключом. Индикатор тут же ответил подмигиванием зеленой лампочки. Но Данст не торопился открывать.

Толкни он сейчас зеленую металлопластиковую створку и все престарелые мистресс серого термитника мгновенно испарятся в воздухе, позволив телестудиям и порталам инфоспатиума уже следующим утром разродиться сенсационными заголовками: «Неужели снова? Чудовищный взрыв обрушил многоквартирный жилой дом в центральном Бруклине!» или ««Исламский Корпус Очищения Запада» готов взять ответственность за гибель пятисот американцев».

Но Данст не хотел давать газетчикам такого шанса…

Достал из потайного кармана куртки плоский десятикнопочный пульт. Привычно прищелкнул его к невидимым, хорошо замаскированным пазам в верхней части двери…