...Над Бабьим Яром шелест диких трав.
Деревья смотрят грозно, по-судейски.
Все молча здесь кричит, и, шапку сняв,
я чувствую, как медленно седею.
И сам я, как сплошной беззвучный крик,
над тысячами тысяч погребенных.
Я — каждый здесь расстрелянный старик.
Я — каждый здесь расстрелянный ребенок...
(с) Евгений Евтушенко
Сколько их еще, ужасов войны, которые много лет были скрыты, похоронены молчанием? Сколько еще десятков, сотен тысяч людей, покоящихся в безымянных могилах, числятся в списках пропавших без вести? Сколько еще нужно человечеству предупреждений? Сколько напоминаний?
Эта книга о войне не такая, как многие другие. В ней мало красивого художественно вымысла, мало наступлений и контратак, почти нет партизан, героических медсестричек и прочих неотъемлемых атрибутов военного романа. Она написана местами корявым языком мальчишки-подростка, своими глазами видевшего ужасы Бабьего Яра и своими ушами слышавшего рассказы всеми правдами и неправдами вырвавшихся оттуда людей.
Сам автор говорит: "Все в этой книге - правда". Более того, правда неудобная. Недаром советская цензура перед первой публикацией оставила от романа рожки да ножки (автор подробно описывает попытки опубликовать книгу в предисловии). Но тем не менее этот роман-документ заставляет тебя своими глазами увидеть Киев 1941-1943 годов: дымящиеся развалины Хрещатика, здание гестапо на Владимирской, концентрационный лагерь в Дарнице, толпу людей, идущую навстречу своей смерти в Бабий Яр.
Можно говорить об этой книге много и долго. О мерзких людишках, которые выдавали немцам еврейских детей и раненых большевиков. О немцах, которые не получали удовольствия от войны. О шевелящейся человеческой массе на дне Яра, стонущей и плачущей. О людях, которые ели каштаны и грызли собственную кожаную обувь. О "Динамо", доблестно сыгравшем "Матч смерти". О простых киевлянах, прошедших, просуществовавших те несколько лет оккупации. И о тех, кто погиб, не дожив до Победы.
Но в голове постоянно пульсирует только одна мысль:
И неужели единственное, что люди в совершенстве освоили за всю историю, – это убивать?
И нестерпимо хочется подходить к людям на улице, встряхивать, смотреть им в глаза и спрашивать: "А ты помнишь? Помнишь? Помнишь?"
И хочется, чтобы никогда больше.
092/300