Рецензия Tarakosha на книгу — Анатолия Приставкина «Кукушата, или Жалобная песнь для успокоения сердца» — MyBook
image

Отзыв на книгу «Кукушата, или Жалобная песнь для успокоения сердца»

Tarakosha

Оценил книгу

Рождённые в года глухие,
Пути не помнят своего.
Мы - дети страшных лет России-
Забыть не в силах ничего.

А.А.Блок.

Кто читал Приставкина и знаком с его творчеством, тот знает, что главные герои его книг - дети, дети трудной и сложной судьбы. Дети, чьи родители были арестованы и репрессированы в 30-е годы 20 века.

Экскурс в историю...

С 1934 детей репрессированных передают в детские дома, часто с прочерком в графе "родители". В 1934 ВЦИК издает специальное Постановление "Об устройстве детей лиц, находящихся под стражей". По этому постановлению дети должны передаваться под опеку в детские заведения. Со второй половины 30-х гг. детские дома входили в систему городских учреждений народного образования, но сведения о детях репрессированных в детских домах до 1954 года надо искать в НКВД. Примерно в то же время (в 1934) ЦИК СССР принял постановление "Об образовании общесоюзного Народного комиссариата внутренних дел СССР", в состав которого вошло ОГПУ СССР. Как ни странно, это прямо относится к теме детей-сирот. Детей репрессированных, которые в массовом порядке заполняли детдома учитывал отдел АХУ. Детей репрессированных врагов народа в возрасте от 1–1 1/2 лет и до 3-х полных лет размещали в детских домах и яслях Наркомздравов республик в пунктах жительства осужденных. Детей в возрасте от 3-х полных лет и до 15 лет принимали на государственное обеспечение, их размещали в детских домах Наркомпросов других республик, краев и областей (согласно установленной дислокации) и вне Москвы, Ленинграда, Киева, Тбилиси, Минска, приморских и пограничных городов. В отношении детей старше 15 лет, вопрос решался индивидуально. В зависимости от возраста, возможностей самостоятельного существования собственным трудом, или возможностей проживания на иждивении родственников, такие дети могли быть направлены в детские дома Наркомпросов республик, направлены в другие республики, края и области (в пункты, за исключением перечисленных выше городов) для трудового устройства или определения на учебу. Социально опасные дети осужденных, в зависимости от их возраста, степени опасности и возможностей исправления, подлежали заключению в лагеря или исправительно-трудовые колонии НКВД, или водворению в детские дома особого режима Наркомпросов республик. Грудных детей направляли вместе с их осужденными матерями в лагеря, откуда по достижению возраста 1–1 1/2 лет передавали в детские дома и ясли Наркомздравов республик. Помещение детей в детские дома и наблюдение там над ними возлагалось на сотрудников НКВД. При производстве ареста жен осужденных, дети у них изымались и вместе с их личными документами (свидетельства о рождении, ученические документы), в сопровождении, специально наряженных в состав группы производящей арест, сотрудника или сотрудницы НКВД, отвозились: дети до 3-х летнего возраста — в детские дома и ясли Наркомздравов; дети от 3 и до 15-ти летнего возраста — в приемно-распределительные пункты; социально-опасные дети старше 15-ти летнего возраста в специально предназначенные для них помещения. Детей на приемно-распределительном пункте принимали заведующий пунктом или начальник детского приемника ОТК НКВД и специально выделенный оперработник (работница) УГБ. Каждый принятый ребенок записывался в специальную книгу, а документы его запечатывались в отдельный конверт. Затем детей группировали по местам назначения и в сопровождении специально подобранных работников отправляли группами по детским домам Наркомпросов, где и сдавали вместе с их документами заведующему домом под личную его расписку. Детей до 3-х летнего возраста сдавали лично заведующим детскими домами или яслями Наркомздравов под их личную расписку. Вместе с ребенком сдавали и его свидетельство о рождении.
Наблюдение за политическими настроениями детей осужденных, за их учебой и воспитательной жизнью возлагалось на Наркомов Внутренних Дел республик, начальников УНКВД краев и областей. Как показывают архивные документы, особое наблюдение за детьми репрессированных велось систематически и непрерывно.Если оставшихся сирот желали взять другие родственники (не репрессируемые) на свое полное иждивение, их могли выдать на опеку родственникам. Начальник УНКВД по месту жительства лиц, желающих взять детей на опеку, самостоятельно разрешал выдачу детей, о чем ставил в известность начальника НКВД по месту проживания ребенка (в детдоме). Последний давал указание зав. детдомом о выдаче ребенка на опеку, с соблюдением при этом предъявления соответствующих документов (паспорт или доверенность лица, получившего разрешение). Начальник УНКВД, разрешивший выдать ребенка на опеку, в последующем сообщал в АХУ НКВД сведения о нем: фамилия, имя, отчество, кому и когда передан и адрес местожительства опекуна с ребенком. Если дети еще не были отправлены по нарядам в детдома Наркомпроса, их выдавали на опеку родственникам непосредственно на месте. После выдачи ребенка на опеку, УНКВД проверял опекуна по отделам УГБ, на предмет выявления о нем компрометирующих данных. Компрометирующие данные об опекуне могли привести к передаче другому родственнику, о чем опять-таки сообщалось в АХУ НКВД.

Дети репрессированных родителей от 15 до 17 лет включительно, не внушающие своим поведением социальной опасности, не проявляющие антисоветских, реваншистских настроений и действий, при наличии родственников (не репрессированных) могли быть переданы последним на полное их иждивение. При отсутствии таких родственников детей в возрасте от 15 до 17 лет — учащихся помещали в детские дома в пределах области, края, республики (за исключением мест, где были репрессированы их родители), дав им возможность окончить среднее учебное заведение. Дети репрессированных родителей старше 15 лет — не учащиеся, подлежали трудоустройству на предприятиях и учреждениях в пределах области (кроме городов, в которых репрессированы их родители) и за исключением предприятий и учреждений оборонного значения. Социально-опасные дети, проявляющие антисоветские и террористические настроения и действия, предавались суду на общих основаниях и направлялись в лагеря по персональным нарядам ГУЛАГа НКВД. О детях репрессированных родителей старше 15 лет, трудоустроенных или определенных на учебу, УНКВД сообщало списком в АХУ НКВД СССР. Вывод детей репрессированных родителей из детских домов (как переростков или за окончанием учебы) без специального указания АХУ НКВД СССР — не производился.

Детям спецпереселенцев и ссыльных, при достижении ими 16-летнего возраста, если они лично ничем не опорочены, паспорта выдавали на общих основаниях. Но в целях ограничения въезда их в режимные местности, в графе 10-й, в выдаваемых паспортах, делали особую ссылку.
По состоянию на 4 августа 1938 года у репрессированных родителей были изъяты 17355 детей и намечались к изъятию еще 5000 детей. 21 марта 1939 года Берия сообщал Молотову о том, что в исправительно-трудовых лагерях у заключенных матерей находятся 4500 детей ясельного возраста, которых предлагал изъять у матерей и впредь придерживаться подобной практики. Детям начали присваивать новые имена и фамилии.
Так к чему я здесь достаточно подробно остановилась на положении детей репрессированных в годы советской власти ? А чтобы читающий мог представить себе масштабы трагедии этих детей и предположить, что может его ждать в этой книге.
Дети, живущие в спецучреждении, не знающие ни имени, ни фамилии своих настоящих родителей, даже не предполагающие, что они где-то есть, что когда-то они тоже жили в семье, их любили, холили и лелеяли, а сейчас у них у всех фамилия Кукушкины, данная им одной сотрудницей, чтобы их не преследовали за " грехи" отцов. Как они могут жить в этом мире, с детства познавшие горе и лишения ? Не знающие любви и ласки ? Даже просто человеческого отношения к себе ? И сбиваются они в стаи и пытаются найти правду, достучаться до сердец взрослых, и упираются в стену, глухую и непробиваемую. А в глубине их сердец живёт нерастраченная любовь, и надежда, и немного веры, которую систематически разрушают . И им ничего не остаётся как самим встать на собственную защиту.
Беспощадное и безжалостное время, как и сама книга. Достаточно простой слог автора для рассказа бесчеловечной истории позволяет увидеть всю её обнажённую жестокую правду. Не щадите себя , прочитайте эту книгу. И пусть дети больше не поют Жалобную песнь для успокоения сердца.

В той "Истории", что я ношу за пазухой, сказано, что первое стихотворение, созданное человечеством, называлось "Жалобная песнь для успокоения сердца". Там человек, наверное шумер, раз они стихи-то написали, тоскует в своём одиночестве, не зная, кому он нужен в этом мире.... Господи, неужели и тогда, когда только все родилось, было так плохо ?
14 мая 2016
LiveLib

Поделиться